...Не только поэзия была моим увлечением в те годы... Я решил во многом разобраться сам. Начал я еще на матмехе, но всерьез занялся этой работой года с 1971. Во-первых... я стал подбирать данные по сравнительной экономической статистике развитых капиталистических стран и стран соцлагеря, СССР в первую очередь. И обнаружились поразительные данные; оказалось, что те впечатляющие цифры темпов абсолютного прироста производства основных видов продукции еще очень мало, о чем говорят; цифры производства на душу населения, урожайности с единицы площади и производительности труда сравнительно редко приводились в ту пору в открытых публикациях, но уж на эти-то нехитрые пересчеты моего математического образования хватало.
Вел я эту работу почти два десятка лет, и чем дальше, тем очевиднее было, что наша экономика начинает "топтаться на месте", пробуксовывать, особенно заметно стало это с конца 70-х, начала 80-х годов; в этом смысле андроповские попытки и горбачевская перестройка не были для меня неожиданностью: я понимал какими глубокими экономическими катаклизмами они вызваны; другое дело, что справиться с обрушивающейся экономикой могли попробовать и посредством попыток "закручивания гаек", усилением "тоталитарности" ежима; выйти из этого все равно ничего не могло: как известно, на танках пахать невозможно, да и общество во времена "застоя" постигла такая эрозия, что на закручиваемых гайках полетела бы резьба, но такой путь решения проблем страны мог иметь, конечно, катастрофические последствия не только локального характера.
Во-вторых, я всерьез взялся за изучение Ленина, причем не теоретических работ, которые в большой степени были мне известны (в университетские времена я читал не только то, что изучалось на семинарах и требовалось на экзаменах, но и сверх того, - мне, действительно, было интересно), но по всем ним трудно было представить, а что это был за человек, как все это претворялось на практике, я взялся за последние тома ПСС со всей перепиской, как я понимаю, не один я был такой умный, многие прошли этой дорожкой. При всем том, что я понимал мифологичность образа "человечного и простого", результаты моих исследований тоже ошеломили меня: как "они" решились все это напечатать?..
При всей той ужасающей картине, которая открывалась мне, у меня не создался образ такого "кровавого упыря", каким пытаются иногда изображать сейчас Владимира Ильича и что не может не вызывать брезгливого недоумения к нечистоплотным или неразумным, взявшимся не за свое дело, коньюнктурщикам; многое просто невозможно понять вне исторического контекста, хотя выглядел образ "вождя" без полувековой лакировки достаточно мрачновато, то есть, наверное, он не был по природе жесток, как Сталин, но некоторые идеи, последовательно принятые как свои личные убеждения, видимо, изнутри разъедают в личности все действительно человеческое, и чем выше поставлен человек историческими обстоятельствами, тем дальше заходит этот процесс.
В этом смысле насколько "человечнее" выглядели для меня, скажем, Хрущев или Брежнев - какие у них там идеи? они, как в известном анекдоте, "никогда ничему не учились"; в общем, про это, конечно, лучше сказал Бродский: "но ворюга мне милей, чем кровопийца".
Дальше - больше, начитавшись в примечаниях к ленинским томам про всех ленинских соратников и убедившись, что "мы про это не проходили", да и практически все они подозрительно в одночасье скончались в 1937-39 годах, я попытался составить более или менее объективный список партийно-государственных деятелей, которые руководили страной в 20-е - 30-е годы.
Скажу честно, если бы я хоть в малой степени подозревал, за работу какого гигантского объема я взялся, я завершил бы ее в тот же момент, как и начал; растянулась она на полтора десятка лет, то затухая без подпитки новыми материалами, то снова разгораясь, когда я такие материалы находил, и в полной мере не завершенная была оставлена мной, когда я понял, что она потеряла смысл. Цель была в общих чертах такая: исходя из каких-то объективных критериев, попытаться выяснить зависимость факторов личной биографии с обстоятельствами смерти; т.е., говоря еще проще, по какому принципу Сталин истреблял высшее руководство страны (или, если угодно, оно само себя истребляло).
Начал я со списка, включающего всех членов и кандидатов в члены ЦК и ЦКК с 6-го по 17 съезды партии; и эта-то задача оказалась достаточно нетривиальной: такие данные не публиковались после 1934 г., а то, что было опубликовано хранилось, как правило, в спецхране (как я обходил трудности такого рода - другая история, в отличии от Димы Юрасова доступа в архивы я не имел), а уж выяснить какие-либо биографические данные было и вовсе затруднительно, большие и малые советские энциклопедии молчали как партизаны о большинстве интересующих меня лиц, а если что и имелось, то данные о дате смерти, как это не удивительно, были зачастую фальсифицированы.
Потом моя картотека по определенным критериям была расширена и список имен достиг величины порядка полутора тысяч. Теща, наткнувшись на карточки со "страшными" фамилиями: Бухарин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, жаловалась моей матери: "Чем он занят?!.. Мы хотим спокойно дожить свою жизнь...". Это был все тот же страх, знакомый мне по родителям, и нельзя сказать, что он был мне совсем непонятен и незнаком.
