1978 год. Нас было пятеро: капитан ледокола Юрий Кучиев, старший электромеханик Игорь Домахин, старший механик атомной установки Михаил Гурьян с женой Тамарой и я – вахтенный инженер службы РБ (Радиационной безопасности). Мы подошли к дому на Свеаборгской улице, рядом с питерским Московским парком победы, и капитан позвонил. Дверь открыл Николай Николаевич и вопросительно посмотрел на нас. За ним стояла Елизавета Ивановна.
– Мы в прошлом году, – сказал капитан, – были на Северном полюсе …
– Это экспедиция Шпаро, что ли? – спросил Николай Николаевич.
– Нет. Мы были на полюсе на атомном ледоколе «Арктика». В прошлом году.
– А-а-а. Ну, тогда проходите.
Елизавета Ивановна провела нас в комнату: – Сейчас Николай Николаевич домоет посуду и присоединится к нам.
Николай Урванцев поступил на механическое отделение Томского института в 1911 году, а через год перевелся на горное дело. Сыграли роль и лекции Владимира Обручева, и знакомство со студентом Александром Сотниковым, который учился на горном отделении, намереваясь в дальнейшем развить семейное дело. Сотниковы владели месторождениями каменного угля и руд на Таймыре. В 1915 году Александр Сотников отправился в экспедицию в Норильские горы. Главным итогом похода стали образцы пород, которые Сотников отдал на изучение Урванцеву. По мнению исследователей, заслуга Урванцева в том, что он уточнил характер месторождения. Если до него считалось, что оно было медным, то Урванцев определил, что на самом деле речь идет о медно-никелевом и платиновом месторождении.
Окончив по первому разряду горное отделение Томского институт в 1918 году, когда в стране шла гражданская война, Николай Урванцев поступил на работу в Сибирский геологический комитет. Вскоре состоялась знаменитая экспедиция Сотникова-Урванцева. По одним данным, экспедицию в устье реки Енисей направил адмирал Колчак, чтобы разведать угольные месторождения. Шла гражданская война, и уголь был необходим Колчаку для кораблей Антанты, доставлявших морем оружие и боеприпасы. Другая версия говорит, что, напротив, это Урванцев убедил Колчака профинансировать экспедицию. Отмечается, что именно из-за связи с Колчаком будущего исследователя Севера в 1920 году на два месяца арестовала Губчека, и эта же история еще отразится на его жизни трагическим образом в дальнейшем.
В 1920 году Александр Сотников был задержан большевиками и приговорён к расстрелу как участник Белого движения, а Николай Урванцев после короткого ареста продолжил геологические исследования. В докладе по итогам Сотниковской экспедиции Урванцев сообщил об открытии нового медно-никелевого месторождения на горе Рудной. Такой тип руд Урванцев назвал «Норильск-1», предполагая, что здесь будут найдены и другие подобные руды.
В 1921 году для зимовок был построен бревенчатый дом, сложенный из лиственницы, с тремя комнатами и кухней, общей площадью почти в 90 квадратных метров. Он считается первым домом нового поселения, которое впоследствии станет Норильском. Дом сохранился и до сих пор. На мемориальной доске написано: «Первый дом Норильска, построенный первой геологоразведочной экспедицией Н. Н. Урванцева летом 1921 года».
После полуторагодового изучения местности стало ясно, что по реке Пясине можно доставлять норильский уголь, а в зимнее время здесь, несмотря на суровый климат, можно вести работы.
Летом 1922 года Урванцев провёл лодочный маршрут по неизученной реке Пясине и побережью Северного Ледовитого океана до Гольчихи в устье Енисея. На полпути между островом Диксон и устьем Пясины Урванцев обнаружил почту Амундсена, посланную им в Норвегию со шхуны «Мод», которая в 1919 году зазимовала у мыса Челюскин. Почту Амундсен отправил со своими спутниками Кнутсеном и Тессемом, которые преодолели 900 километров снежной безлюдной пустыни. Кнутсен в пути умер, а Тессем в одиночку продолжал путь, но и он погиб, не дойдя двух километров до Диксона. Большинство почты было разграблено медведями, но три больших тюка из водонепроницаемой материи сохранились. Письма в них были адресованы брату Амундсена и институту магнетизма Карнеги (Вашингтон).
За это путешествие Русское географическое общество присудило Н. Н. Урванцеву серебряную медаль Пржевальского. За находку почты Амундсена Урванцев был награждён норвежским правительством золотыми часами.
