" Ах, эти сказки! Излюбленное развлечение людей Востока! Чтобы не упустить ни слова, муж перестаёт бить жену, палач замирает с занесённым над шеей приговорённого мечом, рабы ставят на землю носилки, из которых выглядывает заинтригованный не менее их благородный господин, купцы прекращают расхваливать свой товар. Сказки, сказки... всякий готов слушать их до бесконечности, подобно тому жестокому властителю, что внимал премудрой Шахерезаде тысячу и одну ночь".
Зофья Коссак-Щуцкая Крестоносцы
1
- Вспоминается мне, - проговорил мой господин купец Рахматулло, когда мы блуждали по узким улицам города Худжанда. – Вспоминается мне, как некий мудрец нашёл на дороге ослиную подкову и заметил: «Теперь дело за четырьмя безделицами – осталось разыскать ещё три таких же подковы и осла!»
Я хотел ответить своему господину, что уж кого-кого, а осла ему удалось найти. И этот осёл - его бедный летописец Мамед – ат- Тибризи, несущий сейчас хурджин, кумган, ватное одеяло на случай холода во время ночлега в горах и запасы домашних лепёшек. Нести всю эту поклажу по городу довелось мне, поскольку своих лошадей мы оставили в караван-сарае, а нанимать носильщика многомудрый купец Рахматулло отказался.
Но, как и подобает преданному слуге, я не дерзнул блистать перед хозяином своим красноречием и лишь сдержанно осведомился, с чего вдруг мой всезнающий господин вспомнил эту весьма известную всем постояльцам караван-сараев притчу.
- А к тому, - в задумчивости приостановился тут купец Рахматулло, даже не взглянув на меня, истекающего потом. - Что у нас есть письмо от почтенного визиря Бухары Азиз-бека к не менее досточтимому худжандскому мулле Вахиду. – Теперь дело за четырьмя безделицами. – Осталось найти самого муллу, его дом, а также, куда в последнее время исчезают деньги муллы, которые он откладывал на ремонт мечети, и, самое главное, того, кто их крадёт…
- О том, где проживает мулла, мы спрашивали в караван-сарае, - робко вставил тут я. – Но его владелец поведал нам, что мулла живёт на берегу Сырдарьи в махалле седельников, а жена владельца не менее горячо доказывала, что искать дом муллы непременно нужно возле старой крепости Тимур-Мелика (1)… - продолжил я совсем уж упавшим голосом, ибо подниматься наверх под гнётом лепёшек и кумгана мне вовсе не хотелось. – Коли уж между мужем и женой нет согласья…
- Что поделать, Мамед? - вопрошал купец Рахматулло. – Несмотря на своё имя (2) мулла Вахид - не единственный мулла в Худжанде, - добавил он с усмешкой. – Ну да ведь и Худжанд – город маленький. Не то, что наша шумная Бухара. И, потом, скажи, мой верный Мамед, разве тебя так страшит крепость Тимур-Мелика? Ведь и полчища Чингис-хана не устрашились перед ней…
Во благодарение Аллаху нам вскоре повстречался водонос, объяснивший нам, что искать муллу Вахида и его мечеть с покосившимся минаретом необходимо в махалле седельников.
- Вот видишь, Мамед, - воспрял духом купец Рахматулло. – Сам Всевышний помогает нам, ибо поиск денег, отложенных муллой на благоустройство мечети, есть дело богоугодное… А визирь Азиз-бек пусть и дальше считает число повешенных на площади Бухары! – закончил он язвительно.
Тут я вынужден прервать свой рассказ, дабы поведать многоуважаемым читателям о нашей последней встрече с визирем и о том, как стражники ошиблись в числе повешенных на городской площади. Ибо обстоятельство это важное и значение его будет ясно лишь в конце рассказа. Но всему своё время…
2
После того, как яркое солнце прежнего визиря Ибрагим-бека закатилось, великий хан наначил своим устроителем порядка в державе некоего Азиза или, как с тех пор его величали, Азиз-бека, начинавшего свой путь скромным писцом в канцелярии. Как-то утром моего господина купца Рахматулло разбудили стражники и велели ему идти во дворец визиря. Не слишком вежливые стражники прихватили с собой и меня.
Когда нас ввели в покои визиря, тот диктовал секретарю письмо:
- Мир, тебе, многоуважаемый мулла Вахид. Долгие годы минули с тех пор, как мы с тобой покинули стены медресе Улуг-бека в Самарканде, в коих сторож по прозвищу Одноглазый дэв за распитие вина нещадно колотил нас обоих… – тут Азиз-бек спохватился и бросил секретарю:
- Немедленно вымарай про сторожа, а лучше начни писать заново, вот так: «Долгие годы минули с тех пор, как мы с тобой покинули стены медресе Улуг-бека в Самарканде. И должен признаться, что с тех пор я никогда не завидовал тебе, так как сейчас. Ведь ты ведёшь жизнь скромного, учёного человека, наставляющего на пути Аллаха простых и бесхитростных жителей Худжанда. А кто такой я? Всего лишь подставка для ног у трона хана Бухары, о которую он вытирает свои царственные подошвы, никчемный калам в благородной деснице, хрупкостью своей подобный тростнику и содержащий в себе лишь каплю чернил разума… - с неким сладострастием показного самоуничижения продолжал визирь Азиз-бек. Пресытившись им, он, наконец, принялся диктовать далее о другом:
- В своём письме, о почтенный Вахид, ты сообщал нам о том, что решиил украсить свою мечеть, но заметил, что деньги, собранные тобой, исчезают. Спешу уведомить тебя, мой друг, что в нашей Благородной Бухаре проживает купец именем Рахматулло, хитроумием своим превзошедший Синдбада-морехода. Я пришлю к тебе в Худжанд оного купца, дабы тот разыскал похищенные деньги и изобличил похитителя…
Тут визирь Азиз-бек замолчал и, устремив свой взгляд на моего господина, сохранявшего невозмутимый вид, задал тому вопрос:
- Итак, готов ли ты, купец, отправиться в Худжанд, дабы помочь моему другу, благочестивому мулле Вахиду, в его деле, угодном Аллаху?
- Но как же мои торговые дела? – осмелился возразить Азиз-беку мой господин. – Ведь путь от Бухары до Худжанда неблизкий, а нам необходимо ещё и выполнить ваше поручение, и неизвестно, сколько времени на это потребуется…
- Ты, почтенный Рахматулло, ведёшь торговлю не первый год, и у тебя немало приказчиков, способных заменить тебя, пока ты будешь в Худжанде. Я дам тебе лучших коней и пайцзу, - ответил визирь тоном, не терпящим возражений. – А коли паче чаяния твои дела понесут убытки за время твоего отсутствия, то казна возместит тебе их! К тому же, Рахматулло, коли ты спас наше ханство от войны, коли ты лучше всех распутываешь заговоры в гареме, - промолвил далее он с нескрываемой издевкой. – То лучшего места, чем Худжанд для тебя не найти. Ведь этот город построил сам Искандар Двурогий, дав ему имя Александрия Эсхата, что на языке греков значит «Последняя», - многозначительно закончил визирь и, обратившись к секретарю, принялся далее, как ни в чём не бывало, диктовать письмо:
- Спешу уведомить тебя, мой почтенный друг, что казна нашего ханства обильна и полна бадахшанскими самоцветами, хиндустанскими алмазами, золотом и серебром. Но, по великому моему сожалению, ничего из этого достояния не могу я прислать тебе для украшения твоей мечети в славном городе Худжанде, ибо сам я не имею ничего, и все эти богатства проходят сквозь мои пальцы, словно песок. Подобно тому как Юсуф ибн Якуб(3) из рабов сделался визирем падишаха Мисра, так и я, став визирем, являюсь всего лишь рабом светлого хана и только моё… моё… - тут Азиз-бек запнулся, силясь подобрать нужное слово.
- …Усердие, - услужливо подсказал великому визирю его секретарь.
- …. моё усердие отличает меня от прочих рабов моего повелителя, - облегчённо подхватил Азиз-бек. – А жилище моё темнотой и бедностью своей напоминает чрево рыбы, поглотившей пророка Юнуса(4)…
Уж не знаю, о чём далее собирался разглагольствовать великий визирь Бухары. О пустой ладони Искандара или, быть может, о саване Салах-ад-дина? (5) Об этом нам не довелось узнать, ибо Азиз-бек ещё не успел изречь очередное поучительное слово, как в его покои ворвался Джасур, начальник городской стражи.
- Бунт! Измена! Бунт! – вскричал он. – Прикажи, о великий визирь, без промедления направить всех стражников дворца на городскую площадь, ибо в городе зреет бунт!
- Бунт? – недоверчиво переспросил визирь Азиз-бек. – Измена? Из чего ты заключаешь, что в нашей Благородной Бухаре пустила корни измена?
- Видишь ли, благородный Азиз-бек, - начал рассказывать начальник стражи. - Вчера по приговору великого хана на городской площади было повешено шесть преступников. – Сегодня утром меня разыскал один из часовых и сообщил, что теперь на виселице… семь человек… - в растерянности изрёк Джасур.
- Семь человек? На виселице? - медленно переспросил визирь, с преувеличенной серьёзностью. – Семь человек вместо шести? – повторил он, словно бы в глубокой задумчивости. – И это всё, что ты спешил сообщить нам, почтенный Джасур?
- Да, о калам справедливости! – подтвердил начальник стражи. – Именно так!
