1.
С Львом Свердлиным я встретился по заданию. Случилось это так.
Когда я возвратился с Дальнего Востока домой, после службы в армии, мне пришла в голову мысль: а почему бы мне не повернуть оглобли моей судьбы в другую сторону? И совершить этот подвиг не в Гродно, а в Минске?
Сказано - сделано. И вот я в белорусской столице. Первое - найти, куда приткнуться. Знакомых нет. Единственная точка опоры - мой друг Володя Орлов, мы учились в одной школе. Он тоже не магнат, но снимает угол. Точнее - квадрат. В квартире на втором этаже нового дома в центре. Там, когда войдёшь, перед тобой небольшой коридор. В его правом конце - дверь в кухню, в левом стоит одежный шкаф. А прямо - проход во внутренние комнаты, причем через тамбур размером два на два метра, из которого дверь ведет уже в гостиную.
Вот этот тамбур и снимал Володя. Там вмещалась кровать для него с молодой женой Кларой, и еще оставалось место для стула, куда сложить одежду. Тем не менее, когда мы с Володей обсуждали моё положение, именно он, как крупный специалист по жилплощади нашел гениальное решение. Оказалось, что шкаф в коридоре не вплотную придвинут к стене, а за ним есть еще кусок пространства, куда можно втиснуть что-то вроде раскладушки. Хозяйка согласилась на такой вариант.
Воодушевленный неожиданным успехом, я на следующий день отправился в редакцию республиканского телевидения и предложил свои услуги. Редактор, миловидная женщина, не намного старше меня, спросила:
- А что вы умеете?
- Смотря что потребуется, - ответил я. - Могу писать, в том числе, стихи. Работать с камерой.
- Операторы нам не нужны. Со сценариями сложнее, надо учитывать специфику телеэкрана. Вы можете что-нибудь предложить в доказательство своих слов?
Я достал из сумки папку, вынул из нее пачку газетных вырезок с моими стихами и положил перед ней. Она бегло просмотрела их, потом стала читать. По ее реакции я понял, что шанс у меня есть. В тот же день я получил первое задание: сделать интервью с женщиной, известным в Минске врачом.
Я, конечно, постарался. Кроме непосредственного разговора с нашей героиней в кадре, мы сняли сценки у нее дома, в клинике и даже на улице. Смонтировали так, что появился элемент интриги. Передача пошла в эфир и получила хорошие отзывы зрителей.
Потом были еще несколько работ. Я считался автором временным, со мной заключали договор. Как правило, дни были загружены. Студия - библиотека - рабочий объект - столовая, этот маршрут стал обычным. Домой не ходил, ввиду отсутствия дома. Даже стал привыкать к своей зашкафной жизни. Придешь поздно вечером, устроишься в темном закутке, тепло и уютно. И не дует.
Как раз в это время в Минск приехал на гастроли Московский театр им. Вл. Маяковского. Прославленный коллектив с широко известными в стране артистами. На телестудии родилась идея - пригласить на встречу кого-нибудь из именитых гостей. Но кого? Казалось бы, лучше всего - главного режиссера Николая Охлопкова, у него шесть Сталинских премий. Но после обсуждения пришли к выводу, что дело не в премиях. Народ не видел спектаклей, поставленных Охлопковым, фрагментов для показа нет, всё сведется лишь к разговору. Интерес к такой передаче будет минимальным. Второй кандидат - Максим Штраух, он Ленина играл. Надежды на то, что узнав это, все ринутся к экранам, тоже немного, а выговор за политическую незрелость схлопотать можно.
В общем, пришли мы к единому мнению: надо, чтобы человека знала массовая телевизионная аудитория. Значит, нужен актер, знакомый всем по кинофильмам. Выбор пал на Народного артиста СССР Льва Свердлина.
Разработать сценарий поручили мне.
Идея интриги возникла сама собой. Материала я собрал достаточно, теперь предстояло согласовать замысел передачи с самим артистом. И я отправился на встречу со Львом Наумовичем Свердлиным.
Моё предложение заключалось в следующем. Я выберу фрагменты из популярных фильмов с его участием. Мы смонтируем их в непрерывную цепочку. К каждому звену этой “цепочки” я напишу связующий стихотворный текст-сопровождение, который будет звучать за кадром. Передача начнется с демонстрации этой ленты, которая закончится крупным планом лица героя. А следующим кадром будет тоже крупный план лица Свердлина, но - камера отъезжает: оказывается, это он уже в телестудии! И ведущий начинает с ним разговор в прямом эфире.
Всё это я изложил, и в то же время мой собеседник меня поразил. Ни капли позы, которая бывает нередко присуща знаменитостям. Полное внимание. Открытый, доверчивый, даже временами смущенный, он говорил со мной не как видавший виды мэтр, это был разговор на равных, где он советовался, а не советовал. Я показал ему свой блокнот с предположительным списком кинофильмов для вступительного ролика. Там были “Жди меня”, “Дни и ночи”, “Его зовут Сухэ-Батор”, “Разные судьбы”, “Алитет уходит в горы”, “Далеко от Москвы”, “Насреддин в Бухаре” и еще пара фильмов. По поводу одного из них он спросил меня, почему я считаю нужным включить его в обзор. Я не ожидал такого вопроса; наверное, он хотел услышать что-то о художественных достоинствах. Но я не был к этому готов и сказал, что думал: “Этот фрагмент хорошо смотрится”. Он улыбнулся и предложил заменить его на другой. Разумеется, я принял его слова к действию.
