«Блазон (Blason − ст.фр. − «щит») разделен на три части, из коих в первой в золотом поле обращенная в левую сторону и стоящая на зеленом станке пушка, во второй в серебряном поле хлебные колосья и шпага а в третьей − на голубом поле скачущий в правую сторону и трубящий в рог всадник. Щит увенчан дворянским шлемом и короною с тремя страусовыми перьями. Намет на щите голубой, подложенный серебром и золотом».
Описание герба рода Лимберхов
Подполковник 3-й гренадёрской артиллерийской бригады Алексей Александрович Лимберх в декабре 1877 года, в ходе боёв с турками при Шипке − Шейново, был ранен и, по представлению генерала Скобелева, награжден за проявленную храбрость орденом Святого Георгия IV степени.
После лечения он вышел в отставку и поселился в своём имении Шевелёво в Крапивенском уезде Тульской губернии. В 1880 году Лимберха избрали предводителем уездного дворянства, и в этом же году Алексей Александрович сделал предложение Марии Николаевне Сабининой – дочери председателя земской управы.
В 1881 году на свет появился их первенец Александр Алексеевич, который к моменту большевистского переворота в октябре 1917 года являлся профессором Михайловской артиллерийской академии.
Родившийся в 1883 году Модест Алексеевич окончил в Петербурге Императорское Училище правоведения (то самое, в котором учился великий русский композитор Чайковский). После Февральской революции в 1917 году, при Временном Правительстве Керенского, он возглавлял подкомиссию по судопроизводству Министерства юстиции.
Младший сын Лев Алексеевич родился в 1889 году. В дальнейшем речь пойдёт о нём. Но сначала кратко расскажем о его братьях.
Блестящий учёный, профессор, полковник Александр Алексеевич Лимберх внёс большой вклад в создание новейших артиллерийских орудий и боеприпасов. Он активно участвовал в разработке стратегии и тактики применения артиллерии, что было исключительно важно для Русской армии в преддверии будущих войн. Александр Алексеевич был женат на Екатерине Александровне Нечаевой – дочери Главного врача Обуховской больницы Санкт-Петербурга А.А.Нечаева. Любопытно, что эта больница упоминается в повести А.С.Пушкина «Пиковая дама»: «Германн сошёл с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!..».
Судьба Александра Лимберха сложилась трагически. В разгар «красного террора» 1918−1923 годов он был осуждён по делу Петроградской боевой организации В.Н. Таганцева, сфабрикованному следственными органами ВЧК. По постановлению коллегии Петрогубчека от 24 августа 1921 года, были приговорены к расстрелу и в тот же день казнены шестьдесят один участник этой организации. Среди них – выдающийся русский поэт Серебряного века Николай Гумилёв и профессор Александр Лимберх.
Жизнь Модеста Алексеевича Лимберха протекала более счастливо. После Октябрьского переворота 1917 года в Петрограде он перебрался в Финляндию, а по окончании Первой мировой войны обосновался во Франции. Преподавал в ряде университетов, сотрудничал в ведущих европейских газетах, консультировал американский фонд Рокфеллера. В конце 20-х годов Модест Лимберх понял бесперспективность борьбы с большевиками и отошёл от политики.
Его всегда тянуло к литературному труду, но, если раньше это были книги по юриспруденции, тексты законов или публицистические статьи, то постепенно он стал писать беллетристику. В эти годы жанр детектива достиг пика своей популярности и Модест Лимберх погрузился в мир роковых страстей, преступлений и убийств. Юридическое образование, владение латынью и европейскими языками, а также большой судебный опыт нашли своё воплощение в написанных им книгах и киносценариях, которые принесли ему материальное благополучие.