- И что же?! Ради этого пустяка ты осмелился нас беспокоить?! – подскочил тут Азиз-бек. – Ради какого-то повешенного ты вздумал нарушить мой покой, в то время когда даже в минуты отдохновения от державных трудов, я не даю воли своей лености, но пишу благочестивые письма своим далёким друзьям, подкрепляя их именем Аллаха в их смиренных деяниях! – продолжил визирь томно уже более спокойным голосом. – Уверен ли ты, Джасур, что вчера вечером повешенных было именно шесть? – тут же спросил он холодно.
- Уверен! – кивнул головой в ответ начальник стражи. – Вчера по приговору великого хана были повешены, - стал охотно перечислять он, не без удовольствиия припоминая вину каждого из казнённых, - были повешены: какой-то старикашка, кажется, из народа яхуди, торговавший мерзкими снадобьями под видом лекарств – от его снадобий несколько человек скончалось… Далее… бывший ученик медресе, которого обвинили в распространении ереси хуруфитов (6) и клевете на священный Коран. Кроме того, двое закоренелых конокрадов… ещё тот безумец, что взобрался на минарет Колон (7) и кричал, что скоро грядёт конец света и поэтому дехканам не следует платить подати…. Кажется, все, - осёкся Джасур, но тут же спохватился под буравящим взором Азиз-бека. – Ах, да ещё тот ювелир, который совратил свою падчерицу, а после убил её, испугавшись разоблачения. Теперь все! – облегчённо провёл он рукой по лбу.
- А что же седьмой повешенный? – погладил бороду Азиз-бек. – Во что он был одет? Был ли на нём дорогой халат? Удалось ли найти при трупе деньги или, к примеру, драгоценные украшения?
- Да что вы, о воплощённый порядок в государстве! – взмахнул рукой начальник стражи. – По виду это был какой-то оборванец, одетый в лохмотья. Лицо его было так испачкано грязью, что сложно было узнать, кто перед нами!
- Оборванец? – скривил уголки губ в усмешке визирь. – Что ж раз этого оборванца нашли повешенным, то значит он того стоил! Так, кажется, сказал один кайсар Рума (8), когда на его глазах был казнён один лишний преступник.
- Но, почтенный Азиз-бек! – осмелился возразить начальник стражи Джасур. – Ведь тот, кто повесил этого человека, кто бы он ни был, нарушил право великого хана казнить и миловать, принадлежащее только нашему повелителю! К тому же я попросил лекаря-табиба осмотреть мёртвое тело, и он сообщил мне, что этого неизвестного сперва задушили и лишь затем вздёрнули на виселице!
- Лекаря табиба? – возмущённо переспросил великий визирь. – Полагаю, Джасур, тебе были не к лицу все эти ухищрения. Я на твоём месте молил бы Аллаха, чтобы слух об этом неизвестном повешенном не дошёл бы до ушей светлого хана. Ведь это твои люди не уследили за виселицей? – откровенно напустился он на начальника стражи. – Наверняка вместо того, чтобы стеречь повешенных они отправились в ближайшую чайхану и предавались там курениию терьяка, а после уснули, овеянные сладостными грёзами? Или, может быть, они решили скоротать ночку с какими-нибудь танцовщицами или певичками в весёлом доме, - плотоядно облизал губы Азиз-бек, а затем проговорил наставительно:
- Так или иначе, тебе почтенный Джасур, следует всыпать стражникам, стерёгшим виселицу, палок. Пожалуй, двадцати ударов им хватит, каждому, я хочу сказать. Всех повешенных хорошо было бы снять и закопать где-нибудь на пустыре за пределами города… Да, зарыть бы их всех, как собак, поскорее, и кто станет допытываться, шестеро было повешенных, либо же семеро… И смотри, Джасур, постарайся, чтобы люди не болтали о лишнем повешенном на базаре, да в чайханах и винных домах нашей Благородной Бухары, дабы о нём не узнал, не приведи Аллах, наш повелитель. Ну вот, стало быть, так мы и поступим, правда, Джасур? – уже ободряюеще улыбнулся визирь начальнику стражи. – А то врываешься ко мне, кричишь: «Бунт, убийство!» Бай-бай-бай! Чего только на свете не бывает! – воздел руки к небу Азиз-бек. – Разве это повод, чтобы отвлекать меня от моих душеспасительных занятий? Может, твои стражники и в самом деле обсчитались? Ну и будет им впредь наука! Не умеют, как следует, считать повешенных, пусть посчитают удары на своих спинах!
Слушая великого визиря, Джасур лишь понятливо кивал. На его лице, казалось, было написано лишь недоумение – как он сам своим разумом не дошёл до того, что ему советовал сейчас великий визирь Азиз-бек. И лишь под конец он, всё с той же недоумённой улыбкой, заметил:
- А, между тем, о устроитель порядка в ханстве, наперёд лучше отрубать головы преступникам, чем вешать! Ведь сосчитать отрубленные головы, выставленные, скажем, на мосту гораздо проще, чем повешенных. Головы-то – вот они перед тобой! А повешенные… пока поднимешь глаза к небу, пока окинешь их всех своим взором. А если и день солнечный! Либо же, напротив, ночная густая тьма… Не мудрено и ошибиться… Да и великий гурхан Тимур предпочитал рубить…
- О почтенный Джасур! – вскричал тут Азиз-бек, словно бы поражённый мудростью начальника стражи. – Мысль твоя ясной остротой и тонкостью своей подобна власяному мосту Чинват между адом и раем! – продолжил он с откровенной издёвкой в голосе. – Только вот скажу тебе как другу, - понизил голос великий визирь. – Отрубленные головы легче сосчитать, да их легче и подменить… Вот, скажем, отрубят вечером голову какому-нибудь оборванцу, и выставят её на мосту. Глядишь, а утром вместо головы оборванца уже голова начальника городской стражи! Кстати, говорят, - резко сменил тему Азиз-бек, прежде чем Джасур понял, что тот над ним потешается. – Говорят в стране христиан, в безбожном Франгистане, есть виселица, на которой можно разом вздёрнуть пятьдесят человек! Машалла! (9) Только вообрази себе, почтенный Джасур, как тяжело её стеречь! Можешь поведать об этом своим подначаленным когда их будут подвергать палочному наказанию… А теперь ты понял, как надо поступать, - произнёс он, наконец дав понять начальнику стражи, что разговор окончен. – Смотри же, чтобы никто не проболтался. На купца и его слугу, что слышали нашу беседу, – не обращай внимание. Они не станут болтать и к тому же вот-вот уезжают в Худжанд… Все прочие сплетники – это уже твоя забота, уважаемый!
Выпроводив начальника городской стражи, великий визирь приказал нам также уходить, сообщив, что письмо с его печатью и пайцзу нам доставит гонец домой.
Словом, мы двинулись в Худжанд лишь спустя два дня, поскольку мой господин желал привести в порядок наши торговые дела. Таковы были события, что привели нас в этот город на дорогу в махаллю седельников через площадь.
3
- Аллах с ним со всем, Мамед! – проговорил тут купец Рахматулло. – Мы тут толкуем о повешенных, а, взгляни, тут на площади детишки слушают сказку заезжего ашика. И действительно жизнь сильнее смерти!
- Думаю, дети на площади не одни, а пришли туда вместе с родителями. Спросим, у кого-нибудь из них, не знают ли они муллу Вахида, - предложил я.
Мы смешались с толпой людей, собравшихся на площади. До меня донёсся голос сказителя:
«… Хасан, устав пасти овец, задремал. Когда же он проснулся, то увидел трёх старцев. Старцы велели ему испить вина и показали ему портрет девушки. Когда же потрясённый её красотой Хасан спросил, кто же это, старцы ответили ему, что это Гюльджан, дочь падишаха страны Чин и Хасан теперь будет любить её до самой смерти…»
Перекрикивая говор детей и слова сказочника, купец Рахматулло осведомился у одной из женщин, верной ли дорогой мы идём к дому муллы Вахида. Оказалось, что мы уже почти пришли, и вскоре я и мой господин уже стучались в ворота дома муллы. Наконец, ворота отворились, и на пороге мы увидели пожилую служанку.
Бухарский купец показал ей письмо великого визиря с печатью и попросил позвать хозяина.
- А муллы нет… - опустив голову, произнесла она.
- Не беда! – живо откликнулся мой господин. – Он, должно быть, в мечети, и мы непременно там его разыщем! Ведь мечеть недалеко отсюда?
- Вы не понимаете, уважаемый! – сказала женщина. – Его нет и в мечети, мой хозяин исчез!
- Исчез? – переспросил купец Рахматулло. – Думаю, будет лучше, если вы всё расскажите нам по порядку…
В ответ служанка поведала нам, что прислуживает в доме муллы Вахида, являясь к нему каждый день к полудню – делает уборку и готовит обед, который затем мальчик, её племянник, относит мулле в мечеть. Вот и сегодня она пришла домой к мулле. Не застав того дома, она не удивилась – решила, что тот в мечети. Приготовив обед, служанка, как всегда, отправила в мечеть своего племянника, но тот вскоре вернулся, сообщив, что муллы там нет, и с утра в мечети он не появлялся и был там последний раз вчера вечером.
- Может быть, почтенный Вахид снова вынужден искать в доме вина своего племянника? – предположила робко служанка. – Тот уже не единожды позорил дядю…
Купца Рахматулло изумило исчезновение муллы Вахида, хотя он и не подавал виду. Он вежливо попросил служанку позволения дождаться её хозяина в доме.
- Оставайтесь, - согласилась та. – Думаю, мой хозяин будет рад услышать от вас, что вы доставили ему письмо его друга – великого визиря Бухары… если только… - замолчала она, не договорив.
