Натэлла Войскунская (Москва, Россия)
Ирина Каменкович (Тусон, США)
14 октября мир отмечал день восстания в концлагере Собибор. Символом противления злу и насилию стал советский офицер Александр Аронович Печерский, возглавивший это почти единственное успешное восстание спустя всего три недели после прибытия осенью 1943 г. в лагерь смерти Собибор. Так и хочется сказать: veni, vidi, vici. Пришел – вернее, был привезен, чтоб сразу умереть. Сгинуть. Перестать жить. Увидел смерть – систематическое умерщвление в небывалых масштабах. Задумал воспротивиться злу и нашел решительных, храбрых единомышленников. Победил врагов рода человеческого – наглых, сытых, вооруженных выродков, хладнокровно и безжалостно посылавших на смерть людей, прибывающих целыми эшелонами.
В этот день хочется вспомнить и нашего отца Илью Исаковича Каменковича, который после окончания Второй мировой войны сделал целью своей жизни разоблачение преступлений против человечности. В 1947 году отец в составе советской делегации присутствовал при передаче концлагеря Маутхаузен австрийскому правительству. На церемонию собрались и бывшие узники лагеря смерти. То, что открылось взору, навсегда осталось в памяти присутствующих.
Участник войны, папа был честным человеком и по отношению к жизни, и перед самим собой. Он написал несколько небольших сборников документальной прозы. Его рассказы основаны на реальных событиях, они повествуют о реальных людях и конкретных исторических фактах, которые и составляют – вернее, «делают» историю. «Фирменный стиль» Ильи Каменковича – изложение материала без «художественных излишеств», словно он заранее проделал всю редакторскую работу за его Величество Время, отбросив лишние слова и минимизировав метафоричность языка, зато оставил скелет мысли, чуть прикрытый плотью языка, осененного величием человеческого духа. Он как бы «слепил» героев своих рассказов по образу и подобию обитателей концентрационных лагерей. Чтение его рассказов-концентратов не выжимает слезу – оно вызывает обжигающее обледенение души…
В 1967 году папа написал книгу «Памятники вечной славы» о монументах советским воинам-освободителям. Невзирая на свой возраст и жизненный опыт, он наивно верил, что эти памятники будут стоять вечно. Однако изваяния не вечны, ибо материальны. Долговечна память. Поэтому так обжигают душу его книги «Жить воспрещается!» и «Ночь плачущих детей». Он мечтал, чтобы людям хотелось жить, а детям не хотелось плакать…
Папа внес свою крупицу в фиксацию вечной памяти человечества, сделав лейтмотивом собственного творчества лозунг «Об этом забывать нельзя!». В доинтернетовское время на зарубежных воинских кладбищах, где были погребены советские солдаты, он прилежно переписывал имена и годы жизни погибших, а потом старался найти их родственников и сообщить им, где захоронены сыновья, братья, мужья, отцы… И бывает, находил.
Слов ХОЛОКОСТ или ШОА в советское время не было в обиходе, но пепел сожженных в печах крематория концлагеря Бухенвальд стучал в сердца поколений, родившихся после войны. Звучал голосом Муслима Магомаева и Евгения Нестеренко, хором ансамбля имени А.В. Александрова. Вано Ильич Мурадели прислал нашему отцу в подарок рукописные ноты «Бухенвальдского набата» – написанные карандашом ноты.
Александр Печерский (1909 -1990) и Илья Каменкович (1911 – 1994) – люди одного поколения и общих интересов. Они встречались в Баку и в Ростове-на-Дону, стали товарищами. Александр Аронович не раз бывал у нас дома. За долгими разговорами с обязательным бакинским чаепитием припоминались и фиксировались для истории малейшие детали подготовки восстания, уточнялись фамилии, маршруты побега и спасения. Сохранилась их переписка, в частности, недавно обнаруженное в архиве семьи подробное письмо Александра Ароновича к нашему отцу с упоминанием «девочек» – это о нас, дочерях Ильи Каменковича.
