Егору Петровичу приснилась ночью Мирей Матье.
Лет тридцать он не видел ее во сне, а теперь после долгого периода она снова приснилась.
Сон, как это у него бывало, состоял из двух частей – из дурацкой, похожей на бред сумасшедшего и из нормальной, когда шевельнувшиеся пласты подсознания выталкивают на поверхность сознания что-то дотоле глубоко сокрытое и казалось бы навеки утраченное.
О первой части нечего и говорить, можно только сказать, что в ней Егор Петрович вдруг оказался на родине в Краснодарском крае, где он родился и где не был с лета тысяча девятьсот девяностого года, когда разбился Цой. Он стоял возле какого-то палисадника и выбивал об него носки от пыли.
Тут сразу началась вторая часть сна и мимо него, сверкая улыбкой, прошла Мирей Матье. Она не была такой молодой как в 1975-м, но все равно прекрасно сохранилась и ее улыбка все по-прежнему оставалась задорной.
Егор Петрович, бросив носки, остолбенел. Его охватило то трепетное, оргазмическое чувство, которое охватывало юнкера-первогодка, когда мимо проходил Государь Император Александр 3-й, инспектирующий Корпус в табельный день.
Мирей заметила его состояние и, хотя давно уже привыкла к подобному преклонению, остановилась:
- Вы знаете, кто я? – спросила она, и Егор Петрович, хотя французского не знал, ее понял:
- Конечно! – только и смог выдохнуть он.
- А как меня зовут? – лукаво спросила Мирей Матье.
Тут-то с Егором Петровичем и случилась загвоздка, потому что он с ужасом понял, что не знает ее имени. Казавшаяся раньше Мирей, эта женщина вдруг стала совсем другой, возможно, популярной и даже культовой, певицей, которую любой нормальный человек обязан знать, но которую Егор Петрович, как ни старался, не представлял как зовут.
- И как же? – кокетливо засмеялась псевдоМирей, и Егор Петрович, сделав во сне усилие, проснулся.
Он полежал, переводя дух. В сущности, вторая часть сна оказалась не лучше первой. Егор Петрович вспомнил, как вчера жена кричала на него, что он окончательно выжил из ума на старости лет, сложил губы трубочкой и поиграл бровями.
Но потом усмехнулся и хмыкнул.
Но Мирей! Мирей напомнила ему о слишком многом, казалось бы давно и глубоко похороненном.
Господи, как же он любил ее в свое время, от тринадцати до четырнадцати с половиной лет!
Это не была его первая любовь. Первой он полюбил девушку из американского кинофильма «Профессия – журналист», который он посмотрел в кинотеатре «Первомайский» семь раз. А еще раньше любил Гуттиэре из «Человека-амфибии», который тоже смотрел раз десять. Но те любови были скороспелыми и прошли за несколько недель.
С Мирей все было по-другому. Мама купила в магазине «Мелодия» несколько пластинок к новой радиоле «Кантата-117», которой папу премировали за рационализаторское предложение. И как только Егор Петрович, а для мамы просто Егорушка, услышал этот пылкий французский голос, он сразу влюбился в Мирей. Когда же он увидел ее воочию в телепередаче «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», он погиб окончательно.
Собрав портфель в школу, он шел на вокзал, бывший от них через дорогу, садился в зале ожидания и дремал, сквозь сон слушая объявления диктора о прибытии и отправлении поездов, и, увидев что на часах уже полдевятого и папа с мамой ушли на работу, шел домой, включал «Кантату» и слушал, слушал… «Кантата» гремела на полную мощность, а он лежал рядом на полу, раскинув руки как убитый и глядя в потолок налитыми слезами глазами, пока соседи снизу не начинали стучать по трубе.
Разнообразные планы бродили в голове у Егорушки. Находчивый как все влюбленные, он то планировал выучить французский язык и написать письмо своей любимой, чтобы рассказать ей о своей любви и вымолить разрешение любить ее вечно. То лелеял в душе более радикальные планы, связанные с переходом польской границы и путешествием в Париж пешим ходом при помощи карты, вырванной из Малого атласа мира. Да много чего творилось в душе у безнадежно и беззаветно влюбленного.
В конце концов об этой беспримерной любви, напоминающей любовь бродячего рыцаря к принцессе королевских кровей, не без помощи соседей узнала мама.
Мама, натура книжная и романтичная, с сочувствием отнеслась к увлечению сына «авиньонским соловьем» и достала для Егорушки фотокарточку поющей Мирей, которую ее подруга, работавшая в фотоателье на площади Ленина, увеличила до размеров портрета. Хотя Егор Петрович об этом не помнил, этот черно-белый портрет с размытыми очертаниями, все еще лежал в подвале между страниц книги «О вкусной и здоровой пище», испорченный мышами и хранящий бессчетные следы его поцелуев.
А потом все прошло, и Егор влюбился в Маринку Воронцову из параллельного класса.
А потом прошла жизнь.
Егор Петрович лежал в предрассветной мгле и, слушая посвистывания жены, ностальгически улыбался.
Добавить комментарий