Мы, тем временем, вошли во двор.
- Вы не подскажете, куда ведёт эта боковая лестница? – спросил Рахматулло у служанки.
- В кладовую, - пояснила та.
- Мы спустимся, - предложил мой господин тоном, не терпящим возражений.
Спустя совсем немного времени мы, все трое прихватив масляный светильник, спустились вниз.
- Смотрите-ка и дверь не заперта! – заметила служанка. – А обычно мой хозяин предпочитает держать кладовую на замке…
Купец Рахматулло толкнул дверь плечом, и мы вдвоём, оставив женщину позади, вошли внутрь. В кладовой царила тьма, которую осветило лишь слабое мерцание масляного светильника. Я ступил в темноте, и, ощутив под ногами нечто влажное и скользкое, попятился назад.
- В чём дело, Мамед? – окликнул меня мой господин, а затем, приблизившись и, посветив мне под ноги, добавил:
- Похоже, ты ступил в лужу крови…. И, кажется, кровь течёт вот осюда, - указал он на бурдюк, в котором должно было храниться масло.
Когда мы подошли к бурдюку поближе, то увидели в нём мёртвое тело человека.
-Вот, кажется, нашёлся и мулла, - проронил купец Рахматулло.
- И он мёртв! – подхватил я. – Но что он делал в бурдюке и вообще в этой кладовой?
- Действительно, - заметил купец Рахматулло. – Если убийца скрыл тело муллы в бурдюке, чтобы затем вынести и перепрятать, то почему не сделал этого ночью, когда в доме никого не было?
- Убийца? – переспросил я. – Вы уверены, что его убили? И почему вы решили, что убийство произошло именно ночью?
- На несчастный случай это явно не похоже. Череп мулле проломили сзади чем- то тяжёлым, - сказал мой господин. – Сам он едва ли был способен нанести себе такую рану… Да и зачем самоубийце лезть в бурдюк? Тело муллы закоченело, это говорит о том, что он провёл в бурдюке уже немало времени. К тому же мулла уже с утра ко времени утреннего намаза должен был быть в мечети, а он там, как пояснила нам служанка, не появлялся. Стало быть, муллу убили в промежуток между вечерним и утренним намазом…
Я согласно кивнул, слушая рассказ господина, но сам призадумался в это время о другом…
Не слишком ли много смертей за последнее время? Вначале неизвестный на виселице в Бухаре, а теперь вот мулла с разбитой головой в бурдюке из-под масла. И всегда мы оба, я и мой господин, оказываемся замешанными в очередное убийство. Почему визирь Азиз-бек так настойчиво желал, чтобы никто не узнал о неизвестном повешенном? Случайно ли вышло так, что мы услышали рассказ начальника стражи о нём? Почему визирь так хотел направить нас в Худжанд? Не для того ли, чтобы мы погибли там от руки убийц? Но когда к Азиз-беку явился обеспокоенный начальник стражи с рассказом о повешенном, он уже диктовал письмо мулле Вахиду, чтобы тот принял нас в Худжанде? Или визирь всё рассчитал заранее, и он знал, что если бы мой господин не уехал в Худжанд, он непременно расследовал бы появление таинственного седьмого трупа на виселице? Не калам ли справедливости подослал убийц в Худжанд? Но для чего было нужно Азиз-беку обрывать жизнь муллы, коего он называл своим другом? Может быть, для того, чтобы тот не успел сообщить нам, что никаких денег у него не крали?
Я собирался поведать о своих мыслях купцу Рахматулло, когда до меня донёсся зычный мужской голос, исполненный явного недовольства:
- Как ты только посмела пустить в дом твоего господина, незнакомцев, старая карга? Где они?! В кладовке?! Как у тебя только ума хватило позволить им войти туда?! А ну, живо дай мне какую-нибудь свечу – я сейчас же спущусь к ним и погляжу, каковы эти бездельники!
Купец Рахматулло, услышав недовольный говор незнакомца, двинулся наверх и жестом велел мне следовать его примеру. Вскоре нашим взорам предстал мужчина средних лет, одетый в парчовый халат. Благородная осанка, пышная борода и мудрёно завитый тюрбан выдавали в нём знатного человека. Своими холёными пальцами незнакомец поигрывал кинжалом в ножнах, что висел у него за поясом.
- Мы уже здесь, почтенный, - обратился к нему купец. Рахматулло. – Я полагаю, сиятельному…
- Сиятельному Нурдин-беку, - нетерпеливо вставил незнакомец.
- Конечно же! – подхватил бухарский купец. - Сиятельному Нурдин-беку вовсе не следует утруждать себя спуском в тёмную кладовую, - продолжил он с едва заметной ехидцей в голосе. – Также сиятельному Нурдин-беку будет полезно узнать, что у стоящего перед ним покорного раба есть письмо с печатью от визиря Бухары, в котором визирь приказывает оному рабу помочь мулле Вахиду отыскать похитителя его денег… Но, к сожалению, ничтожный раб может выполнить только вторую часть приказания великого визиря.
Нурдин-бек вырвал свиток с письмом из рук моего господина, внимательно взгянул на печать и бегло прочитал письмо, затем спросил уже мягче:
-Ты и твой слуга, купец, стало быть, - посланцы визиря? От меня сразу не укрылось, что ты не так прост. Однако же, почему ты говоришь только о второй части поручения?..
- Я говорю так, - ответил купец Рахматулло. – Ибо первую его часть выполнить невозможно. Мулле Вахиду уже ничем не поможешь. Мы не так давно нашли в кладовой мёртвое тело с проломленной головой. Сдаётся мне, что оно принадлежит уважаемому мулле. Почтенный бек мог бы развеять мои сомнения…
Не сказав нам ни слова, бек велел позвать своих слуг и поднять мертвеца.
- Да, это он, мой друг Вахид, - произнёс он сокрушённо.
- Как вы полагаете, кто мог желать смерти мулле? – спросил купец Рахматулло. – Я спрашиваю вас не от своего ничтожного имени, но волею великого визиря.
- Как кто? – торопливо бросил Нурдин-бек. – Конечно же, исмаилиты, те, что нашли убежище в горах Памира. Почитатели Насира Хосрова-аль-Марвази (10) … Мерзкие шииты, превозносящие Али выше всех праведных халифов. Стоит ли удивляться, что они убили муллу, ведущего нас по пути правой веры. Будь их воля, исмаилиты устроили бы здесь резню, подобную убийствам в Халебе (12)…
- Я думаю, почтенный бек спутал почитателей Насира Хосрова, мирных исмаилитов Памира, и последователей Горного старца, которых истребили монгольские ханы много столетий назад, - возразил бухарский купец.
- Разве сам великий Джами не называл шиитов псами? – гневно, но в то же время немного устало проронил Нурдин-бек.
- Так вы полагаете, сиятельный бек, мулла Вахид искал спасения от преследующих его шиитов в бурдюке из-под масла, стоящем в кладовке? – бросил в ответ купец Рахматулло, и губы его тронула насмешливая улыбка.
- В кладовке… ах… да, - провёл рукой по лбу бек, точно вспомнив что-то. – Мне только сейчас пришёл на ум мой последний разговор. Ведь именно в кладовке он и прятал свои деньги, по крайней мере, значительную их часть. В мешке вместе с ячменной мукой!
Мы вновь спустились в кладовку, и в, самом деле, в мешке с мукой обнаружились золотые монеты – арабские дирхемы, базанты из Константинополя и множество других монет.
- Клянусь, Аллахом, денег было больше! – вскричал Нурдин-бек.
- Видимо, покойный мулла Вахид был вашим близким другом, раз указал место тайника с деньгами, - заметил купец Рахматулло.
- Что ж, можно, наверное, выразиться и так, - промолвил в ответ Нурдин-бек. – С тех пор как хан Тохтамыш угнал в рабство из этого города поэта Камола (12), здесь не так уж много образованных людей. Мулла Вахид был одним из них. Я заключил брак со своей женой в его мечети, и мулла засвидетельствовал наш союз перед Всевышним… Так что неудивительно, что между нами не существовало тайн…
- Кстати, о тайнах, - напомнил мой господин. – Сиятельный бек теперь не станет утверждать, что муллу Вахида, убили исмаилиты?
- Да уж! – подёрнул плечами тот. – Едва ли исмаилиты стали бы убивать из-за денег, а после прятать тело в бурдюк… Думаю, картина убийства ясна. Мулла Вахид, который и раньше страдал от происков неизвестного вора, каким-то образом узнал, что вор пронюхал и о его тайнике в кладовке. Дабы изловить вора с поличным мулла спрятался в бурдюке из-под масла и дождался грабителя. Тот, узнав муллу, рассвирепел и убил его, а затем бежал и в страхе прихватил с собой лишь часть денег…
- Сиятельный бек говорит весьма разумно, - тихо проронил купец Рахматулло. – Но в моей неучёной голове зародились некоторые вопросы…
- Какие ещё вопросы? – самодовольно хмыкнул в ответ Нурдин-бек.
- Ну, например, если мулла заметил вора, то он должен был успеть выскочить из бурдюка, и тогда бы мы нашли его тело на полу. А мы с Мамедом обнаружили почтенного Вахида мёртвым в самом бурдюке. И вокруг никаких следов борьбы. Складывается такое впечатление, будто мулла сам ждал, пока убийца найдёт его в бурдюке и совершит своё чёрное дело…
- Убийца вполне мог заранее напоить чем-нибудь муллу, например, чаем или щербетом, куда было подмешано сонное зелье, и проникнуть в кладовую, а после он заметил в бурдюке Вахида, который желал проследить за ним, но уснул. Испугавшись разоблачения, преступник нанёс мулле смертельный удар…
- Зачем же было убивать, ежели мулла Вахид спал и не мог опознать вора? - не уступал купец Рахматулло.