Илья Каменкович посвятил подвигу Александра Печерского рассказ «Вельветовая куртка». Он помещен в книге «Ночь плачущих детей» (1970). В герое рассказа трудно не увидеть его товарища Александра Печерского, уже решившегося на главный подвиг своей жизни.
***
Илья Исакович Каменкович родился в с. Сорочинцы Полтавской губернии (ныне-Великие Сорочинцы Миргородского района Полтавской области Украины). Служил в Красной армии в 1932-1935 гг., затем с 1941 по 1950 г. Его первые бои в ходе Великой Отечественной войны – на Марухском перевале Закавказского фронта в сентябре-октябре 1942 г. За эти бои младший лейтенант госбезопастности Каменкович был награжден Орденом Красной Звезды. Позже был награжден орденами Отечественной войны 1 и 2 степени, медалями «За оборону Кавказа», «За освобождение Белграда», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией…». Собственно, перечень наград коротко, но подробно рисует боевой путь Ильи Каменковича. В Австрии закончил боевой путь гвардии капитан И. И. Каменкович, начальник оперативной группы Отдела Контрразведки «СМЕРШ» 46-ой Армии.
В декабре 1950 г. завершил службу в Советской Армии в звании майора.
Член Союза журналистов АзССР и СССР. Лауреат премии Союза журналистов СССР «Золотое перо». После демобилизации жил в г. Баку. Работал редактором в издательстве Азернешр, был членом Общества дружбы СССР-ГДР, членом Президиума его азербайджанского отделения, членом Президиума общества АЗИЗ (Азербайджан – Израиль»).
Занимался раскрытием зверств оккупантов против мирного населения и советских военнопленных, восстановлением имен советских разведчиков и членов антифашистского подполья (в числе прочих – Шандора Радо, членов группы Рихарда Зорге и «Красной капеллы»), поиском узников гитлеровских концлагерей, помощью выжившим узникам (в том числе – бежавшим из Собибора, включая А. А. Печерского). Автор антифашистских книг «Памятники вечной славы» (1967), «Песня в ночи» (1966), «Жить воспрещается», «Ночь плачущих детей» (1970), «Совершенно секретно» (1986, совместно с Дм. Гусейновым).
Илья Исаакович начальное образование получил в хедере. Высшего образования у него не было. Он был - как сейчас говорят - self-made man. Невероятно начитанный, знающий, обладающий аналитическим мышлением настоящего историка, невероятно одаренный, обладающий врожденной способностью к языкам. Порой складывалось впечатление, что ему нужна неделя, чтобы начать говорить на языке той страны, в которой он находился. Илья Исакович свободно читал зарубежную прессу на польском, венгерском, сербском, болгарском языках. Знал немецкий язык в совершенстве. Переписывался, как говорится, со всем миром - около 150 корреспондентов (в семье были учтены затраты на почтовые расходы)
Обладал невероятной харизмой, умел общаться, поражал своим сострадательным вниманием к судьбам людей, переживших ужасы концлагерей. В переданной коллекции в Музей Холокоста в Вашингтоне есть невероятные, подлинные раритеты - деньги, ходившие в гетто разных стран, письма с пометами цензуры, игрушки, сделанные в женских концлагерях... Многие задавались вопросом: «Почему жертвы нацизма расставались с ними?» Ответ: «Потому что отец "работал" с этим материалом, обобщал его, рассказывал о зверствах нацистов, имея в руках доказательства, свидетельства...».
Скончался 12 февраля 1994 в г. Баку.
Коллекция сохраненных И.И. Каменковичем памятных артефактов (около 1000 единиц хранения), связанных с жизнью в гетто и в концлагерях как на территории СССР, так и на территории европейских стран, передана его вдовой Тамарой Никифоровной Каменкович (Касрадзе) и дочерьми Натэллой Ильиничной Войскунской (Каменкович) и Ириной Ильиничной Каменкович в Мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне, США, в 1996 -1997 гг.
