На флоте спирт называют «шилом»
По поводу «шила» на флоте можно написать целый трактат. На ледоколе «Ленин» «шило» доверили нашей службе РБ (Радиационной Безопасности). Другим службам «шило» выдавали при наличии на заявлении на выдачу подписи главного механика. Был «шильный день», когда происходила выдача «шила». Проконтролировать, куда и сколько израсходовано «шила», было невозможно. Даже большой начальник в пароходстве сказал, что «шило» будут пить в любом случае и потому заказывать можно только спирт – ректификат высокого качества. Помню, было именное «шило» «Берёзка».
На одной из перегрузок реактора руководителю перегрузочной команды Николаю Петрову выделили 40-а литровый бидон «шила». Через два дня Николай появился у начальника с просьбой выдать второй бидон «шила». Обалдевший начальник побледнел и задал дурацкий вопрос: - Тебе же два дня назад дали 40 литров, куда оно делось? - Так кончилось, - невозмутимо ответил Николай и получил прозвище «Бидон Первый».
В ПЭЖе (Пост энергетики и живучести) вёлся альманах «Свербильник», неофициальный альманах без права выноса из ПЭЖа с правом любому и каждому писать в альманахе всё о чём свербит у него на душе.
В альманахе «Свербильник» «шилу» была посвящена не одна страница, начиная с пословицы «Шила в ведре не утаишь.» Далее шла градация людей, связанных с «шилом».
«Гоношило – организатор праздника с распитием «шила».
«Шильмец» - участник празднества с распитием «шила».
«Шилкопрят» - человек, утаивающий от товарищей наличие у него «шила».
«Шилопай» - человек, вносящий весомый пай в праздник «шила».
«Ворошило» - человек, выпивший чужое «шило» без разрешения.
«Шилохвост» - остатки «шила».
«Шиншила» - плохое «шило», не ректификат, сделанное из шины.
«Шильдик» - дикий закон о запрете распития «шила».
Был ещё случай, связанный с «шилом», на ледоколе «Арктика». Шла перегрузка. С реактора сняли крышку, вынули пробку, и велись работы на «пятачке» реактора. Особенность работы на «пятачке» - открытые ячейки для технологических каналов. Ячейка – это отверстие, диаметром сантиметров 15 на глубину более четырёх метров. В эти ячейки размещают технологические каналы с ядерным топливом. Все работники одеты в белые комбинезоны без пуговиц – на тесёмках, все инструменты, ключи и приспособления привязаны белыми лентами – Боже упаси, что-нибудь уронить в ячейку реактора – хлопот не оберёшься, чтобы извлечь.
Руководил работами старший механик атомной установки Михаил Гурьян. Был субботний вечер и предстоял отдых на один день, когда бригада работников базы «Атомфлота» отдыхала, а работали только члены экипажа.
Есть выстраданное практикой правило: «Всё, что может случиться, случается обязательно. Что случиться не может – случается тоже». Руководитель бригады перегрузчиков Черногоров умудрился уронить в ячейку какой-то инструмент. Гурьян побледнел и зарычал. Я был в тот момент на «пятачке» и слышал, как Михаил Гурьян пообещал бригадиру перегрузчиков что-то оторвать. Не помню что, помню, что не уши. – К понедельнику не достанешь, - сказал Гурьян, - я тебе …»
Идёт Гурьян утром в понедельник по жилому коридору и видит идущего навстречу бригадира: - Ну, что, достал? - спрашивает Гурьян. - Нет, - отвечает бригадир, - ни у кого нет. Сейчас зайду к Васильевичу, может, он плеснёт.
Журнал «Свербильник» настолько точно отмечал насущные проблемы, текущие события, что некоторые операторы, придя на вахту, первым делом читали «Свербильник», а потом уже вахтенный журнал. В альманахе были статьи, частушки, перепевы модных песен.
Я «УСИД» проверил, замечаний нет. В ПЭЖе не сидится в 28 лет».
Сидим вдвоём с моим молочным братом за вторым и первым аппаратом. (Аппаратом называли реактор).
В альманахе был алфавит, на каждую букву которого было написано краткое изречение. Какой-то корреспондент написал про капитана Соколова Бориса Макаровича «талантливый сын костромского крестьянина». В «Букваре» на букву «К» было написано: «Кострома – место рождения талантов.»