- Что же тогда, вы полагаете, произошло? – поднял на него недоуменный взгляд Нураддин-бек.
- Я полагаю, - веско произнёс купец Рахматулло. – Что убийца и не был вором, а деньги взял, как говорится, для отвода глаз.
- Но как в таком случае мулла Вахид оказался в бурдюке из-под масла? – удивлённо спросил Нурдин-бек.
Не ясно, - ответил мой господин. - И не ясно, коли мулла Вахид взялся устроить засаду на вора в кладовке, - продолжил он, - то почему решился подстеречь его один, почему не позвал служанку, стражников или хотя бы, к примеру, вас, сиятельный бек?
- Возможно, - сказал в ответ бек, – вор был слишком хорошо знаком мулле, и он не желал привлекать ничьё внимание…
- Служанка муллы Вахида говорила мне, - произнёс бухарский купец, - что у того есть племянник, судя по его привычке посещать винные дома, весьма легкомысленный молодой человек…
- Верно, - подтвердил Нурдин-бек. – Племянник муллы учился в медресе в Самарканде, но его выгнали оттуда за слишком вольный нрав. А ведь когда-то этот юноша подавал надежды сделаться известным богословом-факихом. Теперь же он вернулся в Худжанд и сейчас шляется по кабакам, неизвестно откуда берёт деньги на вино. Этот повеса вполне мог сделаться вором и обокрасть родного дядюшку…
- Вы хотите сказать вором, но не убийцей? – пристально взглянул на Нурдин-бека купец Рахматулло.
Вместо ответа сиятельный бек лишь тягостно вздохнул.
- Думаю, - рассудительно произнёс бухарский купец, – нам следовало бы разыскать племянника муллы Вахида…. Скажите, почтеный бек, как имя этого юноши и где мы могли бы его найти?
- Имя своё, - горько усмехнулся тут Нурдин-бек, - имя своё, то бишь Мавлон – учёный, этот глупец и бездельник получил, словно в насмешку. А искать его следует после вечернего намаза, ибо до захода солнца он обычно шатается по базару, выклянчивая деньги и выполняя мелкие поручения торгашей. Они иногда зовут его написать или прочесть какое-нибудь письмо или сыграть роль зазывалы. Всё же, грамоте этот беспутный юнец обучен, да и язык у него подвешен… После же вечернего намаза, когда все добрые мусульмане торопятся домой, этот одержимый идёт в винный дом, тот, что содержит один гебр(14), имени которого я не помню. Но эту майхану все знают, и я без труда проведу вас туда. А пока солнце ещё не село, я приглашаю вас к себе выпить чаю. Мои слуги обмоют тело муллы и уведомят городские власти, а я оставлю денег служанке, дабы она достойно погребла тело моего друга. Думаю, будет лучше, если мы похороним муллу завтра, когда тело осмотрит лекарь-табиб, - распорядился бек. – Лучше бы моему другу, конечно, сегодня предстать перед Мункаром и Накиром, загробными стражами из числа ангелов, как и велят законы ислама, но раз смерть была насильственной, необходимо дать знать об этом властям.
4
Не прошло и часа как мы сидели в саду дома Нурдин-бека. От моего взгляда не ускользнула скромность жилища и отсутствие слуг в доме – хозяин сам разливал нам чай. Мы, а вернее хозяин дома и мой господин, старались говорить о посторонних вещах, – об интригах последних Тимуридов, об истории Худжанда, – и не касались печальных событий последних дней. Но в конце концов Нурдин-бек не сдержался и вернулся в разговоре к своим воспоминаниям о мулле Вахиде.
- Мы с ним часто толковали о Сунне и о Коране, - припоминал бек. – В священной книге немало знаний, доступных лишь правоверным, о которых ни христиане, ни иудеи даже не помышляют!
- Мудрый бек прав! – решил тут блеснуть своей учёностью я, хранивший доселе молчание. - Лишь предания ислама донесли до нас имя возлюбленной Юсуфа ибн-Якуба. Ни христиане, ни иудеи не сохранили его в памяти своей, и лишь правоверные знают, что имя жены вельможи из Мисра, соблазнившей Юсуфа, но после раскаившейся, – Зулейха…
- Верно, её имя было Зулейха, - устало и как-то отрешённно проронил Нурдин-бек и вдруг, словно бы задумавшись, уронил на землю пиалу с чаем, разбившуюся на мелкие осколки.
В саду воцарилось неловкое молчание.
- Простите ради Аллаха моего болтливого слугу, - пришёл на помощь хозяину дома купец Рахматулло. – Он выучился грамоте, но не выучился молчать, когда говорят знатные люди. И верно, ещё ваш знаменитый земляк, поэт Камол, советовал опасатьтся тебризцев в своих стихах (13), - скрасил он шуткой возникшее между нами вдруг отчуждение. – Кстати, визирь Азиз-бек в своём письме тоже вспомнил Юсуфа-ибн-Якуба, - мой господин поспешил перевести разговор на другую тему.
Но беседа как-то сама собой прекратилась, и чаепитие прошло в молчании.
Вскоре после захода солнца Нурдин-бек проводил купца Рахматулло вместе со мной в майхану огнепоклонника.
Что майхану содержал гебр, (14) ничего удивительного в том не было, ибо правоверным запрещалось торговать вином. Но внутреннее убранство дома вина поразило нас своей роскошью – мы просто терялись в догадках, откуда огнепоклонник раздобыл столько денег на украшение майханы. Впрочем, разглядывать стены винного дома нам долго не пришлось. Едва мы успели переступить его порог, как какой-то человек в оборванном халате, но тщательно завитой чалме и с акккуратно подстриженной бородой громко прочёл бейт Алишера Навои, вероятно, подзывая хозяина:
Мальчик-маг, когда пируют люди знания в кабачке,
Чашу первую ты должен поднести, безумцу, мне. (15)
На зов вдохновенного пьяницы не замедлил явиться и «мальчик-маг» - худой высохший, как жердь мужчина со старушечьим лицом евнуха.
- Чего изволит благородный господин? – подобострастно спросил он у гуляки с чашей.
- Благородный господин изволит задать тебе вопрос, гебр. – внешне спокойно ответил тот, отхлебнув вина. – Правда ли, что, вы, гебры, своих покойников отдаёте на растерзание хищным птицам в особых башнях, именуемых вами «башнями молчания», где трупы ваших родных и близких гниют неделями?! А, гебр? Может быть, поэтому твоё вино давно насквозь пропахло мертвечиной?! – выплеснул он напиток из чаши прямо в лицо огнепоклоннику. – А ты ещё смеешь угощать им добрых мусульман!
- Верно, верно! – раздались голоса мужчин, сидевших в майхане. – Раз эти гебры верят, будто огонь очищает, следует самого этого мошенника очистить огнём!
- Да, зачем его сжигать?! Будет достаточно попросту вздёрнуть этого негодяя на его же собственном зуннаре! (16)
- Не для того я стал гази и воевал под знаменем османского султана, чтобы нечестивцы-гебры обманывали меня в моём собственном городе!
Несколько возмущённых мусульман окружило владельца майханы – все они были готовы избить его.
- Спокойствие, правоверные, спокойствие! – вмешался тут Нурдин-бек. – Расступитесь! Убеждён, Первез не желал никому из вас вреда и он платит джизью, как и подобает всякому из числа гебров.
Внушительный вид Нурдин-бека разом отрезвил захмелевших правоверных, и они покорно расступились перед ним, а бек двинулся к оскорбившему огнепоклонника пьянице, который так и застыл с чашей, и внятно произнёс:
- Стыдись, Мавлон! Мало того, что тебя вышвырнули за ворота медресе, так и даже в доме вина ты готов учинить беспорядки!
- Не кажется ли вам, почтенный бек? – глумливо ухмыльнулся тот. – Не кажется ли вам, что между медресе и майханой не так уж много и разницы? Раз закрыты передо мной двери одного храма, почему бы мне не постучаться в ворота другого! Как говорится: «В том храме идолов не чтут! Так Навои сказал!» (17)
Не в силах более сдерживать свою ярость, Нурдин-бек схватил Мавлона за плечи и затряс:
- Ты тут кричал, что гебры оставляют тела своих родных и близких на съедение птицам, а ты сам лучше поступил, когда проломил голову своему дяде, почтенному мулле Вахиду, и оставил его умирать в бурдюке из-под масла?! Лучше?! – злобно зашипел бек ему на ухо.
- Мой дядя мёртв? – отшатнулся Мавлон, побледнев. – Быть того не может!
- Да, мёртв! Его убили прошлой ночью! – вскричал в ответ Нурдин-бек. – И это ты убил его и обокрал! А после запихнул в бурдюк из-под масла, чтобы покуражиться! Или, быть может, ты по своему скудоумию полагал, что мы не найдём тело?!
- Я… позаимствовал немного денег у него в кладовке, сделал себе слепок ключа! Мой дядя поклялся именем Аллаха у смертного ложа моего отца, что будет заботиться обо мне, но швырял мне лишь медяки, хотя сам копил в своей кладовой золото и серебро! – заговорил громче Мавлон, стремясь привлечь на свою сторону посетителей майханы. – Вот я и взял своё, принадлежащее мне по праву!
