Пятьдесят лет назад земля пахла божьими коровками, крапивой и осколками бутылочного стекла. Причём именно бутылочное стекло придавало земле особый аромат: зелёное - мятный холодок, светло-коричневое – едва уловимый кофейный привкус. Иногда попадался ярко-красный осколок раздавленной велосипедной фары. Нагретый солнцем, он вспыхивал рубиновой молнией и запахом малины.
Вчера, когда на кладбище рабочие копали могилу, я смотрел на землю, летящую из-под лопат. Я ждал, когда же, наконец, промелькнёт малиновая искра. И уже возвращаясь домой, в машине, я понял, что больше никогда её не увижу. Земля потеряла свой запах.
Вообще каждый имеет право умереть, но пользоваться этим правом совсем не обязательно.
Мой хороший знакомый нейрохирург, доктор Кайл Рейнхард, предложил мне поучаствовать в его проекте. Я познакомился с доктором пару лет назад, в спортзале, оказалось, что мы почти соседи. Самое удивительное, что доктор Кайл слышал обо мне и раньше, и даже прочитал несколько моих рассказов. Тогда, в спортзале, он и предложил участвовать в проекте, но мне казалось, что это пустая затея. Я даже позвонил дочке, и мы посмеялись:
- Тебе это совсем не нужно, папа! – сказала Алиса.
- Да, - согласился я. – Мне это совсем ни к чему.
Через год после нашего разговора с Алисой вышла статья доктора Рейнхарда: “Семантика биотоков мозга". Прочитав статью, я позвонил доктору и дал согласие.
- Замечательно! – ответил доктор. – Приходите в офис завтра к шести вечера, чтобы не мешать пациентам.
- В шесть пятнадцать, раньше не смогу.
- Хорошо, - согласился доктор. – Да, вот еще, не забудьте принести с собой текст.
- Я пришлю по телефону.
В статье доктор утверждал, что нашёл ключ к распознаванию образов среди, казалось, хаотичных биотоков головного мозга. “У пациентов, полностью изолированных от внешних шумов, наблюдались сходные по амплитуде и профилю биотоки… при попытке представить один и тот же абстрактный образ. – отмечал доктор в своей статье. - Следующим этапом исследования…, - предлагал доктор, - …будет создание и классификация единой базы знаний образных энцефалограмм”.
Пятьдесят лет назад гроза пахла разрыхлённой землёй. И напоследок, улетая на север, сбросила из разорванной тучи солнечное перо. Оно упало на грядку анютиных глазок, где-то между кустом роз и поломанным деревянным забором. Упало - и зажгло там маленькую радугу. В голубой высоте уже и следа не осталось от прошедшей небесной баталии, а разноцветная искра все ещё переливалась то красным, то синим, то малино-фиолетовым огнём.
Пока ты смотришь на этот огонь, он будет гореть. Но только коснись его, и он погаснет, превратится в обычную стеклянную бусинку, оторвавшуюся от платья соседской девчонки.
Интересно, отличит ли алгоритм доктора Рейнхарда бусинку от кусочка радуги?
Гроза ушла, и всем стало легче, только трёхмесячному брату и маме было ещё тяжело, потому что она кормила его грудью и у неё пропадало молоко, брат ревел от голода и терзал тело, пока молоко не стало розовым от проступившей крови. “Мне больно”, - стонала мама и подкладывала вату. Мне тоже тогда стало больно и я выбежал из дома. Я бежал и мне всё ещё было плохо, и только аромат распутившейся после грозы чайной розы цвета молока и крови притупил боль. Огромной, молодой, свежей розы…
- Здравствуй, папа! – звонила Алиса. – У тебя всё хорошо?
Добавить комментарий