В 1930 – 1932 годах Урванцев был научным руководителем экспедиции на острова Северной Земли. Вместе с Георгием Ушаковым они провели географическое и геологическое обследование островов. Практически они впервые нанесли на карту географические координаты Северной Земли. За экспедицию на Северную Землю Урванцев был награждён орденом Ленина. Под руководством Н. Урванцева в 1933 – 1934 годах на пароходе «Правда» было проведено первое исследование по поиску нефти в Северной Сибири. Врачом в экспедиции была жена Николая Николаевича Елизавета Ивановна.
В 1935 году учёный стал доктором геолого-минералогических наук, а в 1937 году он был назначен заместителем директора Арктического института.
В 1938 году Н. Н. Урванцев был арестован и осуждён на 15 лет исправительных лагерей по ст. 58 п. 7 и п. 11 (вредительство и участие в контрреволюционной организации). Ему ставилось в вину сокрытие истинных размеров открытых им месторождений и, конечно, помощь Колчаку во время Гражданской войны.
Статья 58 Уголовного Кодекса СССР имела 18 пунктов – на все случаи жизни. Помимо этого пункт 1 имел градации: 1 а, 1 б, 1 в и 1 г. Итого в 58-ой статье был 21 пункт.
Известно изречение руководителя НКВД: «То, что вас не арестовали, – это не ваша заслуга, а наша недоработка». В стране зарегистрировано 4 миллиона доносов простых советских граждан. Как тогда «шутили»: треть страны сидит, треть строчит доносы и треть охраняет». Доносительство приветствовалось и поощрялось. Донёс на соседа – и вселяйся в его квартиру. Не нравится начальник – донес на него, и уже можно повыситься в должности. Был случай, когда «отъявленный коммунист» «разоблачила» целый институт врагов народа. Вариантов доносов было бесчисленное множество. На хмурого соседа в коммуналке можно донести, что он на гвоздик в туалете повесил клочок газеты с портретом вождя. (Первая туалетная бумага в СССР появилась на 52-м году советской власти, в 1969 году. Для Сясьского целлюлозно-бумажного комбината были закуплены две огромные английские бумагоделательные машины. 3 ноября 1969 года состоялся торжественный пуск). Я помню счастливые лица советских граждан на фото в газетах с гирляндами рулонов туалетной бумаги на шее.
Классе в третьем я обернул тетрадь (все тетради должны были быть обёрнутыми) газетой с портретом Сталина. Постарался - и портрет расположился на передней обложке тетради во всю страницу. На парте я положил тетрадь наверху и приготовился принять похвалу за выражение любви и преданности к вождю всех времён и народов. Учительница заметила мою тетрадь: «Как ты посмел, негодяй и подлец, обернуть свою паршивую тетрадь газетой с портретом всеми нами любимого…».
Эта классная дама била нас и учебниками по голове, и линейкой по рукам. (А при кровавом царском режиме преподаватель был обязан называть школьников на «вы» со второго класса гимназии).
Помню истерические крики одноклассницы: «Ой, не ставьте мне двойку – меня мамочка убьёт!» Ох, уж это русское помыкание и издевательство над слабым и незащищённым, начиная с собственных детей: «Я кому сказала?» Вся охрана в лагерях Гулага состояла из добровольцев.
У нас в избе, на окраине Магнитогорска, на кухне висел плакат с изображением Сталина. Иногда отец перед уходом в ночную смену на комбинат катать броню в горячем цехе, обычно молчаливый, вдруг начинал материть Сталина. Недолго, минут пять. Мать предупреждала нас, четверых братьев: «Смотрите, не проболтайтесь на улице. Кто-нибудь донесёт – отца расстреляют, меня отправят в тюрьму, а вы будете детьми врага народа».
Капитан ледокола «Арктика» Юрий Кучиев рассказывал мне: в 1943 году они впятером – выпускники средней мореходки прибыли на Диксон. Кто-то из них рассказал простой анекдот. На следующий день он исчез. «Я понял, – продолжал Юрий Кучиев, – что кто-то из оставшихся троих «стукач». Я засунул свой язык так далеко, что порой боялся сказать простых два слова».
Лично я видел на Литейном 4, в «Большом доме» в Ленинграде, своё «Дело» с доносами во время запрета мне на профессию на 6 лет. Офицер перебирал листы, читал, улыбался, посматривал на меня, иногда читал фразу вслух, но авторов не называл. Папка с доносами «тянула» по размеру на «Капитал» Маркса. А кто я? Вахтенный инженер ледокола «Ленин». Людей, таких как я, были миллионы. В каждой организации, в среднем, был один «стукач» на 6 – 7 работников. Доносилось обо всём и обо всех. Доносчикам выплачивалась ежемесячная «премия». Было воспитано «новое поколение советских людей». Все жили в оцепенении, в «счастливом ожидании» с чемоданчиком под кроватью с бельём на первое время. Если не придёт сообщение «осуждён на 10 лет без права переписки», что означало расстрел.