- Да, вчера ночью ты тоже пришёл взять, принадлежащее тебе по праву, - подхватил с усмешкой Нурдин-бек, - а когда твой дядя не захотел возвращать долг, ты взял и проломил ему череп! Клянусь Аллахом, я и сам не верил, будто ты – убийца, пока не увидел тебя здесь пьющего вино и читающего богохульные стишки! Только сейчас я убедился, что ты мог легко присвоить себе деньги, припасённые уважаемым муллой Вахидом на строительство мечети, раз ты столь небрежно признался в этом! А кто легко может присвоить святые деньги, тот может и убить! – закончил он голосом, исполненным праведного гнева.
- Ты знатный и уважаемый человек, бек! – устало ответил Мавлон. – Но даже это не заставит меня бесконечно выслушивать твои бредни, внушённые тебе, вне всякого сомнения, джиннами пустыни! Да будет тебе известно, бек! - заявил он громогласно. – Да будет тебе известно, о мудрец, подобный Сулейману, что всю прошлую ночь я провёл здесь в моём храме, в этой майхане. А часть денег из кладовой дяди я… позаимствовал ещё две недели назад и с тех пор более не наведывался в кладовую! Разве твои джинны не нашептали тебе этого ночью? Что касается святых денег, - презрительно фыркнул бывший ученик медресе. - То взгляните, правоверные, наша мечеть давно стоит полуразрушенная, а мой почтенный дядюшка всё собирает и собирает и деньги на то, чтобы отстроить её! Деньги текут рекой в кладовую уважаемого муллы Вахида, а купол мечети давно покосился так, словно его, и в самом деле, подпилил Джуха (18) из известной басни! Когда же мой дядюшка собирался отстраивать мечеть?! Может быть, в День Страшного суда! Да этот старый скряга попросту обирал каждого встречного и поперечного под предлогом перестройки мечети и корпел над мешком с деньгами в своей кладовке! И ты, прекрасно знаешь об этом, почтенный бек! Но, как мой дядюшка, да напоит его душу архангел Джабраил водой Каусара, был подозрительно скуп, - не мог уже остановиться Мавлон, - так и ты с тех пор, как твоя жёнушка сбежала с твоим собственным слугой, стал подозрительно щедр по отношению к старой Дилором, той самой старой греховоднице, что живёт возле рынка! Не покупаешь ли ты у неё молодых девушек для своих утех?! Да и Первезу как-то ты подбросил немного золотых! Не на твои ли деньги выстроен этот винный дом ?!
- Замолчи, пьяница! – подскочил тут к племяннику муллы Нурдин-бек. – Замолчи, либо я сам сейчас раскрою тебе голову!
Нурдин-бек накинулся на Мавлона и повалил того на пол. Мавлон рухнул плашмя, повалив деревянный стол, но тут же лягнул сиятельного бека ногой в живот и тот опустился рядом. Тут посетителям майханы удалось растащить дерущихся.
- Смотрите, что это блестит тут на полу! – вдруг крикнул один из них.
Да это золотая монета! – пригляделся другой. – И не иначе как, на ней кровь… И эта окровавленная монета выпала из твоего кармана дружок, - указал он на Мавлона.
- Вот и улика, - зловеще ухмыльнулся Нурдин-бек, взглянув на окровавленный золотой. Чего стоите? – нетерпеливо взглянул Нураддин-бек на завсегдатаев майханы. - Скорее, зовите стражу, чтобы они живо отволокли этого негодяя в зиндан! Я готов выступить свидетелем его участия в грабеже. Был ли он убийцей, пусть то решают судьи.
- Погодите! Погодите! – упорствовал Мавлон. – Ведь я вчера был здесь! Ведь это могут подтвердить мои друзья!
- Такие же забулдыги как и ты! – одёрнул его Нурдин-бек.
- Ты забыл упомянуть, почтенный бек, и хозяина майханы Первеза!- прокричал тут племянник муллы, и в тот самый миг его скрутили ворвавшееся в майхану стражники.
- Вино, должно быть, совсем затмило тебе разум, юнец! – хищно улыбнулся в ответ Нурдин-бек. - Ибо в противном случае ты бы помнил, что гебры лишены права свидетельствовать в суде шариата, так как не могут принести клятву именем Всевышнего. К тому же, мыслю я, едва ли Первез стал бы свидетельствовать в твою пользу в суде после того, как ты оскорбил его на моих глазах и на глазах у всех добрых мусульман. Этот человек, - указал бек стражникам на Мавлона, - обворовал своего дядю почтенного муллу Вахида, а, возможно, и убил его. Об этом говоря вам, я, Нурдин-бек! Немедленнно бросьте его в зиндан! – распорядился он.
Стражники увели Мавлона.
- Однако ты скор на расправу, почтенный бек, - негромко проронил купец Рахматулло, доселе бесстрастно наблюдавший за всем происходящим.
- Могу повторить вам, уважаемый посланник визиря Бузары. – ответил бек. - Я сомневаюсь в том, что Мавлон – убийца. Пусть это решает суд, хотя, на мой взгляд, окровавленная золотая монета должна выглядеть в глазах судей весомой уликой. В том же, что он вор, Мавлон признался сам, и это признание нельзя было оставлять без соответствующей кары. Что же касается вас, то, я полагаю, вы исполнили свой долг перед визирем Бухары, – похититель денег был изобличён и будет наказан.
- Я обязательно подумаю над вашими словами, почтенный Нурдин-бек, - заверил собеседника мой господин. – Но великий визирь может прийти в ярость от того, что его друг убит, а смерть его не отомщена, и убийца не наказан. И тогда не сносить нам головы. А сейчас мне и моему слуге лучше всего вернуться в караван-сарай, где мы остановились.
С этими словами купец Рахматулло и я распрощались с Нурдин-беком и покинули его.
- Неужели вы не торопитесь вернуться в Бухару только потому, что опасаетесь гнева великого визиря Азиз-бека? – поинтересовался я у своего хозяина, когда мы вышли из майханы и остались вдвоём.
- Не только, - сказал он в ответ, понизив голос. – Что-то в этой истории кажется мне странным. Например, поведение нашего сиятельного Нурдин-бека. Взгляни, Мамед, когда я его спрашивал, виновен ли молодой Мавлон, бек лишь горестно вздыхал и отмалчивался, но в майхане налетел на племянника муллы, точно коршун на курицу.
- Но ведь бек сам сказал, что лишь распущенное поведение Мавлона убедило его в том, что тот может быть не только грабителем, но и убийцей, - возразил я.
- Далее, - продолжал размышлять вслух мой господин. – Нам Нурдин-бек пояснил, что не знает имени того гебра, в винном доме которого предпочитает проводить время. Мавлон. – Но в то же время сам Мавлон утверждал, что не кто иной, как Нурдин-бек дал гебру Первезу деньги на открытие майханы.
- И вы верите этому забулдыге? – усомнился я. – Мавлон вполне мог и солгать. К тому же сиятельному беку вовсе не обязательно помнить всех тех, кого он облагодетельствовал!
- Возможно, ты и прав! – чуть улыбнулся уголками рта мой господин. – Только зачем сиятельному беку вообще давать деньги гебру? К тому же, защищая Первеза от толпы разгневанных завсегдатаев его винного дома, Нурдин-бек во всеуслышание назвал гебра по имени. То есть нам он солгал, хотя и знал, что мы – посланцы визиря Бухары, - холодно закончил купец Рахматулло. – На мой взгляд, сиятельный бек скрывает некую тайну, и эта тайна связана с убийством муллы. Иначе, зачем Нурдин-бек сперва изображал гнев, потом плёл какие-то бредни про памирских исмаилитов, а теперь обвиняет в убийстве племянника покойного…
- Вы считаете, это Нурдии-бек убил муллу, забрал деньги, а затем одну окровавленную монету подбросил Мовлону? – не удержася я и прервал речи бухарского купца. – В таком случае доказать его вину будет непросто, бек, судя по тому, как ему повинуются стражники, является человеком влиятельным в этом городе?
Купец Рахматулло выдержал заметную паузу, прежде чем зговорить вновь:
- Втереться в доверие к огнепоклоннику, нам, правоверным, будет довольно трудно. Поэтому нам следовало бы начать со старухи Дилором и выяснить кто она такая, откуда она родом и чем зарабатывает себе на жизнь. Так мы поймём, платит ли ей Нурдин-бек и за что. Но мы займёмся этим завтра, ибо сегодня время уже позднее…
5
Следующим утром я и мой господин уже были на худжандском рынке и выспрашивали торговок и покупательниц о старухе Дилором.
- Знаю ли я эту старую лисицу?! – недобро ухмыльнулась торговка халвой. – Ещё бы не знать! Ведь когда-то Дилором сама не прочь была поторговать сладеньким, - смачно сплюнула на пол торговка и пояснила: - Она была сводней, устраивала браки знатных людей и, как поговаривали, попросту продавала девушек из бедных семей в дома богачей!
- Вот как, - произнёс купец Рахматулло, казалось, нисколько не изумлённый
- А вы почему интересуетесь? – немного грубо задала вопрос торговка. – Или вы – очередные соловьи, жаждущие воспеть благоухающий цветник роз старой Дилором? – ухмыльнулась она.