В то время плохого человека называли «волосан». На букву «В»: «Волосан. Может быть и лысым.» На букву «Я»: «Яйца. Бывают куриные, страусиные и … облучённые.»
Все сдавали экзамены на рабочие места, на повышение в должности. Из письма Ваньки с борта ледокола в родную деревню Машке.
Здесь все бросились учиться, будто бы с ума сошли,
Ты таблицу умноженья бандеролью мне пришли.
Главенствовал в «Свербильнике» непревзойдённый мастер слова Николай Александрович Кукочкин, старший инженер-оператор. В быту был очень тих и скромен. Его талант раскрывался на страницах альманаха. Многие боялись его меткого, а, порой, и едкого слова. На день рождения одному из активных «писателей» Свербильника подарили книгу, на корешке которой было красиво написано «ИЗБРАННОЕ». Открыв верхнюю обложку, именинник увидел аккуратно встроенную фляжку из нержавеющей стали с плотно подогнанной крышечкой и булькающим содержимым.
Заведовали «шилом» разные люди из разных служб: это была и электромеханическая служба, и служба РБ, и механики. Почему-то никогда «шило» не доверяли КИПовцам. (в песне о возвращении ледокола из Арктики, при заходе в родной Кольский залив, пелось: «И даже служба КИП отставила «налив» и выползла наверх и молча встала».
Был «шильный» день. «Шилом распоряжался Юрий Михайлович Мамаев. Это был невозмутимый помор, прошедший путь от машиниста до главного механика. Два раза тонул. Однажды из перевернувшейся лодки он один выплыл в Белом море, добрался до необитаемого острова и сутки бегал, чтобы не замёрзнуть, пока мимо не прошёл какой-то баркас и не снял его с острова. Спокоен он был как овцебык. (Есть такое животное на островах Арктики). Когда корреспонденты впервые прибыли на Шпицберген (быв. Грумант) - увидели пару овцебыков, смирно стоящих на пронизывающем ветру в своей «одежде» с шерстью до земли (снега, льда). Корреспонденты потратили большое количество плёнки на такую экзотику, опасаясь, что овцебыки уйдут. Через час-другой овцебыки так же мирно стояли. Корреспонденты успокоились и пошли почивать. Встав утром, они увидели, что овцебыки не сдвинулись с места и были готовы к новой фотосессии.
Мы сидели в ЦПУ, и разговор шёл о «шиле». Я сказал, что могу подойти к Михалычу без «бумаги на «шило» и он мне плеснёт, только у меня нет посудины.. Все засмеялись. Кто-то быстро сбегал в каюту и принёс бутыль 0,8 л. Я поднялся в «шильную» кладовую. Михалыч уже собирался закрывать «лавочку». Ни слова не говоря, он посмотрел на бутыль, взял соответствующий ковш, зачерпнул из бидона «шило», в бутыль вставил воронку и также молча наполнил ёмкость. Я вернулся в ЦПУ и сказал, что всё в порядке. Все снова засмеялись: «Так быстро и хорошо не бывает. В какой каюте ты налил воду?» Я дал понюхать. Переделанная английская пословица гласит: «Создайте о себе мнение «шилонепьющего» человека и ходите к Михалычу с пустой посудой, без бумаги, хоть каждый шильный день».
В то время популярной была молдавская песенку про девушку Ляну. Все Елены, Ларисы и даже Мани стали именовать себя Лянами. Николай Александрович отозвался на поветрие кратким двустишьем:
«Приходи в каюту Ляна, нам с тобою хватит и дивана».
Николай Александрович Кукочкин, будучи человеком одарённым во всём, вскоре стал главным механиком ледокола. Капитан на ледоколе - лицо, в основном, административное, а главный механик обеспечивает работу ВСЕГО. Проработав длительный период главным механиком, Николай Кукочкин, выйдя не пенсию, вынужден был подрабатывать вахтером, проверяя пропуска рабочих при входе на новый строящийся атомный ледокол.
Работал на ледоколе «выпускник» Обнинска Станислав Иванович Дождиков, отличный музыкант, большой специалист в ядерной физике, реакторах, турбинах, двигателях и всего, что касалось устройств ледокола. Как все умные люди был он прост и открыт, с отличным чувством юмора. Был он внушительной комплекции и не чурался радостей морской и береговой жизни. В застолье он не хмелел, да и доза для него должна была быть большой. О нём:
Встал. Тряхнул своим салом,
Разинул хлебало – и как не бывало!