...В лаборатории со мной работал Саша, парень моих лет, пришедший в нашу контору почти одновременно со мной, тоже после института, он, как и я, интересовался политикой. У него были постоянные нелады с матерью, женщиной, видимо, психически не вполне уравновешенной, однажды после очередной ее жалобы на сына, кажется, в профком, разбираться к ним поехали два наших сотрудника, один из них - парторг; то ли они сами нашли, то ли мать Саши сдуру им подсунула - кассету с магнитофонной записью передач "Голоса Америки" и даже не одну, кажется; они снесли кассету замдиректора по режиму.
Сашу затаскали с объяснениями и оправданиями, особо серьезных последствий, впрочем, не последовало (хотя и само "дело" гроша ломаного не стоило), через некоторое время ему пришлось уволиться. Мы не были с ним особо близки, однако рассказал он все именно мне, и трудно передать то общее для нас ощущение даже не страха - гнева, беспомощности и отчаянья... Кое-каких результатов в смысле поставленной перед собой первоначальной задачи я достиг, пока довольно быстро не понял иллюзорность самой цели и не переформулировал ее более разумно.
Надо заметить, что в году 71-м начальник "пробил" для лаборатории одну из первых советских малых ЭВМ - "МИР-1", можно сказать, что функционально это был некий прообраз будущих персональных ЭВМ, несмотря на прогрессивность заложенных в него программных идей, не получивший серьезного дальнейшего развития из-за чудовищности их технического воплощения, связанного с убогостью отечественной элементной базы.
Я довольно быстро ее освоил, и была она для меня именинами сердца, несмотря на ее ежедневные поломки, я стремился к ней всей душой, на этой-то машине я и обрабатывал кое-какие свои данные по истории, статистике и экономике, хотя она была мало приспособлена для этих целей. Больше мне она пригодилась, когда я занялся третьей задачей, выросшей из второй.
Довольно быстро я получил следующий результат: в результате того, что условно назовем "сталинскими репрессиями", погибло приблизительно 70-80% высшего руководящего слоя страны (эта цифра приблизительно одинакова для разных срезов этого слоя, будь то военные, партийные или хозяйственные руководители и объясняется, я полагаю, не столько тем, что, возможно, была задана "сверху", сколько процессами автоматического регулирования в обществе в целях самосохранения, типа "огонь пожирает огонь"); меня заинтересовало, а какие реальные потери понесло все население страны в результате известных исторических процессов конца 20-х - 30-х годов.
Отвлекусь в сторону: я довольно бесстрастно излагаю полученные мною результаты, на самом деле, я довольно сильно лично переживал эти сухие цифры; я ведь читал уйму сопутствующей литературы, добытой всякими правдами и неправдами: стенографические отчеты съездов и конференций, материалы московских процессов над "врагами народа", всяческие воспоминания и исследования той или иной степени правдоподобности - все эти исторические персонажи были для меня почти живыми, я знал их манеру речи и любимые словечки; хотя я понимал, что искать среди людей этой категории правых и виноватых довольно бессмысленно, все они в той или иной степени были повязаны пролитой кровью, все же я не мог относиться ко всем ним одинаково: были среди них настоящие палачи по призванию, были и фанатики, были "жертвы идеи", начинавшие под конец жизни что-то понимать; потом, мученическая смерть, которую все они приняли, бросает и на их жизнь отсвет, нечто в ней меняющий, я не стану в это вдаваться, пытаться что-либо объяснить, мне кажется, каждый должен сам для себя решать такого рода вопросы - чужой и собственной вины.
Итак, возвращаюсь к тому, что я попытался оценить потери населения от исторических экспериментов большевиков. Задача эта оказалась, как ни странно, много проще предыдущей; хотя, разумеется, почти никаких данных по народонаселению СССР с 1926 по 1939 годы не имелось, кое-что я раздобыл (вроде данных прошедшей, но "отмененной" переписи 1937 г., кое-каких данных по рождаемости и смертности в конце 20-х годов), и вот тут-то мне всерьез пригодилась ЭВМ: по известным мне узловым точкам я просчитал всевозможные модели демографических процессов от конца 20-х до конца 30-х годов; получалось, что, как ни считать, даже если задаться минимальными существовавшими в истории страны темпами прироста населения, к 1939 году (даже если забыть о том, что результаты переписи 1939 года основательно подтасованы) "недосчитывается" около 20 миллионов человек.
Довольно быстро я понял, что не все так просто: от погибших в начале этого срока и сидевших в лагерях дети не рождались, это сказывается, естественно, на демографических процессах, но узнав о грубом, но простом и действенном средстве коррекции результатов в таких случаях путем "деления пополам" я так и поступил: получалось, что в результате коллективизации, голода начала 30-х и массового террора 37-39-х годов в стране погибло, как минимум, 10 миллионов человек; позже, лет 15 спустя, я узнал, что приблизительно к такой цифре приходили и другие исследователи, применявшие другие методы.
Результат этот теперь кажется довольно тривиальным, более смелые называют цифры и в несколько раз большие, но посудите сами: я получил ужасающие цифры потерь сам в середине 70-х, посоветоваться и обсудить эти данные мне было не с кем (близкие знакомые не были, как и я, специалистами в этой области), солженицынский "Архипелаг...", где приведены сопоставимые оценки я прочитал позже (где-то в конце 70-х), долгое время я ходил под впечатлением собственных исследований, хотя, надо признаться, довольно быстро убедился в правильности известного психологического феномена: 10 миллионов убитых производят на человека эмоционально не большее впечатление, чем 10 тысяч; человеческая психика просто не рассчитана на такое...
Добавить комментарий