- Я прибыл сюда из Бухары, - торопливо заговорил купец, понизив голос. – Дело вот в чём, почтенная… Недавно наш хан казнил своего великого визиря, а его преемнику поручил расследовать преступления казнённого. Конечно, на мой простой взгляд, было бы лучше сперва расследовать, а после снять голову с плеч, но владыки мыслят иначе, чем простые люди… Словом, новый визирь выяснил, что его предшественник жил с наложницей, которую ему продала старая Дилором из Худжанда. Мы здесь под видом купцов, чтобы собрать доказательства против старухи, а затем доставить на суд в Бухару перед светлые очи великого хана.
- Ай-вай! – выдохнула торговка. – Хоть в Бухаре на троне сидит справедливый хан, который установил в своей стране порядок! Только нелегко вам придётся, почтенные!
- Это почему же?! – изобразил изумление купец Рахматулло. – У нас даже есть письмо великого визиря.
- Старой греховоднице благоволит Нурдин-бек, - зашептала торговка. – А у него судьи и стражники – все лучшие друзья!
- Вот как, жаль! – посетовал мой господин. - Но вы, почтенная, хотя бы подскажите нам, где эта греховодница живёт…
- Конечно, конечно, я укажу дорогу острому мечу в руках правосудия великого визиря Бухары, - льстиво залепетала торговка. – Укажу дом этой мерзкой сводни. Кстати, эта ведьма уже несколько дней не появлялась на рынке, не иначе как беду учуяла, лисица! А в последний раз купила у меня тахинной халвы. Можно я сберегу её гроши, чтобы потом, когда её четвертуют, показывать зевакам, кто захаживал ко мне?
- Непременно, почтенная! – заверил торговку купец Рахматулло. – Только покажите нам сперва её дом…
Вскоре мы уже были на пороге дома старухи Дилором. Купец Рахматулло настойчиво постучал, но на стук никто не отозвался. Когда мы оба уже стали колотить в дверь мой господин велел мне её вышибить.
- Разве мой господин не боится суда за проникновение в чужое жилище? - спросил я.
- Ничего, - отмахнулся тот. – Я надеюсь, письмо, скреплённое печатью визиря, поможет нам. К тому же, коли судить по тишине в доме, там сейчас никого нет.
Когда мы, наконец, попали в дом, то нашим взорам предстал окровавленный труп старухи Дилором.
- О, милосердный Аллах! – вскричал купец Рахматулло – Да она обезглавлена!
6
Голова старухи нашлась тут же неподалёку в корзине. Рядом с корзиной лежал аккуратно свернутый бумажный свиток. Купец Рахматулло немедленно развернул его и прочёл:
Мечом взмахнул он, ведьму обезглавил,
Траву и меч кабульский окровавил. (19)
Откуда эти стихи? - изумился я.
- Разве ты не узнал, Мамед? – укоризненно произнёс бухарский купец. – Это же строки из поэмы Фирдоуси «Шахнаме» Из рассказа о подвигах Исфандияра.
- Убийца и в самом деле считал старуху Дилором ведьмой? - все ещё не мог прийти в себя от изумления я.
- Если мы вспомним торговку халвой на рынке, то не он один, - не удержался от шутки купец Рахматулло. – А коли поразмыслить серьёзно, то действительно складывается впечатление, будто убийца действовал, словно Исфандияр из «Шахнаме»! Но в смерти старухи нет ничего сверхъествественногого… С какой-то неясной целью преступник разыграл перед нами кровавое представление… А голова, между тем, отрублена мастерски! – оценивающе ухмыльнуся мой господин.
- Вы думаете, что такой удар мог нанести Нурдин-бек? – спросил я.
- Возможно, - уклончиво промолвил купец Рахматулло.- Меня больше интересует, почему убийца избрал для своего послания строки «Шахнаме»? Поэма Фирдоуси повествует о событиях в Иране, когда там правили шахи из рода Сасана, которые поклонялись огню…
- Вы думаете это Первез? – предугадал я мысли своего господина. – Огнепоклонник сошёл с ума, вообразил себя древним витязем из «Шахнаме» и принялся убивать добрых мусульман? Сперва убил муллу, а следующей его жертвой стала старуха-сводня…
- Только не ясно, для чего он засунул труп муллы в бурдюк из-под масла, - заметил купец Рахматулло. – Так или иначе, Первез вполне мог знать, что у Мавлона есть ключ от кладовой дяди и мог подбросить тому окровавленную монету. Нам необоходио узнать, где был гебр, когда совершались убийства. Не думаю, что он пошёл на них, сподвигнутый собственной верой. Скорее всего, если он убийца, то причина кроется в ином…
- Так или иначе, мой господин, лучше нам сейчас покинуть дом этой старой сводни, - подал совет я. – Ведь наверняка торговка халвой уже разболтала всему худжандскому базару, что в дом старухи Дилором направились посланцы великого визиря Бухары, желающие совершить над ней справедливый суд. Людям, нашедшим труп, останется только домыслить, что посланцы великого визиря, то бишь, мы с вами, не только осудили старуху, но и сами исполнили свой приговор…
Купец Рахматулло внял моим предостережениям и мы, покинув дом старухи Дилором, поспешил в майхану гебра Первеза. У ворот майханы мы увидели толпу людей.
- Неужели, они все спозаранку заявились за вином! – подивился я.
- Потише, Мамед, - сжал мою руку бухарский купец. – Давай послушаем, что они говорят…
- Так ты утверждаешь, гебра постигла ужасная смерть? – громко спросил один из собравшихся.
- Да, огнепоклонник был весь истыкан стрелами, словно ёж!
- Будет впредь знать, как торговать вином, ведь это грех!
- Его грех был не в том, что он торговал вином, а в том, что он разбавлял его водой!
- Ах ты, богохульник! Не боишься гнева Аллаха!
- Вот ужас, ещё одно убийство! Поспешим же отсюда прочь мой господин!- шепнул я на ухо бухарскому купцу.
- Гебра расстреляли из лука, - бормотал, тем временем он, словно и не слыша. – В легенде о Фархаде и Ширин подобным же образом шахиншах Хосров приказал расправиться с возлюбленным Ширин Фархадом…
- Пойдёмте, же, почтенный - увещевал я купца Рахматулло. – Ваш слуга не для того увёл вас из дома сводни, чтобы вы стали случайной жертвой драки у дома вина.
- Слуга… - повторил купец. - А ведь и верно, слуга… Поспешим же, Мамед, - добавил он твёрдо своим обычным голосом. – Поспешим к дому Нурдин-бека…
- Нурдин-бека? – отозвался я. – А я ведь сегодня вам говорил, что он – убийца.
- Он – убийца, - согласился купец Рахматулло. – Но убийств, свидетелями которых мы стали за последние дни, он не совершал…
Я так и остановился на бегу, совершенно ошарашенный.
- Кого же он убил?!
- Ну, же, Мамед, не останавливайся! – поторопил меня купец Рахматулло, словно бы не замечая моего замешательства. – Нам нельзя медлить, ибо сейчас убийца готов нанести очередной удар, и следующей его жертвой должен стать Нурдин-бек… Следующей и, я полагаю, последней... А первой жертвой убийцы стал его слуга…
- Какой слуга? – снова спросил я, но уже спокойнее, привыкая ничему не удивляться.
- Скажи, Мамед, что тебе напоминает каждое убийство?
- Напоминает? – помедлил с ответом я. – Не знаю…
- Хорошо, Мамед, я начну иначе,- тоном терпеливого факиха произнёс мой господин. - Есть такая арабская сказка, которую любят рассказывать в Багдаде. Она повествует о том, как некие стражники стерегли тела казнённых преступников на виселице, и утром один из трупов исчез. Тогда стражники, не долго думая, схватили какого-то бедуина и вздёрнули его на виселицу рядом с другими преступниками. А когда дело было сделано, стражники нашли в перемётной суме повешенного бедуина расчленённый труп, который тот хотел спрятать. Сказка учит нас тому, что убийца всё равно не уйдёт от расплаты, судьба, так или иначе, накажет его…
- Вы хотите сказать, что тот человек, оказавшейся на виселице в Бухаре являлся слугой худжандского Нурдин-бека и был убийцей? А мулла Вахид тоже был убийцей? И разве его убийство напоминает какую-то сказку? – сыпал вопросами я.
- Вспомни известную историю про Али-Бабу и сорок разбойников. Там разбойники прятались в бурдюках из-под масла, а хитроумная служанка Али-Бабы убила их всех, вылив каждому на голову горячую похлёбку.
- Но как мулла оказался в бурдюке? Почему он доверился убийце? – спросил я.
- Убивая старуху Дилором, - продолжал купец Рахматулло. - наш душегуб обыграл сцену смерти ведьмы из «Шахнаме». Загубив гебра Первеза, изобразил того в виде Фархада, казнённого шаха Хосровом, тем более что прозвище этого шаха было Первез. Видимо, убийца хотел подчеркнуть, что гебр сам повинен в собственной смерти…
- Но кто же он? Кто же убийца?! Скажите, уж, наконец! – едва ли не взмолился я.
- Как кто? – спокойно переспросил купец Рахматулло. – А кто рассказывал сказку детям на площади Худжанда? Конечно, тот бродячий сказочник, которого мы с тобой видели… А вот, кажется, и дом Нурдин-бека, - указал вперёд он. – Вот мы и пришли, Мамед….