Когда я пришел к нему в следующий раз с готовым стихотворным текстом, замечаний не было.
Сценарий на телевидении приняли, мы добавили еще кое-какие фотографии, и после выхода в эфир Лев Наумович тепло поблагодарил всю нашу рабочую группу. Передача имела широкий зрительский резонанс.
А назавтра меня пригласил руководитель студии и заявил, что если я не возражаю, они готовы принять меня на постоянную работу. Я сказал: не возражаю. Тогда, сказал он, пишите заявление. Я написал. Да, вспомнил он, есть еще одна мелкая деталь: не забудьте принести справку о прописке, без нее мы не имеем права брать на работу.
Это был удар под дых, о чём шеф, понятно, не подозревал - я никому не рассказывал про свой шкаф.
Надо было что-то предпринимать. Поговорил с хозяйкой, которая ко мне хорошо относилась. Недолго думая, она сочинила какую-то легенду о родственниках, добавив просьбу прописать меня в ее квартире. С этой бумагой я появился в милиции и с замиранием сердца передал прошение в нужный отдел. Товарищ в форме мельком глянул на листок и сообщил:
- Хорошо, мы вас пропишем. Принесите, пожалуйста, справку с места работы.
- Но я получу ее только после вашей справки!
- Нет, - покачал товарищ головой, - мы даем документ о прописке только тем, кто имеет в Минске работу.
Круг замкнулся.
Следующую ночь я не спал. Взвешивал все “за” и “против”. В Гродно у меня жена и сын. Там - работу найду, меня хорошо знают, в том числе, в редакции газеты. Здесь - удастся ли в итоге получить постоянное место на телевидении, крайне сомнительно. А без него - ни жилья, ни нормального существования. То есть, там - надежно, тут - шатко. Конечно, искусство требует жертв, но стать жертвой искусства почему-то не хотелось. Значит…
Я извинился и простился в студии, сказал “спасибо” хозяйке и поехал на вокзал.
В конце концов, Гродно тоже хороший город.
2.
Мой друг Володя Орлов учился в театрально-художественном институте. В 1963-м он закончил режиссерский факультет. Мы с ним в соавторстве занимались кое-какими проектами. В том числе, с юмористической окрашенностью. А посему решили написать программу для Аркадия Райкина.
Для него писали многие. И уже признанные асы эстрады, такие, как Виктор Ардов и Владимир Поляков, и зеленая молодежь. Причем, у ленинградских студентов получалось ничуть не хуже, а временами лучше, чем у корифеев. В предыдущие несколько лет произвели впечатление сестры Гинряры. Нетрудно догадаться, что они были такими же сестрами, как, скажем, мы с Володей. Михаил Гиндин, Генрих Рябкин и Ким Рыжов. По сценариям этой тройки Райкин создал два отличных спектакля - “На сон грядущий” (1958) и “От двух до пятидесяти” (1960). Так что перед нами был живой пример.
Мы сделали программу, как положено, из отдельных сценок и монологов. Володя связался с Ленинградским театром миниатюр и получил приглашение приехать. Когда мы сами читали то, что написали, то смеялись и радовались как дети. И мы бодро покатили в северную столицу. Сдали материал в литчасть театра. Нам была назначена встреча с Райкиным на следующий день.
Володя остановился у знакомых. А я переночевал в общежитии ЛИТМО, где обитал мой младший брат, студент этого вуза. В приподнятом настроении мы явились в театр. И…
Аркадий Исаакович наш труд забраковал. Мы поняли, что совершили непростительную ошибку. Да, сказал Райкин, у вас много интересного и остроумного. Но - для кого вы это писали? Для тех, кто хочет посмеяться, открывая газету? Ваш юмор воспринимается при чтении, сказал он. А мне нужна игра, исполнение на сцене, где работают голос, интонация, ситуация, движение. Так что, извините…
Надо сказать, однако, что отнесся к нам он очень хорошо. Пригласил нас на вечерний спектакль. Володя как начинающий режиссер попросил разрешения присутствовать у него на репетиции. Аркадий Исаакович не отказал. Я попросил контрамарку для брата и получил ее.
И вот мы на репетиции. Исключительно интересно. Потому что вел ее САМ, и мы увидели совершенно другого Райкина. Жесткого, требовательного. Даже нетерпимого в отдельные моменты. Володя присматривался к режиссерским приемам, а я - к людям.