***
Григорий Рейхман. (Ашдод, Израиль)
«НЕСКОЛЬКО СЛОВ» ОБ ИЛЬЕ КАМЕНКОВИЧЕ…
…Впервые я услышал выступление Ильи Исаковича Каменковича еще школьником. Где-то в 7 классе, это конец 1960-х начало 1970-х. Он был гостем 6-й бакинской школы. Высокий немолодой человек в очках нам был представлен как известный журналист с международным именем, участник Великой Отечественной войны, и, конечно, мы ждали от него рассказов о войне. Но тема, с которой пришел к нам в класс (кажется, нас даже объединили для этого урока с другими), была несколько иной. Это было не о войне. Это было намного – намного страшнее. О детях, попавших в гитлеровские концлагеря, о том, как их убивали, о том, как они бесстрашно смотрели в глаза своим палачам. Что лично мне запомнилось? Отвечу: рассказ о том, как мальчик Фроимке встретил своего палача – эсэсовца с молотком Штумпе, «Смеющуюся смерть» - гневом и презрением. Бесстрашием. И еще – детская присказка во время игры, считалка, можете называть как хотите: "За-га-зуют или нет, загазуют или нет…» Дети думали о предстоящей смерти в газовой камере. Разумеется, мы в то время и думать не думали, что придет время, и некоторые из нас узнают слово «Холокост». Но понятие о том, что «евреи были жертвами фашизма» мы получили. Хотя «еврейская тема» была как бы подспудной. Не скрою, было страшно. Как подчеркнул Илья Исакович, все его рассказы были написаны на основе документов. Мне подумалось, что найти такие документы нелегко. А я уже со второго класса хотел стать историком и заниматься Второй мировой войной.
Позже я прочел книги Ильи Каменковича «Ночь плачущих детей», «Жить воспрещается», «Песнь в ночи»… Художественные произведения на документальной основе. На основе архивных документов. Он имел к ним доступ…
Изредка я встречал Илью Исаковича и на встречах филателистов в центральном клубе, в Баку, он находился на улице имени Лейтенанта Шмидта 15. Илья Исаакович был одним из них. Вместе с председателем Азербайджанского отделения ВОФ Вадимом Георгиевичем Топаловым (светлая ему память) он участвовал в международных филателистических выставках, публиковался и в журнале «Филателия СССР», они вместе подготовили филателистическую коллекцию марок, конвертов, спецгашений и даже подлинной переписки узников гитлеровских концлагерей, и все это демонстрировалось не только в СССР, но и за его пределами.
Каменкович участвовал в праздновании 25-й годовщины восстания в Собиборе в Ростове на-Дону. В октябре 1968 г. туда отправилась группа пионеров во главе с Каменковичем и Недосековой, бывшей узницей Майданека, которая работала в то время учительницей в школе.
Пожалуй, последний раз я видел Илью Каменковича в октябре 1993 года, на 50-летии восстания Собибора в Баку. Это событие было отмечено в рамках Израильского культурного центра в Баку в здании бывшей совпартшколы на бывшей улице Лермонтова.
Помню, Илья Исакович увлеченно рассказывал о подвигах восставших, в руках у него были портреты героев, их выполнила карандашом бакинская художница Наиля (Нелли) Ханджанова. Я помню лишь слова о том, что далеко не обо всех героях все известно.
Думается, более детальное исследование деятельности Ильи Каменковича возможно, в частности, история его взаимоотношений с Печерским и другими героями Собибора, только с привлечением его личного архива, находящегося в Вашингтонском музее Холокоста.
