Душа мизинца

От редакции.

O Марии-Антуанетте, французской королеве австрийского происхождения, жене Людовика Шестнадцатого (казненного якобинцами в 1793-м году, за девять месяцев до гильотинирования супруги), ходило и продолжают ходить легенды. По большей части она известна как бездушная злодейка, которая тешилась в Версале, разоряя казну непомерными тратами на пышные наряды, в то время как народ голодал. Именно ей приписывается циничная фраза: “Ну, пусть едят пирожные!” — в ответ на просочившуюся в ее покои робкую информацию о бедственном положении крестьян. Впрочем, точных доказательств того, что эта фраза принадлежит именно ей, нет. Может и правда, что нечто подобное она изрекала, но не исключено, что бездумно — ведь молодая австрийская принцесса стала французской королевой в возрасте четырнадцати лет.

Интерес к личности или событию нередко подогревается так называемым “информационным поводом”. Сегодня на экранах Америки демонстрируется фильм Софии Копполы “Мария-Антуанетта” — и зритель, еще не знающий, что ему будут показывать, “покупается”, как ребенок на обещание сказки. Но, судя по рецензиям на новый фильм (в основном достаточно резким), у выходящих из зрительного зала вопросов куда больше, чем до начала просмотра. Сегодня мы публикуем рецензию Бэлы Гершгорин на этот фильм и историю о Марии-Антуанеттe Андрея Шарова, которая пролежала в редакционном портфеле более пяти лет, пережив ее автора. Блестящий переводчик и журналист Андрей Шаров, бывший член редколлегии журнала “Чайка” и ее постоянный автор с момента основания журнала в 2001 году, безвременно ушел из жизни в апреле 2003 года.

Завершившийся недавно 44-й Нью-Йоркский международный кинофестиваль оставил по себе добрую память у критиков и зрителей: на нем было представлено значительное количество работ, по уровню вполне достойных этого в лучшем смысле слова элитарного форума. Фестиваль не характеризовался никакой особой тематической привязкой — но, по интереснейшему совпадению, два наиболее заметных фильма в его программе были посвящены одной не вполне дежурной теме — судьбе королевы. Точнее, двух — не королев вообще, а исторически конкретных, одна из которых жива и сегодня. На открытие был выбран фильм британца Стивена Фриэрза “Королева” о ныне здравствующей британской монархине Елизавете Второй. Фильм второй, парадоксально названный “молодежным”, — “Мария-Антуанетта” Софии Копполы — повествует о печально знаменитой французской королеве Марии-Антуанетте, жене горемычного Людовика Шестнадцатого, нашедшей вослед за своим мужем смерть на гильотине в период французской революции.

Фильм Фриэрза единодушно короновала и пресса, и зрители. Лента вторая подобного единодушия не вызвала...

Худющая белокурая девочка с нежным личиком (Кирстен Данст) тащится по лесной дороге в карете — от властной, но любящей матери Марии-Терезы ко французскому двору — чопорному, помешанному на соблюдении идиотических формальностей, при этом погрязшему в интригах и скандалах. Малютка понимает, что едет в чужую страну для того, чтобы стать французской королевой — но непохоже, чтобы она была счастлива по этому поводу. Оно и понятно: с несчастного воробышка по приезде стаскивают всю домашнюю одежду, чтобы облачить исключительно в “тамошнее”, у нее забирают все до одного девчоночьи цацки — а напоследок отнимают любимую моську. Видеть лицо ребенка, которого отрывают от родной кудлатой души, страшно жалко! Зреть физиономию омерзительной придворной дамы (Джуди Дэвис) — сушеной селедки, приставленной для ежеминутного надзора за не обученной тонкостям принцессой, — жутковато. Но это все цветочки — основное испытание начнется в супружеской спальне, когда выяснится, что странноватого молодого мужа (Джейсон Шварцман) ничего, кроме истории изготовления ключей и замков, не интересует. Любит он также хорошо поесть и съездить на охоту — но ни сумасшедшие трапезы, ни лихие гонки по лесам не будят в нем физической страсти к супруге. Череда томительных ночей, полных страха быть опозоренной за невозможность подарить французскому трону наследника, длится ни мало, ни много — семь (!) лет. За это время Мария-Антуанетта успевает несколько осмотреться и понять, что если уж в Версале нет счастья, то в нем есть сколько угодно удовольствий — от фантастических лакомств до невероятных нарядов и украшений, менять которые не возбраняется каждый день. И молодая королева становится безудержной мотовкой, но при этом не вульгарной барахольщицей, а законодательницей высокой моды и мерилом безупречного вкуса. С моральными устоями дело сложилось похуже: у нее (что неудивительно при таком муженьке), завелся возлюбленный — обаятельный шведский граф Ферзен (Джеми Дорнан), что немедленно стало достоянием двора и предметом сплетен.