7
Мы остановились под окнами дома Нурдин-бека и услышали чей-то голос:
- А не потешить ли мне тебя сказкой напоследок, о сиятельный бек! Не слыхал ли ты сказки о Хасибе и царице змей? Я, так и быть, расскажу тебе её… Хасиб жил вдвоём со своей матерью, бедной вдовой, и зарабатывал себе на жизнь тем, что рубил в лесу дрова и продавал их в городе. Однажды, Хасиб и его друзья, с которыми он вместе рубил деревья, нашли колодец, до краёв, заполненный мёдом… Ты слушаешь или нет, а, сиятельный бек? Слушай, внимательно, ведь это последняя сказка в твоей жизни…
Я заглянул в окно и увидел в комнате Нурдин-бека, лежащего на ковре со связанными руками и ногами. Над беком возвышалась какая-то тёмная фигура. В углу я разглядел какую-то плетёную корзину. Незнакомец в тёмном, между тем, продолжил свой рассказ:
- Когда запасы мёда в колодце стали подходить к концу, друзья Хасиба предложили тому спуститься в колодец в последний раз. Хасиб доверял своим друзьям и без колебаний согласился. Подняв при помощи Хасиба остатки мёда, его лицемерные друзья ушли прочь, оставив того на дне колодца. Пытаясь выбраться из колодца, Хасиб нашёл ход в подземелье, где жила царица змей…
- Бободжон! Что ты задумал?! – вскричал тут Нурдин-бек. – Зачем ты мне всё это рассказываешь?! Я дам тебе золото, много золота, только освободи меня!
- Мой господин! – обратился я шёпотом к купцу Рахматулло, услышав жалобные причитания Нурдин-бека. – Может быть, стоит прийти ему на помощь!
- Не спеши, Мамед, – прошептал мне бухарский купец. – Ещё не время…
И я внял словам господина, памятуя о том, что, по его словам, Нурдин-бек тоже был убийцей. А Бободжон между тем продолжал говорить:
- Я думаю, бек, ты прекрасно помнишь, как помогла царица змей Хасибу, и как тот отплатил царице за помощь. Есть и похожая сказка, сиятельный бек, и случилась она недавно. Жил да был в Худжанде молодой гуляка по имени Бободжон, и была у него возлюбленная по имени Зухра. А ещё в Худжанде жил гебр, которого звали Первез, и он тоже влюбился в Зухру. Но он не был правоверным и, стало быть, не мог взять девушку в жёны, и тогда гебр сказал известной в городе сводне по имени Дилором, чтобы та обратила внимание сиятельного Нурдин - бека на возлюбленную Бободжона, и Нурдин-бек не устоял перед красотой Зухры, ибо она была подобна красоте Лейлы… А что же далее? Первез, который прикидывался другом Бободжона, пригласил того вместе отдохнуть за городом. Там на него напали люди Нурдин-бека, которые избили его, связали, а затем продали в рабство хивинцам. Прекрасную же Зухру Дилором обманом заманила в свой дом, там опоила зельем, и оттуда её, сонную, перенесли в дом Нурдин-бека.
А что же Бободжон? Хивинцы продали его далеко в землю Миср. Там он сбежал из оков и услышал, что османский султан призывает всех правоверных стать гази и идти сражаться против гяуров. Бободжон откликнулся на призыв и очень скоро он скрестил свой ятаган с мечами неверных! Ох и рубил же он псов-гяуров, ох, и рубил! – яростно заговорил рассказчик. - А когда неверных отбили, Бободжон отправился в скитания по владениям османского султана. Там, в степях Анатолии, он познакомился с бродячими певцами-ашиками и научился играть на сазе. Но память о возлюбленной тянула его домой. И вот Бободжон возвращается в Худжанд. Прошли годы, и его никто не узнаёт. Там, на базаре, ему говорят, что его возлюбленная сбежала со слугой Нурдин-бека. Окрылённый надеждой, он ищет того слугу. И вот он находит его в Бухаре…
Тут рассказчик прервался и заговорил, словно бы, о другом:
- Я от всей души стараюсь развлечь тебя, уважаемый, - обратился он к Нурдин-беку. – А ты, как видно, желаешь узнать, а где же в истории про Бободжона змея? Я позволю себе напомнить сиятельному беку, что в сказке про Хасиба и царицу змей, оная царица рассказывала сказки Хасибу, дабы удержать его подле себя. А мы с тобой, сиятельный Нурдин-бек, поступим иначе…Видишь ли, змея в этой плетёной корзине. Уж не знаю, является ли она царицей змей, - нарочито мягким, вкрадчивым голосом продолжил рассказчик. – Но яд её не уступает яду хиндустанской кобры, а в прыжке наша царица, пожалуй, и превзойдёт кобру….Ты не хочешь ли, бек, рассказать этой змее продолжение сказки про Бободжона и Зухру? А она в это время поползает по твоему вельможному телу. И если ей понравится твоя сказка, она, так и быть, не станет тебя жалить…
- Не надо, Бободжон! – взмолился бек. – Я всё расскажу…. Зухра никогда не любила меня, однажды я узнал, что она собирается сбежать…. Тогда я приказал своему слуге убить её…
- Убить! – вскричал тут Бободжон. – Но почему ты просто не дал ей талак и не выгнал из дому?!
- Потому…. потому, что я неспроста поселился в Худжанде. – Я участвовал в заговоре против одного из потомков Тимура и бежал из Герата, опасаясь его гнева. Зухра узнала об этом, и я испугался, что она расскажет мою тайну, меня изгонят из города, люди того мирзы прознают обо мне…
- Ты жалкий трус! – не удержался от гнева Бободжон. – Говори дальше!
- Я велел своему преданному слуге, - продолжил Нурдин-бек убить Зухру, обезобразить её тело, положить его в сундук и выбросить в воды Сырдарьи. Затем я дал ему много золота и приказал исчезнуть из Худжанда навсегда. И слуга поступил согласно моему повелению. Я же распустил в городе слух, будто он сбежал вместе с Зухрой и ограбил меня…
- Молчи, сын шакала! – прервал бека Бободжон. – Теперь мой черёд рассказать конец. Я только жалею эту змею, как бы она не отравилась сама гнилью твоей души, бек, когда будет жалить тебя! – закончил он и рванулся к плетёной корзине.
- Кажется, теперь мы должны вмешаться! – дёрнул меня за рукав мой господин.
Мы немедленно ворвались в дом.
- Освободите меня, немедленно развяжите мне руки! – приподнялся с пола Нурдин-бек, преподнявшись с пола.
- Кто вы такие?! – устремил на нас безумные глаза Бободжон. – Как вы осмелились помешать мне вершить правосудие?!
- Праосудие дано вершить лишь Всевышнему! – ответил бухарский купец. – Мы всё слышали, твою судьбу и судьбу того человека решит суд шариата…
- Суд шариата?! – визгливо расхохотался Бободжон. – Мой суд у меня вот в этой корзине… Но мне достаточно того, что другие люди, кто бы они ни были, услышали признание этого преступника. На самом деле он давно уже мёртв, - промолвил он спокойнее, указывая на бека, корчившегося на полу. Скоро так или иначе наступит его черёд, он отправится в джаханнам, а я прямо сейчас соединюсь со своей любимой Зухрой!
Промолвив так, Бободжон наклонился над корзиной, раздразнив змею, и вскоре отпрянул с перекошенным лицом.
- Кажется, змея ужалила его! – заметил я. – Нужно немедленно позвать лекаря.
- Не нужно… - утомлённо проронил Бободжон. – Это – гюрза, и от её яда нет спасения… Но я успею рассказать конец моей сказки… Я нашёл в Бухаре слугу этого сына гиены, прикинулся его дружком. Он всё мне выболтал за кувшином вина в майхане… как видно за столько лет хотел выговориться… Едва мы вышли из майханы, я заманил его в укромное местечко и там придушил верёвкой. На площади в этот день висели трупы повешенных, и мне пришла на ум одна арабская сказка про стражников и бедуина… Каждому убийце место на виселице. Воспользоваться беспечностью стражников было легко. Пока они предавались курению терьяка, я вздёрнул труп, перед тем обрядив его в свои лохмотья, на виселицу и той же ночью покинул Бухару.
Двигался я очень быстро и весьма скоро достиг Худжанда. Я решил прикинуться странствующим ашиком. Мне захотелось днём рассказывать чужие сказки, а ночью творить свою собственную! Да, я решил, что все они теперь должны умереть! И мулла, который способствовал заключению нечестивого брака, и старуха-сводня, и лицемерный гебр! И мне захотелось, чтобы эти люди умирали именно так, как написано в сказках! Первой жертвой стал мулла.
Я свёл знакомство с его племянником, который сорил деньгами в майхане и проведал, что тот обкрадывает своего дядю, тайком сделав слепок ключа из его кладовой. Я явился к мулле и рассказал ему обо всём, предложив устроить засаду в кладовой вдвоём. Мулла легко поверил – как он мог не поверить гази, участнику войн за веру! И привлекать власти он не захотел, пожелав лично наказать своего племянничка… Так что когда я предложил ему влезть в бурдюк, он охотно согласился! И тут же я проломил ему голову! И в самом деле, чем его кладовая не сокровищница Али-Бабы?! А разве сам этот мулла не тот же лживый разбойник?!
Со старухой и гебром обошлось ещё проще… Проникнуть в их жилища не составило труда… Своим мечом я лихо отрубил голову старухе, словно настоящей ведьме из «Шахнаме»! А чтобы никто не сомневался ещё и набросал несколько строк великой поэмы. Также легко я истыкал проклятого гебра стрелами. Можно сказать, что он и в самом деле погиб, как Фархад от любви… И я умираю от любви…
Голос Бободжона прервался, а затем он задёргался, на губах убийцы выступила пена. Он сделал несколько шагов назад и упал на пол.
Тут же за нашими спинами раздался голос:
- Вы всё слышали, почтенные? Это значит, что вы не уйдёте из этого дома живыми!