Вернувшийся под утро с берега Артур Гербер привлёк внимания Николая Кукочкина тем, что постоянно зевал, заламывал руки, чтобы не заснуть, и получил:
Какая-то дура бывала с Артуром,
Теперь у Артура болит арматура.
Олег Никаноров написал в альманахе начальнику Соколову: «Нет слов, товарищ Соколов!» И получил ответ: «Страдал от умственных запоров Олег Сергеич Никаноров». В поддержку дискуссии добавились строки:
У нас запоров в мыслях нет,
Но и на нас напал недуг.
И эти радостные строки –
Продукт двухмесячных потуг.
Работал инженером – оператором Эдуард Гожуленко, когда-то занимавшийся балетом и сохранивший изящность и стройность.
Хилый Гожа морщит кожу
На безлобье хилом.
Трахнем Гожу мы по роже
Зольною бахилой.
Работник нашей службы инженер-химик Олег Филиппов был знаменит тем, что при получении ордена Трудового Красного Знамени спросил, нельзя ли вместо ордена получить деньгами?
Был инцидент в ЦО (центральном отсеке), - водичкой из реактора (ТО – теплообменник) ополоснуло оператора Владимира Кузнецова. Замеры уровней загрязнения тела делал инженер службы РБ Никешичев (в просторечии - Кеш-Кеш), имевший особенность – у него немного отвисала нижняя губа и он имел прозвище «Сamel». Измерительным прибором был «Тисс». Начальник службы РБ - Коваленко Владимир.,
Однажды Кузя – оператор,
Совсем забыв про респиратор
Спустился быстренько в ЦО
Что б поддренировать ТО.
Пред ним стояк стоял дренажный,
Забыл открыть он клапан важный,
Вдруг заревел, как носорог,
И кошкой выскочил в санблок.
Кеш-Кеш померил его «Тиссом»
И у него губа отвисла,
А у шефа Коваленко
От страха дёргалась коленка.
Я не помню весь стих, но помню часть стиха - продолжения этой «эпопеи», когда Кузнецова отмывали «шилом». И стих был написан в стиле русско-былинного эпоса и лучшей в русской литературе сказки:
Воротись, поклонись, простофиля,
Коваленко тебе не откажет,
Ну, не попу же «шилом» он мажет.
Одно время начальником службы РБ был Александр Соколов. О себе он рассказывал такие небылицы, что их пересказывали вместо баек. В репертуар Соколова входило много подвигов. До ледокола он проработал несколько месяцев в каком-то НИИ над «серьёзной проблемой», и ему регулярно, по средам, звонил Игорь Васильевич Курчатов, справлялся о делах и заказывал необходимую аппаратуру для экспериментов выпускника института. Рассказывал он и том, что когда занимался спортом, то учил Эдвина Озолина, чемпиона СССР в беге на стометровку, как правильно бегать: «Ну, что ты, Эдька, бегаешь как корова, тяни бедро». А на тренировках он, Соколов, приседал 100 раз со штангой 80 кг. Верхом его фантазийности было утверждение, что он, Шурка Соколов, – прямой потомок Френсиса Дрейка, о чём он узнал в конторе по определению генеалогического древа любых желающих.
Он много рассказывал, как он уйдёт работать на берег, бросит курить и займётся спортом.
В то советское время в школу с углублённым изучением английского языка принимали только детей рабочих. Соколов где-то раздобыл справку, что является типичным представителем этого передового класса.
На день рождения мы купили ему в подарок в «Лавке художника» деревянное панно с изображением парусника (Френсиса Дрейка?). Был написан и поздравительный стих, который мы ему не показали, а завернули в обёртку подарка. Придя домой он рассказал жене, как его уважают в нашей службе Радиационной безопасности, развернул подарок - и из обёртки выпал листок бумаги со стихом.
В дозиметрии считаюсь ассом,
А по бумагам – рабочим классом.
Смотрю на берег с большой тоскою,
Но не заманишь деньгой такою.
Курить бы бросить
И плавать брассом
И стать на деле
Рабочим классом.
С машиной, дачей, деньги запасом,
Куда вам на хрен с рабочим классом?
Добавить комментарий