Осознав опасность надвигающегося из Италии и Германии фашизма, Модест Лимберх не замедлил воспользоваться приглашением из Голливуда и перебрался в Соединённые Штаты Америки. Свидание в 1935 году с Александром Фёдоровичем Керенским обоих разочаровало, и бывшие соратники расстались, чтобы больше никогда не встретиться. Модест Алексеевич Лимберх − автор более 20-ти детективов и обладатель двух кинопремий «Оскар» за сценарии, скончался в Лос-Анджелесе в 1971 году. Был женат на голливудской актрисе Натали Пейдж, пережившей своего мужа на 37 лет.
Перед тем как Лев появился на свет, его родители Алексей Александрович и Мария Николаевна очень надеялись, что у них будет девочка. Рождение третьего сына не то чтобы их расстроило, но внесло некоторое разочарование, которое, впрочем, скоро исчезло. Младенец был просто загляденье, но особенно восхитительными казались его длинные, пушистые ресницы.
– Ну, прям как девочка, – обращаясь к матери, умилялась бессменная нянька Наталья, воспитывавшая уже третьего ребёнка в семье.
Лёвушка рос спокойным здоровым мальчиком, не доставлявшим особенных хлопот своим домашним. Отец часто бывал в разъездах, связанных с его обязанностями предводителя дворянства. Мария Николаевна с раннего возраста начинала учить сыновей читать и писать, молитвам, а также французскому и немецкому языкам. Поскольку Лёвушка был намного младше братьев, в детстве ему приходилось больше общаться с деревенскими сверстниками, но особенно он подружился с кучером Пахомом – пожилым, но ещё крепким мужиком с аккуратной рыжей бородой.
У Лимберхов в имении была конюшня, в которой содержались пять лошадей – два рысака, две лошади для обучения верховой езде старших братьев и мерин для хозяйственных нужд. Сразу после завтрака Лёвушка, прихватив на кухне пару кусков ржаного хлеба посыпанных солью, бежал на конюшню к своим любимцам – орловскому рысаку Громобою и верховой кобыле Крапинке. Заслышав звонкий голос мальчика, лошади радостно ржали и вытягивали головы сквозь решётки стойла. Лёвушка знал, что подавать гостинец следует на раскрытой ладони, чтобы лошадь случайно не повредила пальцы, и он вздрагивал, когда бархатные лошадиные губы касались его руки.
В восемь лет мальчика отдали в Перовскую мужскую гимназию Тулы, в которой обучались его старшие братья. Частная гимназия, носящая имя её владельца и первого директора И.Ф. Перова, считалась одной из лучших в городе. Во время учёбы гимназисты Лимберхи по обыкновению жили в доме генеральши Рудневой на Петровской улице. На каникулы и в большие праздники они приезжали в родительское имение. С возрастом любовь младшего брата к лошадям только усиливалась, и умница Модест шутил:
– Лёвушку надо было назвать именем Филипп, что по-гречески означает «любитель лошадей».
В девяти верстах от имения Лимберхов располагался один из лучших конных заводов России – Прилепский. До 1866 года имение Прилепы и одноимённый конный завод принадлежали полковнику Льву Николаевичу Гартунгу, женатому на дочери А.С.Пушкина – Марии Александровне. После приобретения имения и завода семейством Добрыниных Прилепский конный завод получил общероссийскую известность. В каникулы, уже став постарше, Лев по разрешению Олимпиады Платоновны – вдовы хозяина завода Алексея Николаевича Добрынина, самостоятельно приезжал в Прилепы. Конюшенные и наездники, объезжавшие молодняк, приветливо встречали трудолюбивого «молодого барина», не чуравшегося никакой работы, будь то проминка рысаков, чистка и кормление коней, или ковка копыт лошадей на кузнице.
Россию после позорно проигранной войны с Японией сильно штормило. Забастовки на заводах и фабриках, крестьянские волнения, студенческие выступления, убийства террористами-революционерами царских чиновников и генералов – всё это обрушилось на страну. С осени 1905 года в Туле, как и в большинстве городов России, стало неспокойно. Бастовали рабочие тульских заводов, поднимала голову черносотенная накипь, создавшая «Тульский Союз за Царя и Отечество».