Мы обернулись и увидели Нурдин-бека, сумевшего освободиться от верёвок, пока мы слушали рассказ Бободжона. В руке у хозяина дома был кинжал.
- Опомнись, бек! – промолвил мой господин – Ты не одолеешь нас двоих, и мы знаем, что ты – преступник! Лучше добровольно явись в суд!
Вместо ответа Нурдин-бек кинулся на купца Рахматулло с кинжалом. Прежде чем я сумел прийти на помощь моему господину, тот вырвал кинжал из ослабевших рук бека и вонзил оружие тому в грудь. Бек медленно осел на пол.
- Аллах свидетель! – сказал бухарский купец. – Я не хотел смерти этого человека. Я явился сюда, чтобы спасти его и придать суду. Ну а теперь, Мамед, мы немедленно должны покинуть тихий Худжанд. Пайцза великого визиря Бухары откроет нам ворота…
Мы, не теряя времени, забрали своих лошадей из постоялого двора и очень скоро скакали прочь из города. Когда Худжанд остался далеко позади я сппросил своего господина:
- Я, пожалуй, понял, что Бободжон разыгрывал каждое убийство, словно сцену из арабской сказки или из древней персидской легенды… Но как вы догадались, что Нурдин-бек должен стать следующей его жертвой?
- Видишь, ли, Мамед – принялся объяснять бухарский купец. – Убийство муллы показалось мне странным и действительно напомнило сцену из сказки про Али-Бабу. К тому же такое жестокое преступление никак не вязалось с характером гуляки Мовлона. Я спросил у хозяина постоялого двора, в котором мы остановились, не было ли за последние годы в Худжанде каких-нибудь странных, жестоких убийств, и узнал, что много лет тому назад в Сырдарье выловили сундук с обезображенным телом женщины. Я сразу вспомнил об исчезнувшей жене бека. Также эта ужасная находка напомнила мне сказку о суде Джафара Бармакида (20), которая повествует о том, как Тигре нашли точно такой же женский труп. Два убийства, напоминающие сюжеты сказок? Не думалось, будто это совпадение…
- Но почему вы не пришли к выводу, что убийцей мог муллы мог оказаться сам Нурдин-бек.? – задал новый вопрос я
- Допустим, - сказал мой господин. – Допустим, что это Нурдин-бек сперва убил свою жену, а потом спустя много лет убил муллу и всех остальных. Но зачем? За то, что они все знали о том, что он убил собственную жену? Но ведь, если бы столько людей знало бы об убийстве, правда, несоменно, всплыла бы за все эти годы… Что за польза была, беку ждать, а всем этим людям покорно молчать?
Нет… Тогда это был кто-то третий, некто кто мстил и Нурдин-беку, и всем остальным, кого считал виновным в его браке с Зухрой, который и привёл к смерти женщины. Стоило только помыслить так, и всё становилось понятным: мулла Вахид, старый друг Нурдин-бека способствовал заключению брака, старуха-сводня Дилором похитила женщину, а гебр Первез был тем, кто обратил внимание бека на Зухру… Хотя, после убийства старухи я некоторое время отводил роль мстителя за жизнь жены Нурдин-бека ему самому. Вот почему я и молвил тебе, Мамед, что на убийства Первеза могла сподвигнуть вовсе не его вера.
Неизвестный же, повешенный в Бухаре, был тем самым слугой, с которым якобы сбежала женщина. Ну и кто же должен был стать последней жертвой? Не иначе как жестокий муж, замысливший смерть жены.
А в том, что этот мститель мог существовать, меня убедило одно обстоятельство…
- Обстоятельство? Какое же?
- Поведение Нурдин-бека, когда ты, мой мальчик, заговорил о Юсуфе и Зулейхе. Ведь рассказ о Юсуфе и Зулейхе это рассказ не только о неверной жене, соблазнившей Юсуфа, но и о самом Юсуфе, проданном в рабство своими братьями в далёкую, чужую землю. И я подумал, что если Нурдин-бек сам поступил так с кем-то и боялся, что этот кто-то может вернуться и отомстить… Вот так я и пришёл к фигуре сказочника Бободжона, который появился в Худжанде недавно, который был в майхане во время потасовки бека и Мавлона и мог подбросить последнему окровавленную монету, который сам хвастал, что воевал, а значит мог легко отрубить голову старухе и застрелить из лука гебра…
- Вы нашли ответы на все вопросы, мой господин! – усмехнулся я. – Осталось ответить ещё на один, ведь мы не уберегли друга визиря Азиз-бека от смерти и не изобличили перед судом его убийцу… Что мы скажем визирю когда вернёмся в Бухару?
8
Спустя несколько дней визирь Азиз-бек принимал нас в своём дворце.
- Как нам удалось установить, - объяснял ему мой господин. - Муллу обкрадывал его собственный племянник….
- Прекрасно, - холодно отозвался великий визирь. – Но до меня дошли слухи о смерти муллы. Почему вы не уберегли его от гибели?
- Богатство муллы привлекло другого грабителя, - пояснил бухарский купец. - Он убил муллу в тот день, когда мы только прибыли в Худжанд. Позже этот грабитель пал от руки сиятельного Нурдин-бека. Бек разбил ему голову о ступени в собственном доме, но грабитель перед смертью успел смертельно ранить бека его же кинжалом…
- Что же, и у хитроумного купца Рахматулло случаются поражения, - не без злорадства заметил Азиз-бек.
- Что поделать? – вздохнул бухарский купец – На всё воля Аллаха! Я лишь попрошу у калама справедливости дозволения промолвить слова Абу-аль-Атахии (21):
Я тоже виновен, я – грешник беспечный.
Я завтра низринусь во мрак бесконечный.
Примечания:
1. Тимур-Мелик – полководец хорезмского шаха Мухаммеда, который держал оборону против монгольского войска в крепости Худжанда.
2. Имя «Вахид» по-арабски значит « единственный».
3. Юсуф-ибн-Якуб – так в Коране называют библейского Иосифа. Миср - Египет.
4. Юнус - кораническое имя библейского пророка Ионы.
5. По легенде Искандар ( Александр Македонский) повелел во время похорон свесить из гроба свою пустую ладонь, дабы было ясно что после смерти он не удержал ничего из своих богатств и владений. Султан Салах-ад-дин повелел завернуть своё тело в самый простой белый саван и пронести по улицам Каира.
6. Хуруфиты - течение в шиитском исламе. Представляет собой учение о том, что Коран подлежит толкованию посредством системы букв. Хуруфиты выступали против власти Тимура и его наследников, являлись лидерами социальной борьбы в Иране, Азербайджане и других странах исламского мира.
7. Минарет Колон – минарет пятничной мечети в центре Бухары, построеннный в 1127 г.
8. Кайсар Рума – римский император. В данном случае визирь приводит рассказ древнеримского историка Светония об императоре Калигуле.
9. Здесь речь идёт об огромной каменной виселице Монфокон, построенной северо-востоку от Парижа в годы правления короля Филипа Красивого. Машалла ( « Чего только не пожелает Аллах!») – выражение изумления у мусульман.
10. Насир Хосров-аль- Кабадияни –альМарвази ( 1004-1088) – средневековый мусульманский поэт и богослов. Являлся проповедником шиитской секты исмаилитов и скрывался в горах Памира, где почитается местными исмаилитами в качестве « пира» т . е «старца» до сих пор.
11. Ридван, султан сирийского города Халеб ( Алеппо), правивший в конце XI – нач ХII веков, пригласил в город исмаилитов, чтобы уничтожить своих политических противников. Исмаилиты устроили в Халебе резню, вызвавшую бунт горожан.
12. Камол Худжанди (1321-1401) – исламский персидский поэт-мистик. Был уроженцем города Худжанда. В 1385 г. Камол был увезён в Золотую Орду после набега на город хана Тохтамыша.
13. Здесь купец Рахматулло вспоминает стихи Камола: «Поменьше болтай, о Камол, с вожаком каравана… От хитрых тебризцев в Шираз удалиться желаю!» Перевод А.Адалис.
14. Гебры – так в мусульманском мире называли зороастрийцев-огнепоклонников.
15. Алишер Навои Сокровищница мыслей. Перевод Вс. Рождественского.
16. Зуннар – широкий пояс, который обязаны были носить мужчины-иноверцы, живущие под властью мусульман.
17. Алишер Навои Сокровищница мыслей. Перевод Т.Боровковой.
18. Джуха – простак-дурачок в арабском и персидском фольклоре. В одной из сказок Джуха, чтобы вынудить сумасшедшего слезть с минарета, когда тот собирался спрыгнуть вниз, сделал вид, будто пилит минарет, словно дерево.
19. Фирдоуси «Шахнаме». Перевод Вл. Державина.
20. Джафар Бармакид – визирь багдадского халифа Харуна-аль-Рашида, персонаж сказок из цикла «Тысячи и одна ночь».
21. Абу-аль-Атахия (748-826? или 828?) - средневековый арабский поэт. Стихи даны в переводе М.Курганцева.
Комментарии
Худжанская сказка.
Очень интересно закрученная интрига.
Знание автором Востока впечатляет.
Рад что Вам понравился и этот рассказ!
И благодарю Вас за добрые слова! Хотя и этот рассказ несовершенен и о Востоке всё знать невозможно. Но, кстати, скоро купец Рахматулло, его ленивый слуга Мамед и утончённый визирь Азиз-бек вернутся на страницы журнала "Чайка" в моём новом рассказе! Буду рад если он окажется лучше "Худжандской сказки"!
Добавить комментарий