– Боря, привет, есть разговор. Тут такое дело, – этой фразой Сергей обычно начинал все свои обращения. – Толик заболел. А я один как-то не очень. Поэтому подумал к тебе.
Борис, зная привычку приятеля-однокурсника не всегда чётко выражать свои мысли – по-видимому, надеясь на сообразительность собеседника, уточнил:
– Ко мне – что? А Толик – это твой одноклассник?
– Ну да, мы с ним и Валерой были самыми близкими в классе. Валера учится в ЛИКИ, это институт киноинженеров в Ленинграде. Он ещё в школе решил на кинооператора. Мы с Толиком никогда не были в Ленинграде, а Валера звал. Этим летом у нас не получилось, решили на зимних каникулах, ведь последний курс, диплом, лагеря, как потом будет – непонятно. А он на зимних не может, подрядился на каких-то съёмках осветителем. Договорились приехать на Новый год, ведь сессия начнётся только шестого, в понедельник, до того сплошь выходные, так что с тремя днями в декабре есть больше недели. Можно съездить, а Толик заболел.
– И что?
– Я подумал – позову тебя. Одному неохота, а там всё договорено.
– Погоди, погоди, давай по порядку. Что договорено, где, а главное – при чём тут я?
– В общаге ЛИКИ. Валера там какая-то шишка в студсовете. Из его комнаты двое уезжают на Новый год домой, вернутся пятого, и он договорился, что на их койки пустят нас с Толиком под его слово. Мы четвёртого уедем домой и железно успеваем к сессии. И билеты уже есть. Туда и обратно! А Толик заболел… А с тобой нормально будет!
Борис задумался. С одной стороны – это явная авантюра, а авантюр он не любил. С другой – почему бы нет? Встреча Нового года в привычной компании ничего интересного не обещает, а тут – Ленинград, новые впечатления, новое общение. Рискнуть, что ли?
– Надо подумать…
– Что тут думать? Вечно ты всё обдумываешь... Нельзя быть таким правильным, успеешь ещё во взрослой жизни. Денег много не понадобится, только на еду. Общага бесплатно, хорошую бутылку коменданту я уже приготовил – коньяк «Киев». Расходы на дорогу и что-то там. Давай соглашайся, завтра вечером поезд. Предупреди своих, и вперёд.
Так Борис впервые в жизни решился на сомнительную затею.
Дорога заняла две ночи и один день. Соседи по отсеку плацкартного вагона, симпатичная пожилая пара, оказались спокойными, ненавязчивыми. Поинтересовались, куда Сергей и Борис едут, были ли раньше в Ленинграде, но излишних расспросов не вели.
Женщина, напоминавшая одновременно и маму, и бабушку, спросила, где купили Сергею такой свитер с вывязанными на груди оленями, и угощала домашними пирожками. Интонации у неё были явно не протяжными южными, а твёрдыми, но без московского «акания». «Возможно, так говорят в Ленинграде, – подумал Борис, – а пирожки на дорогу пекла им дочь или знакомая, у которой гостили». Спросить, естественно, постеснялся.
Мужчина в возрасте за шестьдесят почти всё время смотрел в окно или читал газету, а выходя – прихрамывал и опирался на палку. Когда поезд утром подходил к Ленинграду, он достал из ящика под откидной нижней полкой слегка выцветший китель с двумя рядами орденских планок слева и нашивками, золотистой и тёмно-красной, справа. «Воевал, – решил Борис, – дважды ранен, один раз тяжело».
До общежития доехали быстро – помогло подробное описание проезда, записанное со слов Валерия. Устроились быстро и без осложнений, коньяк был принят со сдержанной благодарностью и без лишних слов. «У нас бы обязательно словоохотливо пообщались, – подумал Борис, – поспрашивали, советов бы понадавали; всё же тут другой народ».
Валерий приготовил им приятный сюрприз: – Я достал вам билеты на новогодний вечер; увидите, как веселятся ленинградские студенты. Начало в семь. Успеем погулять по Невскому, по Дворцовой площади, посмотреть на Неву, Адмиралтейство, Медного всадника, а остальное потом.