***
Леонид Терушкин (Научно-просветительный Центр «Холокост». Москва)
«Собибор не отпускает ни своих узников, ни палачей»- такая фраза прозвучала еще в 2010 г. в статье моей знакомой Марии Эйсмонт. Мне кажется, что это фраза вполне применима и к тем, кто занимается изучением истории восстания в лагере уничтожения и судьбами его героев. Вышли многочисленные книги, сняты фильмы, но все равно время от времени всплывают документы, о существовании которых можно было только догадываться. История восстания, биография А. Печерского и его товарищей достаточно подробно исследованы (напомню, хотя бы одну из последних книг по этой теме - «Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки». Составители Л. Терушкин и К. Пахалюк, 2018 г.).
Руководитель восстания в Собиборе Александр Печерский в 1960- 1980 гг. вел активную переписку, стараясь найти своих товарищей, бывших узников лагеря, восстановить подробности и детали события 14 октября 1943 г. Кроме того, А. Печерский собирал материалы для своей книги о восстании в Собиборе, которую ему так и не удалось издать при жизни. Эта переписка охватывала весь Советский Союз и распространялась далеко за его пределы.
И до сих пор фрагменты этой переписки напоминают о себе, возвращаются из забвения. Известно, что в 1960-е гг. И. И. Каменкович и А. Печерский активно переписывались. Например, в письме из Баку от 7 июля 1964 г. И.И.Каменкович благодарил за только что вышедшую книгу о восстании в Собиборе «Возвращение нежелательно» Александра Синельникова и Валентина Томина:
Письмо Каменковича:
«Можно ли выразить свою благодарность за полученный подарок!
И все-таки я попробую выразить ее двумя очень обыденными, но от всего сердца словами – большое спасибо!
Вчера без отрыва читал книгу и рад за Вас, за всех живых и безвременно погибших героев беспримерного подвига!
Именно беспримерным по условиям, организованности и результатам является Ваш и Ваших друзей подвиг. Какое счастье, что теперь мир узнает о Собиборе правду! Как только книга прибудет сюда, я куплю ее 4-5 экз. и отошлю в Чехословакию и Польшу своим товарищам, помогающим в моей работе.»
Совсем недавно, буквально в прошлом месяце, среди документов Ильи Каменковича его дочь Натэлла обнаружила письмо от Александра Печерского из Ростова-на-Дону, написанное 31 марта 1968 г.: (стиль и орфография сохранены)
Письмо Алеександра Печерского Илье Каменковичу:
«Уважаемый Илья Исакович!
В феврале меня вызвали в Днепропетровское КГБ по вопросу одного вахмана, которого поймали. Начальник отдела показал мне список бывших узников Собибора, проживающих в СССР, полученный им из Польши. Среди наших ребят была одна фамилия мне неизвестна- это Плотницкий Наум, который проживает в Пинске. Начальник дал мне его адрес. Правда, он не был уверен проживает ли Плотницкий в настоящий момент в Пинске.
Я сразу написал три письма: одно Плотницкому, второе жильцам той квартиры и в адресный стол. Адресный стол через неделю ответил, а Плотницкий только через месяц.
Как видите из его письма (посылаю копию) он бывший Собиборовец и после побега, кажется, был в моей группе и даже со мной в одном партизанском отряде. Все ребята выслали мне деньги, чтобы я выехал к Плотницкому. В конце апреля я поеду и по приезде напишу подробное письмо.
14 ноября (так в тексте, явная ошибка А. Печерскогого- Л.Т.) исполняется 25-я годовщина восстания в Собиборе. Все ребята с женами приезжают, но мне и нам очень хотелось бы, чтобы на этой встрече присутствовали и Вы.
В музее меня заверили, что в городе эту годовщину будут отмечать и, если действительно ничего не изменится к тому времени, то всем пошлем вызовы на встречу бывших узников гитлеровских концлагерей в адрес Вашего учреждения и надеемся, что они вас командируют.
Поэтому напишите, на чье имя писать вызов, адрес, фамилия, имя и отчество руководителя.