Во время этих событий в доме, где жил и «столовался» Лев, неожиданно появился его старший брат, капитан-артиллерист Александр Лимберх. Он поприветствовал хозяйку дома, которая прекрасно помнила «жившего у неё гимназиста Сашу», вручил привезённые гостинцы. Попив с гостеприимной генеральшей чая, братья уединились в комнате Льва.
– Тут такое дело, брат, – спокойно, но достаточно строго произнёс Александр, – время сейчас непростое, может произойти всякое, поэтому я тебе кое-что привёз.
Александр открыл кожаный саквояж и вытащил небольшой тёмно-коричневый предмет. Лев от неожиданности задержал дыхание.
– Неужели оружие?
Александр кивнул головой, расстегнул кобуру и достал блестящий пистолет. Оружие удобно лежало в руке, и его тяжесть почти не ощущалась.
– Самозарядный «Браунинг 1900», магазин на семь патронов, калибр 7,65 миллиметров, производство Бельгии.
– А откуда он у тебя?
– Офицеру Русской императорской армии разрешается приобретать и иметь вне строя личное оружие. К «Браунингу» я привёз тебе 100 штук патронов, но ты должен дать слово, что будешь беспрекословно выполнять всё то, чему я тебя научу, особенно в части осторожности. Сейчас покажу тебе, как разбирать и собирать пистолет, как его чистить и смазывать, а завтра поедем с тобой в пригород. Я знаю одно место, там и постреляем. И запомни: оружие надо носить так, чтобы его легко было достать. Кобуру лучше крепить на поясе, а сам пистолет пристёгивать к кобуре вытяжным ремешком. Это позволит тебе не потерять его в случае рукопашного боя. А главное – не пользуйся оружием без надобности!
В самом начале зимы Лев возвращался после уроков, которые он давал дочери купца Овсянникова – гимназистке 5-го класса, математические способности которой находились, прямо скажем, в «первобытном» состоянии, но приносили до десяти рублей в месяц, что было весьма не лишним. Первый выпавший снег и луна, изредка появлявшаяся из-за тучек, позволяли не запутаться в переулочках этой весьма отдалённой тульской слободы.
Внезапно на перекрёстке, освещённым тускло горящим фонарём, он заметил около десятка человек. Они окружили лежащего на земле человека и били его ногами.
– Мы тебе покажем, жидовская морда, кто в городе хозяин! Чтоб ты сдох, еврейский ублюдок!
Лев замедлил ход и, не доходя несколько шагов, крикнул,
– Немедленно прекратите, господа, это нечестно!
Толпа опешила и на мгновение прекратила избиение.
– Глянь-ка, теперь ещё и барин появился, наверняка студент, судя по фуражке!
– Вся беда от жидов, поляков и студентов! – выкрикнул высокий тощий мастеровой с мешком за плечами.
Внезапно из толпы выбежала невысокая, но почти квадратная мощная фигура с какой-то дубиной в руках, и с криком,
− Я тебе, бл…ь, покажу нечестно! – бросилась на гимназиста.
В памяти Льва мгновенно возникла картина прошлогодней охоты на кабана в Шевелёвской роще. Он с отцом, братом Модестом и прочими охотниками стояли «номерами» в ограждении, ожидая, когда загонщики выгонят на них зверя. Громадный кабан-секач появился неожиданно. Лев не успел опомниться, как вокруг загремели выстрелы. Несмотря на полученные ранения, зверь неумолимо продолжал двигаться вперёд, «номера» расступились, кабан скрылся в чаще. Прошло около четверти часа, прежде чем собаки обнаружили мёртвого зверя.