Борис всё это уже видел, т. к. однажды был в Ленинграде проездом. Он с удовольствием согласился вспомнить эти известные места, но свинцовое небо, промозглая сырость, постоянная слякоть из подтаявшего снега наводили уныние. Обычно Борис справлялся с ухудшением настроения, но на этот раз получалось плохо.
Вечер оказался малоинтересным. Борис обычно принимал участие в организации подобных вечеров в своём институте. Они всегда проводились в театре, арендованном специально для этого. Концерт силами институтской художественной самодеятельности бывал, как правило, на высоком уровне; не случайно хор, студенческий театр и танцевальный коллектив их института имели звание «народных». В фойе живо и радостно танцевали допоздна под институтский эстрадный оркестр, участвовали в весёлых конкурсах и розыгрышах, звучал смех, аплодисменты, царила атмосфера настоящего праздника.
От предновогоднего вечера в ленинградском институте Борис ожидал намного большего – всё же «северная столица», единственный в стране вуз такого профиля. А оказалось всё примитивно и неинтересно. Небольшой зал без сцены, кое-как украшенный, гремит музыка – и всё.
– Что я тут делаю? – подумал Борис, прислонясь к стене. – Знакомых нет, заняться, кроме танцев, нечем, а я это не очень люблю. Впереди ещё несколько таких же пустых дней. Завтра нужно встречать Новый год с неизвестными мне людьми, сидеть с ними всю ночь, пить. Погода отвратительная. Зачем я поехал, о чём думал?
Сергей стоял в нескольких шагах от него, что-то рассказывал Валерию и весело смеялся; почему-то Бориса это раздражало. Он стал вспоминать их встречу на вокзале. Теперь ему стало казаться, что Валерий, радостно обняв у вагона своего одноклассника, посмотрел на его спутника вежливо, но со скрытым недовольством. Борис понимал, что это домыслы, что Валерий совершенно не обязан проявлять к незнакомому человеку явные знаки внимания и прекрасно себя повёл, но ничего не мог с собой поделать.
Настроение стремительно портилось.
Когда Валерий отошёл в сторону, Борис, повинуясь неосознанному порыву, подошёл к Сергею и сказал:
– Извини, я не должен был ехать. Мне тут скучно и неинтересно. Прости, но я уезжаю.
– Ты с ума сошёл? – изумлённо воскликнул Сергей. – Что тебя тут не устраивает? Здесь так хорошо, все танцуют, веселятся. Какая муха тебя укусила?
– Прости, Серёжа, я не должен был ехать. Пожалуйста, сдай мой билет, извинись за меня перед Валерием и поблагодари его.
– Но сегодня тридцатое! Ты за сутки до Нового года не достанешь билет. А если вдруг тебе повезёт, ты хочешь завтрашний день, вечер и ночь провести в поезде и встречать Новый год там? Бред!
Борис даже не обратил внимания, как красноречиво и внятно вдруг стал говорить Сергей – он отчётливо понял, что его товарищ прав, а он сам об этом не подумал.
– А я не домой поеду, а в Москву! – вдруг вырвалось у Бориса, хотя ещё минуту назад он об этом не думал. – Есть несколько ночных поездов, они уходят с Московского вокзала после полуночи и прибывают в Москву утром.
Потом Борис безуспешно пытался понять, откуда в его голове неожиданно появилась такая подробная информация. На табло Витебского вокзала, куда они с Сергеем прибыли, она попасться на глаза не могла. По-видимому, память услужливо извлекла сведения из прочитанных книг, но в тот момент Борис это не анализировал, хотя в правильности не сомневался.
Сергей демонстративно покрутил пальцем у виска. Борис понимал, что поступает некрасиво, что у Сергея и Валерия есть все основания для обиды, но ничего не мог с собой поделать – ноги сами его несли прочь. Он ещё раз извинился и вышел из здания института. До общежития было недалеко, дорогу к нему он хорошо запомнил. Через полчаса, сменив «выходную» рубашку (благо он побыл в ней чуть больше часа) на повседневную, с дорожной сумкой в руке Борис вышел на ночную улицу. Пожилая женщина, к которой он обратился, доходчиво объяснила ему, как доехать до Московского вокзала.