Пока не забыл, на всякий случай, у меня дома другой номер телефона 5-37-94.
Макет в музее вызывает у посетителей большой интерес. В связи с этим мне приходится в субботу и воскресенье, с 10 до 1ч. дня, дежурить в музее.
Вы ничего мне не пишите получили ли Вы фотографии макета лагеря Собибор, которые я Вам выслал вместе с Вашим рассказом «Вельветовая курточка».
Как Ваша нога? Надеюсь, что все уже хорошо. Когда и где Вы мыслите провести свой отпуск. Я слышал, что (фамилия неразборчива- Л.Т.) собирается приехать в Советский Союз, он Вам писал по этому вопросу? Что у Вас хорошего? Над чем Вы сейчас трудитесь, я имею в виду рассказы. Как видите, много вопросов.
У меня все по-старому, без изменений, с отпуском вопрос не решен, должен поехать в санаторию, обещают путевку. У меня опять сильно болят ноги. Как Ваши девочки учатся в Москве?
Привет Тамаре Никифоровне от меня и Ольги Ивановны.
31/III-68 г. С уважением. Подпись.»
Конечно, нет возможности разобрать все детали этого письма, но некоторые моменты стоит прокомментировать.
Тамара Никифоровна - жена И. Каменковича, Ольга Ивановна-жена А. Печерского.
«Ребята», которых упоминает А. Печерский - это Аркадий Вайспапир, Семен Розенфельд, Алексей Вайцен, Ефим Литвиновский. Участники восстания, которые проживали в СССР в тот период. Они как раз приехали на ту встречу в Ростов-на –Дону в 1968 г, на 25-летие восстания, о подготовке которой пишет Печерский. На которой были Илья Каменкович и Наум Плотницкий. Ребята собирали деньги на поездку Печерского в Пинск- да, вот еще одно подтверждение, что Александр Аронович жил очень бедно.
Макет лагеря был изготовлен А. Печерским первоначально для школьного музея. А судя по тексту, он так же был представлен в Ростовском областном музее краеведения. К сожалению, дальнейшая судьба макета почти не прослеживается. А из письма узнаем, что Печерский на своих больных ногах по 3 час а проводил «на дежурстве» в музее.
Кстати, встреча собиборовцев в 1968 г. состоялась тоже не в музее, а в ДК «Ростсельмаш».
«Вельветовая курточка» - рассказ, который приводится здесь отдельно.
Возможно, Печерский ездил в Днепропетровск в связи с тем, что, как указал российский писатель Лев Симкин в книге «Полтора часа возмездия» (2013 г.) , там в феврале 1967 г. проходил процесс военного трибунала Киевского военного округа над пятью бывшими вахманами, служившими а концлагере Белжец.
Далее к письму А. Печерского 1968 г. прилагается машинописный текст отрывков из переписки А. Печерского, Н. Плотницкого и Аркадия Вайспапира. Стиль и орфография - сохранены.
« Письмо бывшего узника Собибора Плотницкого из гор. Пинска 12 марта 1968 года.
***
Письма к Печерскому:
Уважаемый тов. Печерский!
Ваше письмо я получил, на который даю вам короткий ответ. В лагере «Собибор» я находился и работал там в качестве плотника по строению бараков. В лагерь прибыла новая группа человек, с которых одного звали Саша, под его руководством было организованно разбит и побег из лагеря. Некоторых с товарищей я еще запомнил их имена Саша, Аркадий, Сенька. Разгром лагеря начался под вечер, начальника лагеря назвали «Френцель». После побега с лагеря Собибор я попал в партизанский отряд им. Щорса, с партизанского отряда в Советскую Армию и дошел до Берлина.
С уважением - Плотницкий.