В феврале 1940 года приговор Н. Н. Урванцеву был отменён за отсутствием состава преступления, но вспомнив, что невиновных людей в советской стране не бывает, и, что это «недоработка» органов, в августе того же года Н. Н. Урванцева снова арестовали и осудили «только» на 8 лет. Отбывать срок Урванцеву пришлось в Карлаге и Норильлаге.
Вытаскивал зэка Урванцева из Норильлага Авраамий Завенягин. В 1938 году Завенягин возглавил начатое в 1935 строительство Норильского горно-металлургического комбината (Норильлаг), на котором сначала работали 8 тысяч заключённых, а к концу 1939 года — свыше 19 тысяч. Первая промышленная плавка будущего НГМК состоялась 6 марта 1939 года. С марта 1941 года по август 1946 года Завенягин — заместитель наркома внутренних дел, с 1946 года — заместитель министра внутренних дел, осуществлявший общее руководство промышленно-строительными структурами НКВД: Главным управлением лагерей горно-металлургических предприятий.
Завенягин знал, что Урванцев осуждён, но не знал в каком Лаге. Однажды Завенягин ехал в автомобиле вдоль колонны зэков на Таймыре. Один из заключённых, рискуя жизнью, выскочил из колонны (шаг в сторону – побег, стрелять без предупрежденья, прыжок на месте – провокация), подбежал к машине Завенягина и крикнул: «В этой колонне идёт Урванцев».
Урванцев был освобождён из лагеря в 1945 году.
Домыв посуду к нам присоединился Николай Николаевич. В то время ему было 85 лет. Он ещё ездил на работу в институт на троллейбусе. Выглядел он спокойным и даже, как мне показалось, весёлым. Не было никакой натянутости или скованности. Беседа полилась сама собой. Больше всех разговаривал с Николаем Николаевичем капитан Юрий Сергеевич. Присоединялись к беседе и остальные. Конечно, никто из нас не готовился к встрече, да мы и не знали, состоится ли она? Не знали мы и биографии Николая Николаевича. Мы осматривали комнату, как экспонаты в музее – фотографии, две винтовки на стене, два чемодана с образцами горных пород. Я могу ошибиться, но мне показалось, что квартира была однокомнатной.
Из разговора мы поняли, что Елизавета Ивановна была не только медиком, но и отличным охотником. О строительстве первого дома Николай Николаевич сказал, что строила дом американо-русская фактория. Она поставила для строительства брёвна лиственницы – самого распространённого дерева в России (да простят меня любители берёз белых, ив плакучих, осин с трясущимися листьями и дубов могучих). В тех краях и кустарник не встретить – всё доставляла фактория: от чая до ружей и патронов. Николай Николаевич перечислял, сколько каких брёвен нужно было для строительства этого большого дома. Все размеры брёвен Николай Николаевич называл в вершках – по измерительной шкале тех времён. С факторией рассчитывались шкурами белых медведей.
В экспедиции на острова Северной Земли участвовало четыре человека. Руководителем был Георгий Ушаков. Научной частью заведовал Николай Николаевич. Был с ними охотник Сергей Журавлёв. «Высокий, сильный, на бандита похожий, такой, как вы, – сказал Николай Николаевич, – и показал на меня. Польщённый, я чуть поклонился, а Николай Николаевич пытался спрятать улыбку.
На мой вопрос, «как же им не было тоскливо и одиноко на островах неизведанной Северной Земли, Николай Николаевич сказал, что у них же был дом. Всего в нескольких сотнях километров.
Елизавета Ивановна рассказала, что во время застолья в одной из экспедиций, Николай Николаевич произнес тост, что он женится на Елизавете Ивановне. «Я очень удивилась, – сказала она, – но всё так и получилось».
Поведала она и о том, что охотник Сергей Журавлёв, несмотря на предупреждения медика, «отведал» печень белого медведя. Известно, что 100 гр. такой печени содержит в 500 раз больше дневной нормы витамина А для человека. Охотник считал это интеллигентской выдумкой, и его еле удалось спасти, после чего его мнение о медицине сильно изменились.
Автомобилем Елизавете Ивановна управляла до 80 лет.
Беседа длилась не менее трёх часов. Николай Николаевич показал большой альбом фото тех времён – все фото были цветными, отличного качества. Вероятно, «виновата» была всё та же фактория. С разрешения Николая Николаевича, я много фотографировал. Ночью, дома, я напечатал пакет фотографий и утром принёс Николаю Николаевичу.
В арктической навигации я поделился этими фотографиями с краеведческим музеем в Дудинке и попросил передать вторые экземпляры музею Урванцева в Норильске.
Добавить комментарий