Билет на один из поездов в Москву он купил без особых сложностей и утром вышел на Комсомольскую площадь у трёх вокзалов. Яркое солнце, чистое синее небо, искрящийся снег, сухой и слегка морозный воздух сразу вернули хорошее настроение.
– Теперь всё будет хорошо! – подумал Борис, подошёл к телефону-автомату и набрал номер своего московского знакомого Юры, по приглашению которого прошлой зимой провёл в Москве прекрасную неделю.
Услышав в трубке голос Юриной матери, доброжелательно принимавшей тогда Бориса, он радостно поздоровался, высказал предновогодние пожелания и попросил к телефону Юру.
– Юра ещё вчера вечером уехал с друзьями куда-то под Истру, там на базе отдыха будут встречать Новый год. А вы в Москве?
Борис сказал, что в Москве проездом и позвонил, чтобы поздравить. Повесил трубку и подумал:
– Вот нельзя мне пускаться в авантюры, не моё это. Ну и что теперь делать? Допрыгался?
Яркое солнце и синее небо уже восторга не вызывали.
Взяв себя в руки, Борис вспомнил, как в прошлом году, будучи в Москве на практике на ЗиЛе, по просьбе матери навестил её дальнего родственника Лазаря Шлайна. Его как члена «еврейской вредительской группы на ЗИСе» арестовали в 1950 г., а освободили только в 1956-м. Борис познакомился с его милой женой тётей Бетей и сыном – своим ровесником Фимой. Ребята понравились друг другу, обменялись номерами телефонов, но ни один из них этим не воспользовался.
Хорошо, что адресно-телефонную записную книжку Борис брал собой во все поездки. Честно говоря, звонить не хотелось, ведь знакомство было поверхностным. Но выхода не было – не на улице же встречать Новый год… Конечно, сам виноват, но от этого не легче.
Фима оказался дома. Борис стал объяснять, кто это звонит, но Фима сразу прервал его:
– Конечно, Боря, я тебя помню. Хорошо, что ты меня застал – я тороплюсь и через 15 минут убегаю. Рассказывать подробности будешь потом – если у тебя нет других планов, приглашаю встречать Новый год в моей компании. У одного из друзей есть большой дом в Перово; предки завербовались на север, он живёт один. Там намного удобнее, чем в городской квартире. Согласен?
Тогда записывай: электричкой с Казанского вокзала до платформы Перово, там выйдешь на площадь и сразу направо. Пройдёшь три квартала, повернёшь налево, справа четвёртый или пятый дом. На окнах белые наличники, дверь такая… тёмнокоричневая. Адреса не помню, мы всегда гуртом туда ездим. Ты сразу найдёшь – он недавно покрасил забор и калитку блестящей зелёной краской, не ошибёшься.
Я там буду часам к десяти, максимум к пол-одиннадцатого, точное время не знаю, поэтому приезжай сам. Можешь появиться пораньше, ребят я предупрежу. Они хорошие, тебе понравится. И девочки будут, только не пытайся отбивать. Хотя можешь попробовать (шучу, это я так). Привозить ничего не надо, там всё есть. Ну, я побежал, дел ещё много.
Борис повесил трубку и подумал, что никогда ещё не попадал в такую дурацкую ситуацию, но другого варианта нет. Хорошо, что успел в поезде умыться и побриться, а рубашку сменит в вокзальном туалете перед электричкой.
Полюбовался на высотное здание гостиницы «Ленинградская», спустился в переход, перешёл площадь. Сдал дорожную сумку в камеру хранения Казанского вокзала, предварительно вынув из неё небольшую, на ремне через плечо, с которой обычно ходил в институт.
Последний день года тянулся долго. Чтобы дать отдых ногам, Борис два раза сходил в разные кинотеатры и дважды посидел в запомнившейся с прошлого года столовой на площади Маяковского, недалеко от дома Юры. Мысль навестить Юрину маму, чтобы там посидеть и отдохнуть, сразу отбросил – не хотел признаваться перед этой приветливой женщиной в собственной глупости и выглядеть соответственно. Кроме того, он ведь сказал ей, что в Москве проездом.