Как видно из его письма, после побега он находился в одной группе со мной, Вайспапиром и Вайценом. Из моего письма он не понял, что я - тот Саша, о котором он пишет. Я об этом ему пока писать не буду, а во второй половине апреля / на работе я уже договорился/ к нему поеду и там все выяснится на месте. Я ему повезу все фотографии ребят и постараюсь чтобы на 25-летие в октябре он был на нашей встрече. Во всяком случае, у меня не вызывает сомнение, что он действительно был в Собиборе. До моей встречи с ним пока никто из ребят писать не должен. После встречи я сразу всем напишу подробное письмо о его судьбе после побега. Ниже я печатаю письмо Аркадия, где он мне напоминает о нем. Память у вас у всех гораздо лучше, чем у меня. Но я припоминаю все то, что пишет Аркадий. / А. Печерский/
Здравствуйте дорогие!
…Теперь насчет Наума. Что я о нем помню. Помню, что он был в нашей группе при побеге. Если вы помните, Александр Аронович, я при нашей встрече в позапрошлом году говорил, что нас было не восемь человек, как вы утверждали, а девять человек. Этот девятый и есть Наум. Западник из Пинска. Когда мы попали в штаб бригады он или остался при хозроте бригады или попал в отряд им. Щорса. Он был мясником и его «искуство» очень быстро разделывать овец оценили в отряде им. Ворошилова и в Сварыни - центре Сталинской бригады. После нашего ухода в отряд им.Фрунзе я его больше не видел. Помню, он был здоровым физически мужчиной года с 1917-18-го. Если не ошибаюсь, он говорил, что служил в польской армии. Вот и все, что о нем помню. Будете у него, все о нем узнаете.
Аркадий»
Здесь хочется пояснить следующее. Сварынь - деревня в Брестской области Белоруссии. Упоминаемые в тексте Плотницкого и Печерского – Сенька - Семен Моисеевич Розенфельд (1922-2019)- последний из участников восстания из группы Печерского, доживший до наших дней. С 1990 г. жил в Израиле. Вайцен-Алексей Ангелович Вайцен (1922-2015), с которым мы неоднократно встречались, жил в Рязани. Аркадий – Аркадий Моисеевич Вайспапир (1921-2018) жил в Киеве. Все они, как и Плотницкий, после восстания продолжали сражаться в 1944-1945 гг. в рядах Красной армии, были награждены орденами и медалями. Им посчастливилось дожить до времени, когда их подвиг, подвиг Печерского в России (и не только в России) стал достаточно известен.
А Наум (Яковлевич) Янкелевич Плотницкий (1913 – 1982) действительно до войны жил на территории, входившей в Польшу. В марте 1939 призван в польскую армию, с начала Второй мировой войны принимал участие в боевых действиях, в конце сентября попал в плен к немцам. В конце 1940 бежал из лагеря для военнопленных и до 1943 скрывался. В июле 1943 попал в облаву и был отправлен в Собибор, где прошел селекцию как строитель. Во время восстания должен был с Алексеем Вайценом возглавить группу захвата оружейного склада. После побега вместе с Александром Печерским и другими советскими военнопленными перешел Западный Буг и присоединился к партизанскому отряду имени Щорса. Позднее был наводчиком минометов в 110-ом гв. сп 38-ой гв. сд 70-ой Армии 2 -го Белорусского фронта. В октябре 1979 репатриировался в Израиль, жил в городе Нацрат-Илит.
Несколько слов, почему в тексте А. Печерского можно заметить определенную осторожность в общении с Плотницким по переписке, до встречи. Действительно, А.Печерский не был уверен в своей памяти, все-таки он был старше всех своих «ребят». Возможно также, что он помнил историю с лже-Цибульским, когда в 1963 г. новосибирский учитель физкультуры Борис Цибульский публично выдавал себя за погибшего участника восстания - тезку и однофамильца, но был разоблачен А.Печерским.
В 2023 г. исполняется 80 лет восстанию в Собиборе. Все-таки, несмотря на столько прошедших лет, еще можно и обязательно нужно искать и находить, в частности, в личных и семейных архивах (и не только там) неизвестные ранее, утерянные, забытые, но крайне интересные документы.