При виде бегущего на него громилы Льва охватил страх и стремительно заколотилось сердце, но мгновенно в голове всплыл урок, полученный от брата Александра. Он быстро расстегнул кобуру, потянул за вытяжной ремешок «Браунинг» и, почти не целясь, выстрелил по ногам нападавшего. Тот с рёвом рухнул на снег, а Лев машинально отступил назад и выстрелил, но теперь уже в воздух. Толпа, бросая мешки и узлы, кинулась врассыпную. Двое подскочили к упавшему сообщнику, подхватили его под руки и потащили за собой. Через мгновение на перекрёстке остались лишь Лев и лежащий на снегу окровавленный человек.
Гимназист, всё ещё держа «Браунинг» в руке, медленно подошёл к нему.
– С вами всё в порядке? Давайте я вам помогу встать.
Человек зашевелился и, пошатываясь, встал на ноги. Слетевший с ноги ботинок валялся тут же неподалёку, и Лев подал его потерпевшему. Невысокий, курчавый юноша, чуть постарше Льва, в чёрном пальто с надорванным рукавом, из-под которого виднелся белый халат, по-видимому, пришёл в себя.
– Вы кто и как здесь очутились?
– Соломон Адерман – помощник фармацевта Адермана из аптеки Белявского. Я его племянник, – ответил потерпевший, протирая снегом окровавленные лицо и руки.
– Понимаете, я относил лекарство больному ребёнку на Малую Андреевскую улицу, что в Филипповской слободе. Вдруг на меня напали эти дикие люди, которые возвращались с погрома, где-то там в слободе. Я таки попытался убежать, но они меня догнали, повалили на землю и начали бить. Разве от них убежишь? – Соломон говорил с заметным еврейским акцентом. Он с осторожностью посматривал на своего спасителя, особенно на его правую руку, которая всё ещё сжимала Браунинг.
– Ах да, извините, забыл убрать, – и Лев торопливо засунул пистолет в кобуру. – Разрешите представиться: Лев Лимберх − гимназист. Давайте я провожу вас до аптеки.
– Нет, что вы, я обязательно должен отнести лекарство, это так важно – ведь ребёнок сильно больной, – и Адерман достал из кармана белый пакет, к которому был прикреплён рецепт с адресом.
Спустя час, после того как лекарство было доставлено, оба юноши уже подходили к аптеке Белявского, которая располагалась на Киевской улице.
– Огромное вам спасибо, господин Лимберх, что вы спасли меня. Моя мать и сестра будут за вас молиться.
– Не стоит благодарности, на моём месте так поступил бы каждый порядочный человек.
– Ой, вы таки не знаете жизнь, да и не у каждого с собой есть револьвер.
– Кстати, господин Адерман, у меня к вам просьба. Никому не рассказывайте про стрельбу, иначе у меня могут возникнуть неприятности.
– Да ни в коем случае, клянусь не раскрывать рта.
Юноши обменялись рукопожатиями и разошлись.
Придя домой, Лев попил чай и лёг спать. Перед его глазами постоянно возникала картина случившегося и, поняв, что заснуть не удастся, он решил написать письмо старшему брату.
«Дорогой Александр! Сегодня со мной случилось происшествие, в характере которого я решительно не могу разобраться…. Поверь мне, я ни за что, не стал бы стрелять в людей, если бы не суровая необходимость спасти человека, вся вина которого состоит в том, что он другой веры…Я впервые понял, что в настоящей жизни придётся сталкиваться не с индейцами, как это описывается у Майн Рида, и не с англичанами, подобно героям книги Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова», а с жестокими, озлобленными, малообразованными людьми, напрочь забывшими десять христианских заповедей…».
В ответном письме Александр писал:
«Дорогой брат! Спасибо за откровенное письмо, из которого следует, что ты взрослеешь и начинаешь сталкиваться с реальной жизнью….
…Воспитание, полученное тобой, благодаря нашим родителям и священнику отцу Николаю, выработало в тебе черты характера, которые вызывают моё искреннее уважение….