В конце дня, решив не послушаться Фиму – неудобно же совсем с пустыми руками приходить – купил бутылку шампанского и традиционные мандарины. Поехал на Казанский, немного посидел в зале ожидания и пошёл на выбранную электричку, оставив себе время только на поиски дома с блестящим зелёным забором – несмотря на предложение Фимы, прийти раньше него и объясняться с незнакомыми людьми не хотелось.
Рассчитал Борис всё правильно – около одиннадцати повернул налево на третью от вокзальной площади улицу и пошёл по правой стороне, ища блестящий зелёный забор. И сразу понял, какую глупость он в очередной раз допустил – все заборы были зелёными и, главное, все блестели! По-видимому, день-два назад была оттепель, потом резко похолодало, и все заборы сияли наледью…
– Спокойно! – сказал сам себе Борис, – нужен четвёртый или пятый от угла дом.
Подошёл к четвёртому, толкнул калитку – не поддаётся, закрыто. Потянул на себя – тот же результат. Стал искать на столбике звонок – нету!
– Ладно, наверное они в пятом, ведь Фима не был уверен.
Но и около пятого всё повторилось…
Дома стояли в глубине участков, метрах в десяти-пятнадцати от забора. В плотно закрытых окнах поверх занавесок появлялись радостные лица, двигались плечи или спины.
– Покричу, – подумал Борис, – они ведь знают, что я должен появиться.
Но это ни к чему не привело. Он несколько раз проходил до конца небольшого квартала и возвращался к углу – всё одинаково: блестящие зелёные заборы, закрытые калитки, белые (или заснеженные?) наличники, тёмного цвета двери. Вернулся к четвёртому от угла дому, снова кричал до хрипоты, но никто не услышал…
Борису казалось, что его хождения длились недолго, минут пять-десять. Но, посмотрев на часы, изумился – оказалось, что он провёл в бесплодных попытках попасть в дом больше сорока минут!
Навалилась слабость, ноги стали чугунными, злость на собственную глупость сменилась апатией, и ему в какой-то момент всё стало безразличным.
– Вот дурак! – подумал Борис. – Надо же было ехать в Ленинград, потом в Москву, потом сдуру неизвестно куда, чтобы встретить Новый год в сугробе. А что, неплохая идея. Присмотрю сугроб поплотнее, сяду, открою шампанское, глотну из горла́. Главное, не захлебнуться, ведь оно очень газированное; не хватало ещё тут отдать концы…
Потом, намного позже, он пытался понять, откуда появилась такая деловитость – искать плотный снег, опасаться захлебнуться. Подмяв под себя обе полы пальто, Борис присел на невысокий сугроб. Тот показался неудобным, и он пересел на более высокий и плотный. Расстегнул «молнию» на сумке, достал бутылку. Держа её левой рукой за горлышко, содрал фольгу, непослушными пальцами ухватился и сжал петельку проволочной уздечки, удерживающей пробку, собираясь её отвернуть…
Вдруг дверь дома напротив него отворилась, и голос, похожий на Фимин, сказал «Кажется, кто-то кричал» и громко крикнул: «Боря, ты здесь?»
Ему показалось, что он ответил громко и радостно; потом Фима рассказал, что еле услышал какой-то сдавленный звук.
Двое мужчин подняли Бориса за локти и повели к дому. Бутылку он продолжал крепко удерживать, но петельку, хоть и не сразу, всё же отпустил…
Дальше всё пошло своим чередом – отдал кому-то бутылку, снял через плечо сумку, разделся, прошёл в ярко освещённую комнату, сел за стол. Оказалось, что уходящий год уже проводили. Вскоре раздались звуки боя курантов, все поспешили наполнить бокалы. Но Борису всё дальнейшее запомнилось смутно, хотя его приняли очень хорошо.
А как он чуть не встретил в сугробе Новый 1958 год – первый год его взрослой жизни, Борис запомнил надолго…
Добавить комментарий