Небольшая труппа, человек одиннадцать. В основном, их роль - подыгрывать, работать на лидера. Солировать они не имеют права, но уровень их актерского мастерства должен быть достаточно высоким. Скажем, какой-то эпизод у актрисы не получается так, как хочет Райкин. Он показывает - играет сам. У нее опять не совсем то, что требуется. Он начинает заводиться, повышает голос. На лице актрисы выражение испуга. Я понимаю ее, она в хорошем театре, тут у нее есть работа, и за нее следует держаться. Но я понимаю и Райкина - с высоты своего таланта он видит всю сценку в том ракурсе, который ему нужен, а ей трудно увидеть себя его глазами.
Несмотря на отказ, мы остались довольны визитом. Мы увидели гениального артиста в разных проявлениях, что можно расценить как щедрый подарок. Сделать новую программу с учетом замечаний у нас не сложилось. Я в Гродно уже всё глубже втягивался в педагогическую работу, Володя в Минске - в режиссерскую.
Но личное общение с двумя выдающимися артистами навело меня на некоторые размышления об особенностях таланта одного и другого. Я невольно сравнил их, и мой вывод был категоричен: совершенно различные люди.
Свердлин - блестящий актер в театре и в кино. Он создает точный и глубокий образ персонажа, которого играет. Он убедителен в роли. Зрители понимают, каким является в жизни его герой.
Райкин - несравненный мастер миниатюры. Он гений момента. Он умеет уловить и передать смешное в человеке или ситуации - будь то черточка характера или комедия положений. Его визитная карточка - перевоплощения.
Ну что между ними общего? Пока не знаешь, уверен: ни-че-го!
А когда узнаешь обоих получше - поражаешься.
Аркадий Райкин начал свой творческий путь с того, что снимался в кино. В обыкновенных ролях. Играл нормально, но без блеска. Ушел в эстрадный театр, где нашел себя. В кино вернулся уже с экранизацией своих сатирических обозрений. Особым успехом у зрителей пользуется его почти мгновенное переодевание, перевоплощение во время спектакля.
А как же Свердлин? Неужели он…
Да, представьте себе. Свою сценическую карьеру он начинал в театре Мейерхольда. В 1923 году Илья Эренбург написал “Трест Д.Е. История гибели Европы” - сатирическую антиутопию, сразу же опубликованную в Харькове (столице Украины) и Москве (столице РСФСР). (Символично сегодня!). Сюжет: некто Енс Боот разрабатывает план уничтожения Европы и к 1940 году осуществляет его с помощью американского миллиардера. То есть превращает Европу в пустыню.
А несколько раньше немец Бернгард Келлерман написал роман “Туннель” с противоположной идеей. Там главный герой решает построить трансатлантический туннель, соединяющий Европу с Америкой.
Так вот, в 1924-м нашелся остряк по фамилии Подгаецкий, который объединил сюжеты обеих этих книг, соорудив таким образом сатирическое обозрение. И Всеволод Мейерхольд принял его к постановке.
В “Тресте Д.Е.” великий режиссер полностью проявил свой неординарный подход и к декорациям (придумал передвижные щиты), и к музыке (впервые ввел джаз), и к исполнителям. В обозрении было более 60 действующих лиц. А актеров - 15, из числа занимавшихся в студии у Мастера. 15 июня 1924 года состоялась премьера.
Эраст Гарин играл в одном и том же эпизоде одновременно 7 ролей, Игорь Ильинский в другом - 4, Михаил Жаров и Мария Бабанова по три. Но рекорд по перевоплощению в одной из сцен спектакля поставил Лев Свердлин. Он выступил в девяти ролях: тренер; секретарь палаты французского парламента; апаш (член одной из парижских банд); министр; парикмахер в пустыне; негр; биомеханист (демонстрировал упражнения из придуманной В.Э. Мейерхольдом биомеханики); зав спортплощадкой; рабочий с винтовкой.
К тому же лихо отплясывал чечетку. И зрители не догадывались, что это тот же самый Лев Свердлин! Костюмы готовил и переодевал артистов человек (на тот момент единственный в СССР), придумавший, как быстро это делать. Но ведь надо было менять не только одежду, но и характер, походку, голос, то есть весь образ. У Свердлина это получалось блестяще.
Следует ли из этого, что Лев Наумович смог бы заменить Аркадия Исааковича в его театре миниатюр? Никак нет.
А Райкин - Свердлина на сцене или в кино? Ответ точно такой же.
У каждого из них свой дар, свой способ выражения и самовыражения. И, учитывая это, они смогли достичь высокого уровня мастерства. То есть, добиться того, что не всегда и не всем удается.
Наше счастье, что таких талантов немало. Благодаря им, появились на Земле театр и кино, которые отражают драматургию нашей жизни. Комическое и трагическое, веселое и грустное.
И еще родилась и рождается музыка, которую пишут очень различные композиторы, а для ее исполнения есть очень выразительные инструменты.
И еще… и еще…
А ведь каждый человек - это тоже своеобразный инструмент, созданный природой. Не схожий с другими - с собственным голосом, обликом, звучанием в этом мире. И пока мы ценим непохожесть, разнообразие и неравенство, существует цивилизация.
Добавить комментарий