Пора было уходить из бара.
Время подбиралось к полуночи.
Становилось ясно – никакого обещанного фламенко уже не будет.
Мы, похоже, сами перепутали, теперь уже не вспомнить, на какой улице этого муравейника – Севильи, увидели объявление о небольшом концерте фламенко в баре - пение и гитара.
Полутёмное помещение бара было почти пустым. Мы с подругой, ещё одна пара и больше никого.
- Фанни, пойдём, так поздно, нам же завтра в Кордобу с утра,- взмолилась я.
- Подожди, я ещё раз спрошу официанта.
- Si, si flamenco si!, - ответил официант энергично кивая, он выглядел слишком бодрым для такого позднего часа.
Вдруг в половине первого, громко переговариваясь между собой, вошла пара – девушка и парень. У парня за спиной возвышался огромный чехол в форме гитары. Это делало его похожим на огромную черепаху с перевёрнутым вверх ногами панцирем. Они сели у стойки бара, предварительно обнявшись с официантом, который тут же налил и придвинул к ним две маленькие рюмочки. Выпив, они направились к столику в самом углу, где парень стал неторопливо доставать гитару из чехла.
К нашему изумлению, несмотря на такой поздний час, бар быстро наполнился людьми, и вскоре почти все столы оказались заняты.
Девушка начала осторожно и поначалу очень тихо, как будто бы шепотом, отбивать ладонями замысловатый ритм. Гитарист прошёлся по струнам. Его лица видно не было. Длинные блестящие волны чернейших волос, скрывали его профиль.
Девушка запела…вернее она стала как будто бы осторожно издавать витиеватую мелодию…Потом голос зазвучал мощнее, окреп и уже никак не сочетался с её хрупким телосложением.
Постепенно пение переросло в вулканические взрывы. Её душа вырывалась из тела, а певица как бы пыталась удержать её внутри себя, прижимая руки к груди…. Это было похоже на самосожжение!
Все присутствующие замерли, отодвинув тарелки с едой, и только время от времени отхлёбывали вино, чтобы как-то справиться с эмоциями.
Ритм звучал непостижимый: он то ласкал душу, то рвал её на части, вонзая нож по рукоять!
Происходящее нельзя было назвать пением – это был то зов, то крайний гнев…то клятва любить... Всегда…
Вопреки ожиданиям, пение и музыка обрывались на самой высокой точке накала, после чего бар взрывался аплодисментами!
Ошеломлённые пережитым, мы вышли на набережную.
Гвадалквивир серебрился в предутреннем свете. Мы шли молча.
Влага мощёных узких улиц еще отражала свет жёлтых фонарей.
Ночью Севилья казалась такой же красавицей, что и днём. Уснув, не сбросив с себя роскошный наряд, она уже была готова встретить новый день как повод для праздника, для радости, для сиянья во всей своей многовековой славе, и в то же время она давала возможность охладить страсть к себе же самой, маня прохладой своих андалузских парадных, выложенных разноцветными керамическими плитками, где раскидистые цветы в мраморных огромных вазах и еле слышное журчание фонтана дарят умиротворенье, покой и опьяняют ожиданием новых и новых встреч.
Добавить комментарий