Впрочем, с течением времени наступила относительно счастливая развязка: молодой бедолага-король, наконец, справился со своими супружескими обязанностями, и Мария-Антуанетта разрешилась девочкой, а еще через год — долгожданным мальчиком. И все бы могло закончиться идиллией — но провидение готовило царственной чете ад кромешный. И вот тут, на подступах к революционному кошмару, у режиссера вдруг кончилось стремление исследовать тонкую жизнь молодой души: история-то груба и кровава. Судя по всему, лезть дальше, в дебри, София Коппола явно не планировала. Максимум того, что мы увидели, — это гудящую толпу на площади перед Версалем, королеву, вышедшую на балкон и склонившуюся перед разъяренным народом, разоренные залы дворца, полные осколков дорогущих люстр, и карету, в которой семейство сделало попытку убежать. На том — конец.

В основе фильма — книга Антонии Фрэзер “Мария Антуанетта: путешествие”. Согласно пресс-релизу, степенная дама-писательница пришла в восторг от нетривиального видения Софией Копполой исторического персонажа, которая ни при жизни, ни после смерти не была удостоена должного признания. Декоративность и красочность фильма должны были, по-видимому, с этой несправедливостью покончить.

Однако впечатление от этой картины весьма и весьма странное. Она полна невероятных визуальных красот — но камера редко медлит: режиссеру явно по душе быстрые, как щелчки фотоаппарата, “информативные” кадры: вот парк, вот посиделки у берега речки, вот очередные торты-пирожные с разливанием непременного шампанского, вот над супружеским ложем сгущается многозначительная тьма — и тут же королева в присутствии всего двора разрешается от бремени. Девять месяцев пролетают за кадром, беременность и связанные с ней волнения, видимо, не кажутся режиссеру серьезными: основное экранное время занимают демонстрации туалетов и потребление яств. (В контексте сегодняшнего дня, когда сама мисс Коппола пребывает в интересном положении, это еще менее понятно). Младенцы, рожденные в версальских покоях, оказываются крупненькими, с осмысленными лицами, выглядят сразу на добрых пять месяцев. Хорошенькое личико Кирстен Данст камера, при случае, фиксирует — но ничего, кроме нежной сонной лени и слабости, на нем не отражается.

А ведь у режиссера, дочери знаменитейшего папы, были серьезные заявки на исследование исторического характера через призму времени и нравов... Едкий кинокритик журнала “Нью-Йоркер” Тони Лэйн раскритиковал бедняжку-режиссера в пух и прах, от души посмеявшись над ее желанием “передать внутренний мир” Марии-Антуанетты. Из тяжелейшей исторической драмы была сделана, по мнению критика, конфетная дамская история: “Это все равно, что надеяться, что маникюрша сможет постичь душу вашего мизинца!”

О степени достоверности снятого спорить трудно: время стирает реалии и дает большие просторы для домыслов. Имеет место в картине некоторое количество откровенно игривых фантазий, вроде вполне модерновых кроссовок в ряду роскошных спальных туфелек (на пресс-конференции режиссер София Коппола честно, хотя несколько меланхолично, призналась: “Это для развлечения!”). Но подобные игрушки-вольности не были бы бедой, если бы у создательницы хватило пороха взглянуть в глаза истории: ее героиня прошла и тюрьму, и измывательства революционных “граждан” над ее детьми, и гибель мужа, и ожидание собственной плахи. В это страшное время дурная репутация модницы печально преломилась в вынужденный аскетизм: в тюрьме Мария-Антуанетта изо дня в день носила одно и то же траурное одеяние, чудом сохраненное после переворота. Это противоречило запрету правительства, которое объявило черный цвет контрреволюционным, отдавая предпочтение красному. Но кровожадные “граждане”, так и быть, дали обреченной сохранить верность себе. И еще одно скорбное чудо: в день казни она надела все белое — тоже из остатков былой роскоши. Так и взошла на эшафот.

Спору нет, каждый волен выбирать симпатичный лично ему кусочек биографии своего персонажа. Томная София Коппола, охотно помогающая светилам от дизайна публиковать статьи о мире высокой моды и продавать собственно творения, вполне могла заинтересоваться именно этим конкретным аспектом бытия своей героини. Но целенаправленное кондитерски-галантерейное описание жизни французской королевы на рубеже двух страшных веков воспринимается абсолютно неестественно: это как слащавая салонная прелюдия перед Девятой симфонией Бетховена...

Задача Стивена Фриэрза была изначально сложней: он снимал фильм о живой и здравствующей королеве, и домыслы, равно как и романтизированные облегченные варианты правды, пройти тут не могли. Добросовестный художник выбрал один из самых критических моментов в современной истории британской монархии — неделю со дня гибели принцессы Дианы до ее похорон в Лондоне. Он скрупулезно проследил за тем, что происходило за стенами дворца и загородного замка монаршего семейства в это время. И, не спекулируя жареными фактами, не поддаваясь соблазну шаржирования августейшей особы, держался жесткой линии исследования необыкновенно сложного характера до конца. Зададимся вопросом: мог бы он выбрать в качестве основной темы некий более “нейтральный” кусок королевской биографии и провести свое художественное исследование на менее злободневном материале? Видимо, мог — но не побоялся взяться за истинно значимое и невероятно сложное. И сделал дело блестяще.

Другой королеве повезло на экране меньше...