…Что касается необразованности тех громил, с которыми ты столкнулся, то поверь, – я встречал в своей жизни немало образованных, богатых людей с благородным происхождением, но с подобными черносотенными взглядами…»
Летом 1908 года Лев после окончания Перовской гимназии отправился в Петербург для поступления в Константиновское артиллерийское училище. Как дворянин и окончивший гимназию с золотой медалью, Лимберх был зачислен в Первую учебную батарею, носившую название «1-ая Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича батарея». Воспитанники училища находились на полном казённом содержании, назывались юнкерами и носили красные погоны с чёрной выпушкой.
В сентябре начались учебные будни. Математика, включая теорию вероятности, химия и основы производства взрывчатых веществ, физика, материальная часть артиллерийского вооружения, уставы и тактика ведения боя, обучение пешему и конному строю, фехтование. гимнастика и танцы, – вот перечень предметов и занятий юнкера-первогодка Лимберха. Много времени уделялось верховой езде. Поначалу особенно тяжело было тем, кто, подобно Льву, считал, что он умеет ездить верхом. Помимо самой верховой езды, изучали ветеринарию – анатомию и болезни лошадей. На выпускных экзаменах по верховой езде в присутствии начальника училища генерал-лейтенанта Похвиснева юнкер Лимберх получил 12 баллов и был произведён в младшие портупей-юнкера.
Поначалу общение с юнкерами батареи представляло для Льва определённую сложность, так как большинство из них являлись отпрысками самых высших аристократических фамилий или детьми богатейших людей России, а их материальное положение было много лучше, чем у Лимберха. Но твёрдость характера, независимость суждений, нежелание слушать, а уж тем более поддерживать сплетни, а также высокие отметки по всем предметам, физическая сила и ловкость – всё это вызывало уважение товарищей и командиров.
После первого и второго годов обучения юнкера училища отправлялись в летние лагеря, расположенные в живописных окрестностях Петербурга, где с раннего утра до позднего вечера они стреляли из самых современных артиллерийских орудий и личного оружия, совершали марши, занимались топографической съёмкой.
По окончании училища Лев, с его выпускными оценками, мог бы претендовать на вакансию в гвардии, но, увы, сословные преграды, отсутствие необходимых средств, сделали бы его службу в гвардейском полку невыносимой, и, в конце концов, ему пришлось бы отчислиться. По совету брата Александра, он подписал вакансию в Тульский 72-й пехотный полк, который недавно был оснащён двумя дивизионами 122 − миллиметровых гаубиц образца 1910 года, изготовленных французской оружейной фирмой «Шнейдер». Летом 1911 года Лев Лимберх, по Высочайшему повелению, получил первый обер-офицерский чин - звание подпоручика, и отбыл на действительную службу.
Прибыв в полк, который дислоцировался в Варшаве, молодой офицер полностью окунулся в тяготы армейской жизни: каждодневные тренировки орудийных расчётов, занятия с солдатами «словесностью», учебные и боевые стрельбы, многокилометровые марши, обучение современным средствам связи, таким как полевая телефония и корректировка огня с помощью аэростатов.
Осенью 1912 года Тульский 72-й пехотный полк участвовал во всероссийских манёврах. Боевой расчёт орудия подпоручика Лимберха занял первое место по результатам боевых стрельб. Приказом командующего округа Лимберху было присвоено внеочередное звание – поручик, что с большим подъёмом и необычайным количеством шампанского было отмечено его сослуживцами.
Красивый, стройный молодой офицер, с серыми глазами и ямочкой на подбородке, безусловно пользовался повышенным вниманием женщин. Лев в письме брату Александру писал: «…Отвечая на твой вопрос о моей личной жизни, конфиденциально сообщаю, что у меня роман с местной польской аристократкой, красавицей пани Валиевской. Уверяю тебя, ничего серьёзного, кроме физиологии. Почему-то мои товарищи принимают меня за местного Дон-Жуана, что совершенно не соответствует истине. В конце концов, «Quisqua suo arbitrio» – «у каждого свой выбор», хотя латынь – это больше по части Модеста. Некоторые мои сослуживцы предпочитают бордель, либо сожительство с квартирной хозяйкой или её дочками, но это не для меня...»