***
Илья Каменкович
АЛЕКСАНДРУ ПЕЧЕРСКОМУ
герою восстания
в концлагере Собибор
ВЕЛЬВЕТОВАЯ КУРТКА
Надо прощать своим врагам,
но не раньше,
чем они повешены.
Г. Гейне
В столярной — острый запах лака и древесной стружки. За стенами мастерской настырный осенний дождь сечет землю, утоптанную тысячами ног. Утром прошла колонна еще одного транспорта. Из этого транспорта оставили в живых только ювелира, портного и с десяток молодых женщин и детей.
На складе сложили новую пирамиду чемоданов. Выросла еще одна груда одежды. Прибавилось несколько пар костылей и блестящий никелированными частями ножной протез…
Две недели назад, в начале октября 1943 года, таким же транспортом привезли сюда Александра. Пока гитлеровцы хлопотали у головного вагона, шеренги новоприбывших обходила команда людей в полосатой арестантской одежде. Под надзором солдат они отбирали чемоданы и укладывали их на телегу. У Александра ничего не было. Еще в Минске у него отобрали все, даже сапоги и шинель.
Один из команды, проходя мимо Александра, успел шепнуть:
«Запомни, ты столяр!»
Когда переводчик вызывал специалистов, Александр назвался столяром. Его отвели в барак. Потом определили в мастерскую к Науму Григорьевичу — настоящему краснодеревщику.
Уже на второй день стало ясно, что представляет собой лагерь.
— Настоящий караван-сарай. Только выход из него один — к аллаху! — сказал Александру кавказец Али, «старожил» лагеря.
— А может быть, нам еще рано к аллаху?
— Правда твоя. Спешить туда не надо. У нас говорят: «Кого отнесли на кладбище, того обратно не принесут».
— Долго будут нас держать в мастерских?
— Я здесь месяц. Еще на столько же работы хватит, — Али показал насечку по металлу, которую он выполнял для какого-то начальства. — Потом отправят туда… — Он кивнул в окно на приземистое здание, к которому вела мощенная битым кирпичом дорога. — Видишь? На газ дорога.
— Вижу, — тихо ответил Александр. — Да-а… Тут подумать надо…
— Думай скорей. Здесь час за день считать надо. И не забывай, чему тебя учили. — Али потрогал темневшие на гимнастерке Александра следы от погон.
— Плохо вот — людей не знаю… А без них…
— Правда твоя. Но люди здесь есть. Узнаешь. С одним поговоришь, с другим…
***
— В такой дождь возить лес для книжного шкафа нельзя — доски отсыреют. «Так и передай господину коменданту», —сказал Наум Григорьевич переводчику. А когда тот ушел, буркнул Александру: — Спешить некуда!
С Наумом Григорьевичем работалось легко, а понимания не было. Разошлись они, как только Александр заговорил о побеге.
— Выбрось эту дурь из головы, — разволновался столяр. — Нам, слава богу, кушать дают. Держат в тепле. Руки при деле. Живем… А ты — бежать... Да ты что — слепой? Кругом эсэсовцы да вахманы. По три смерти на каждого из нас. Допустим, что у нас выйдет удачно — так выберется десять, от силы двадцать человек. А остальных пятьсот перебьют тотчас же. Тянуть время — вот что нам остается. Дожидаться наших. Слава богу, они наступают…
— Нельзя ждать, — убежденно возразил Александр. — Если будем ждать, то все погибнем! Вот вчера женщин оставили. И им дадут еду. И в теплый барак отправили. А что ждет их?
— Мы тоже им нужны. Мы специалисты…
— Мы не только столяры. Мы — свидетели того, что здесь творится. Таких они не оставят в живых.
