Страх

Москва. Зима. Семидесятые годы прошлого века. Мне три или четыре года. Наша семья только что переехала с улицы Воровского (Поварской) в новый, спальный чудо-район Чертаново. Редкие дома-близнецы, большие поля-пустыри. Белый снег, белые дороги, белые дома, белые облака. Я с мамой, стою на конечной остановке автобуса номер 234, который через 25 минут должен довезти нас до ближайшей станции метро «Варшавская». Мороз. На мне шубка, шапка, шарф, рукавички и валеночки. Холодно. Наконец, приходит автобус. Старый, даже старинный: ярко-синий, с малюсенькими окошками в морозных узорах и очень узкими дверцами, не открывающимися в полной мере, из-за слежавшегося и окаменевшего снега на подножках. Пассажиров много. Все хотят побыстрее попасть в теплый салон. Люди напирают, проталкивая меня и маму внутрь. Неуклюжей ногой я цепляюсь за дверцу автобуса, большие сильные люди толкают меня вверх по ступенькам, нога не пускает, я выдергиваю ее из дверного плена, как пробка взлетаю на заднюю площадку автобуса, следом мама, следом все остальные жители Чертанова. Двери, со скрипом, захлопываются. Автобус трогается. Я стою молча, поджимая недавно застрявшую ногу, без валенка. В заднее панорамное окно я вижу маленькое, темное пятно на белом снегу. Сиротливо и одиноко мой валеночек остался лежать на остановке. Остался в Чертанове. Из ступора меня выводят гневные крики пассажиров, обращенные к водителю, с требованием немедленной остановки. Поджатая нога сильно мерзнет. Автобус останавливается, дверь скрипя разъезжается, мама спрыгивает вниз и бежит назад к остановке. Я остаюсь один. Автобус успел проехать метров двести. Мама быстро бежит за моей обувью по белой снежной дороге. Я смотрю на нее, вижу ее спину, вижу, как она удаляется. Кругом все белое: дома, улица, дорога. Ни машин, ни людей, только мама, моя мама. Вот она уже с валенком, схватила его и бежит обратно. Но в этот момент дверь автобуса, зловеще скрежеща, захлопывается, двигатель ревет и автобус начинает набирать скорость. Я боюсь смотреть в окно, фигура мамы с каждой секундой становится меньше, меньше, меньше. Она вот-вот исчезнет. Это даже не страх, это ужас. Панический ужас, который помнится детально. Дальше крик, потом крики, требования остановиться, объяснения пассажиров друг-другу в деталях, что же произошло и кто виноват. Автобус снова тормозит. Надежда. Мама больше не уменьшается. Она растет, она ближе. Бежать ей уже не 200 метров, а все 400. Скользко, она может упасть. Я уже вижу ее лицо: раскрасневшееся, молодое, прекрасное. Она размахивает моим валеночком. Она красива и скоро будет рядом. Я уткнусь в нее, в самого родного и любимого человека. Нога совсем онемела, но мне не важно, я забыл про нее. Кто-то из пассажиров успокаивает меня, кто-то ругает невнимательных родителей, кто-то проклинает себя за то, что сел в этот автобус. Что говорил водитель, лучше не вспоминать вовсе. Наконец, мама в дверном проеме, платок ее сбился, от нее идет пар, и она улыбается мне. Счастье. Счастье без конца. Первым делом, она растирает мою до сих пор поднятую ногу, запихивает ее в валенок и крепко обнимает меня. Тепло разливается по всему моему телу. Тепло преданности, заботы, любви.

— Ну все, что ли? Можем ехать-то? — слышится крик водителя.

— Давно можем! Стоит и стоит! То не дождешься их, то ехать не хотят! Экскурсию что ли везешь?! – наперебой несутся крики пассажиров. Им всем стало хорошо, тепло. Они все стали чуточку светлее и чище. Автобус поехал. Страх прошел. Но, только на миг. Он жил всегда, никогда не уходил и не давал забыть о себе. Живя летом на даче, я боялся, что мама не сможет приехать на выходные. Встречая ее после работы, боялся, что ее может сбить машина, напасть собака. На отдыхе, боялся, что она может утонуть, купаясь. Ее болезни и недомогания тревожили меня. Что если болезнь серьезная, неизлечимая… что, если она умрет. Страх по любому поводу. Страх. Страх. Но время шло, мама жила. Мы ходили в кино, театр, ездили отдыхать. Она не тонула, приезжала на дачу вовремя, ее не сбивала машина, не кусали собаки. Выросли дети, выросли внуки. Щедро разливалось мамино тепло, участие. Очень щедро, хватало на всех. Однако, страх по-прежнему жил со мной. Он приходил во сне. Теперь я боялся там и просыпался в холодном поту от увиденного. Настал новый век, другая страна, иная жизнь. Рождались новые люди, уходили старые. Многое изменилось и только страх мой оставался неизменно со мной.

Как всегда, наверное, это случилось неожиданно. Еще в 10 часов утра человек живет с паспортом, а в 12 его забирают у него за ненадобностью, оставив взамен бумажку, именуемую свидетельством. Было 22 октября 2019 года. В этот день закончился мой почти пятидесятилетний страх. Закончился, растаял, ушел навсегда.

Бесстрашие. Хорошо ли это? Часто это преподносится как достоинство, признак мужественности, героизма. Не знаю… мне думается, что любое слово с приставкой без(с) так или иначе, немного ущербно. Так вот. Я скучаю по своему страху, я люблю его. Острое, колющее и очищающее чувство страдания души человеческой. Колющее, как тот мороз на конечной остановке. Очищающее, как тот белый снег в Чертаново. И острое, как невозможность посмотреть в окно автобуса, за которым можно не увидеть больше главного человека твоей жизни – маму.

13 декабря 2019 Москва