1 августа 1914 года Россия вступила в войну. Согласно планам Генштаба, 8-я армия, в составе которой находился Тульский 72-й пехотный полк, получила приказ начать наступление с целью окружения австрийских войск в Галиции. Первый бой, в котором участвовала 122−миллиметровая гаубица поручика Лимберха, завязался при форсировании реки Гнилая Липа 16 августа. Под непрестанным огнём австрийской артиллерии полк форсировал реку и двигался вперёд. Два дивизиона гаубиц, заняв сходу огневые позиции, подавили австрийские орудия и оборонительные сооружения.
Русские войска стремительно двинулись на Львов и Галич – столицу Галиции. Лев, как и подавляющее большинство солдат и офицеров полка, впервые участвовал в настоящем сражении. Австрийские позиции, усеянные трупами, зарядными ящиками, разбитыми орудиями, брошенными винтовками, представляли собой страшную картину. Прямое попадание шрапнели во взвод австрийской кавалерии неожиданно напомнило строки Лермонтова: «…Смешались в кучу кони, люди…». Ветераны, повоевавшие с Японией, утешали: «Ничего, братцы, скоро попривыкните». В этих боях противник потерял около 3000 убитых и свыше 500 раненых. 21 августа русские войска овладели одним из древнейших европейских городов – Львовом, а 24 августа – Галичем.
Na_linii_ognya.jpg
Осенью 1915 года, во время печально знаменитого «великого отступления», в бою под Варшавой поручик Лимберх был ранен разорвавшимся неподалёку снарядом. Убитая под ним лошадь спасла ему жизнь, приняв осколки на себя. Окровавленного и контуженного, его доставили в полевой госпиталь, а оттуда – в смоленский госпиталь, где он три месяца находился на излечении. После выздоровления, поручик был признан пригодным к дальнейшему прохождению службы и возвратился в свой полк.
В то время пока Лев находился в госпитале, в своём имении Шевелёво от апоплексического удара, по-нынешнему – инсульта, скончался Алексей Александрович. На похоронах Льва не было, так как о смерти отца он узнал из запоздалой телеграммы, которую переслали в Смоленск из штаба полка.
Спустя полгода умерла его мать Мария Николаевна. С мужем Алексеем Лимберхом они прожили вместе тридцать пять лет. После отпевания, похорон - согласно завещанию - рядом с могилой мужа, и скромного поминального обеда братья прошли в кабинет отца. Они уселись в старинные кресла, Александр закурил трубку, а Модест – сигару, и в это время в дверь тихонько постучали. В кабинет заглянул управляющий имением Тимофей Андреевич Бочаров, которого Алексей Александрович нанял в управляющие более тридцати лет тому назад, вскоре после своего избрания в предводители дворянства. В руках управляющий держал «журавля» – хрустальный графин шустовского коньяка.
– Вот, от вашего покойного батюшки остался. Всё мечтал – сыновья соберутся, тогда выпьем. А оно, видите, как вышло, – и Тимофей Андреевич прослезился.
Поначалу братья вспоминали детство.
Беседа постепенно перетекла к нынешней жизни. Лев, два года проведший на фронте, с гневом и болью говорил об обстановке в войсках, о снарядном «голоде», о нехватке оружия и необходимой амуниции, о героизме солдат и офицеров, о бездарности царя и высшего командования.
С чувством омерзения и брезгливости, Модест описывал вседозволенность и вмешательство в государственное управление Распутина и его окружения, его влияние на царскую семью.
Несмотря на наступившую ночь, братья не расходились. Александр, взяв слово с братьев, что всё услышанное останется между ними, рассказал о своей работе в комиссии по расследованию деятельности бывшего военного министра Сухомлинова.
Никто из братьев тогда и не предполагал, что вот так, втроём, они встречаются последний раз в жизни.
Продолжение следует
Добавить комментарий