Лауреат Конкурса Малой Прозы. 2021. 2 премия
Яблоня росла напротив нашего дома. Ветхая, местами сползающая кожа, скрюченные пальцы веток, горбатая спина – она казалась мне старше бабы Ани, а баба Аня была совсем старой. Настолько старой, что не могла отличить меня от моего брата, несмотря на свои огромные очки.
Зимой яблоня стояла обнажённой и наверняка мучилась от холода, потому что дым из трубы нашей котельной возносился прямиком в небеса, ничуть её не задевая. Но зато весной под световыми флюидами солнечных зайчиков она преображалась, будто под действием омолаживающего крема, делаясь невероятно красивой.
Однажды мы играли в индейцев. Я был Чингачгуком. Война с племенем ирокезов вынудила меня засесть в засаду на яблоне, ни малейшим шорохом не раскрывая своего местоположения раньше условленного сигнала. Сидел я на ветке, наверное, часа два – до тех пор, пока все остальные индейцы не стали звать меня на ужин. Но я дал клятву вождю о неразглашении тайны своей дислокации – поэтому слезть с дерева решил только тогда, когда учуял острый запах жареной картошки.
Запах этот настолько растревожил мой аппетит, что я, спускаясь, в спешке зацепился штаниной за сучок и грохнулся на землю, разорвав одежду и поранив ногу.
Через всю левую икру тяжёлым боевым ранением пролегла глубокая царапина.
В гневе за нанесённое оскорбление, я начал бешено колотить ствол дерева руками и ногами. Затем отыскал длинную палку и принялся лупить ей по веткам ни в чём неповинного Белого налива. Десятки бледно – жёлтых комочков обсыпали землю, будто мягкий ковёр из редкой ткани. Мне было больно и обидно за свой поступок. Я расплакался и не пошёл на ужин.
… В воскресенье, традиционно, мы всей семьёй отправились в церковь. Это была единственная церковь в нашем посёлке. Принадлежала владимирской митрополии московского патриархата. Серое здание с облупившейся краской и куполом со сбитой позолотой – она больше напоминала заброшенную часовню, чем действующий приход. Службы в ней проходили только по Двунадесятым праздникам и воскресным дням. Служить приезжал из района низенький священник с большими добрыми глазами. Он же и исповедовал.
В тот раз я очень боялся идти к нему на исповедь! Мне почему – то казалось, что я совершил страшное злодеяние и нет мне прощения, как Иуде, предавшем Христа за тридцать сребреников. Очередь продвигалась, а я стоял на месте, с ужасом вспоминая о своей жестокой выходке.
Холодный пот прозрачными ручейками медленно стекал по спине, будто маленькие невидимые змейки. Те самые, которые изображены на иконе «Страшный суд», подаренной мне несколько недель назад.
Хор пел уже «Символ веры».
«Господи! – шептал я, глядя под купол храма, где от золотистого спектра солнечных лучей казалось, будто резвятся ангелы. – Пожалуйста, не наказывай меня! Я не хочу в ад, там темно и черти похожи на дядю Мишу. Ты же знаешь, какой дядя Миша злой! Даже злее меня. Он обещал перестрелять всех собак в нашем посёлке…»
Наконец, я пересилил себя и шагнул к аналою. Руки ходили ходуном, будто я был одержим нечистым духом. Хотелось промолчать, но я знал, что если не скажу сам – то это сделают ангелы, а уж им – то всё прекрасно известно! Чего доброго, разболтают ещё и про украденную мной ромовую бабу, купленную брату за его примерное поведение.
Я резко вдохнул в грудь воздуха, открыл рот, и…
— Наклони головку! – произнёс батюшка как всегда мягким голосом, которого невозможно было ослушаться.
Тёплая епитрахиль коснулась моего затылка. Что – то невыразимое глубоко – глубоко внутри вспорхнуло и переместилось в сердце, наполнив всё тело лёгкостью и спокойствием. Батюшка благословил меня, ласково погладив по голове.
Я с трудом дождался причастия и после трёхкратного «аллилуйя» сразу убежал домой. Надо было успеть до вечера поднять все сбитые со старого дерева фрукты и повесить их обратно.
Как это сделать – этого я пока ещё не знал.
Добавить комментарий