— Послушай, Александр… Может, ты и прав, но люди здесь до того запуганы, что не поднимутся. Надежда выжить — весом с опилок, а тянет пудовой гирей… Мы в глубине Польши. Кругом — немцы…
— Наум Григорьевич, в двух шагах от лагеря — лес. А там ищи нас! Мы поднимемся и всех заберем с собой. Не захотят — силой заберем…
— Нет, Александр! Вас я не выдам, даже если меня живым резать будут. Но то, что вы задумали, — преступление. Спасти себя ценой гибели сотен своих братьев… Но, боже мой, почему вы думаете, что спасетесь? Где он, ваш этот шанс на спасение? Я его не вижу.
Так они спорили не раз, и Наум Григорьевич все больше и больше ожесточался…
***
Стояло погожее утро. У двери мастерской Александр ожидал прибытия грузовика с досками. Перебирая в памяти разговоры с Али, портным Шлемой, сапожниками Ефимом и Лазарем, Александр весь ушел в раздумье…
Вдруг из барака, что был ближе всех к мастерской, стрелой вылетел мальчик лет шести-семи. Остановился, зажмурился от солнечного света, а потом подбежал к Александру, доверчиво прижался к руке, пахнувшей сосновой смолой.
— Дёре иде, Шани! Дёре иде!* — раздался женский голос.
Александр засмотрелся на мальчика. На нем была серая, с серебристым отливом, вельветовая курточка, короткие штанишки, серые чулки — гольфы, ботиночки. Рыжеватый, с пушистыми ресницами и густыми веснушками на белом лице, малыш выглядел пришельцем из какого-то иного, далекого мира. На курточке — в два ряда золотые пуговицы. Они притягивали взгляд Александра, мешали сосредоточиться. Новенькая вельветовая куртка… Александр не слышал лепета мальчика. Мысли его унеслись далеко, в довоенное, полузабытое. Когда-то такая вот куртка была мечтой его детства. Однажды Александр набрался смелости и попросил отца купить ему вельветовую курточку. С золотыми пуговицами, с якорями. Ночью Саша невольно подслушал разговор отца с матерью. Они подсчитывали долги…
Ох, как же давно это было…
— Шани! Дёре иде, Шани! — кричала большеглазая женщина, стоявшая в дверях барака. Мальчик побежал к ней.
Видения детства исчезли. Кто-то тронул Александра за плечо. Он вздрогнул. Перед ним стоял человек, показавшийся знакомым.
— Это я вам тогда велел назваться столяром, — сказал он тихо.
Александр кивнул.
— Вы офицер, и я знаю о вашем плане, — продолжал тот. — У меня есть верные люди, они готовы на все. Но время — наш самый страшный враг. В любой момент нас могут пустить в расход… Зовут меня Аркадий, — добавил он, выжидательно глядя на Александра.
— Я тебе верю, Аркадий, — ответил Александр. — Ты прав — время, время… Все должно решиться в считанные минуты. Нужны люди, способные действовать не только храбро, но и с головой. План такой… — Он коротко изложил свой план.
— Ладно, передам хлопцам, — сказал Аркадий. — Завтра уточним окончательно. Буду ждать тебя за штабелем трупов у крематория. Неприятное место, но зато фрицы туда не заглядывают. Договорились, товарищ Александр?
Аркадий ушел.
Александр живо представил себе картину предстоящего боя. Коменданту лагеря шьется мундир. Рапортфюреру скоро будет готов стол. Заместитель коменданта придет примерять сапоги. К Али пожалует гестаповское начальство. Собрать их всех одновременно… Пойдут в ход сапожные ножи, топор… А потом будет и оружие.
***
В условленном месте Александр ожидал Аркадия. Итак, они уточнят последние детали восстания.
Восстание! Это слово Александр произнес шепотом, как будто мертвецы могли понять все, что оно означает…
Восстание… Мысль о нем отметала остатки сомнений, что точили Александра днем и ночью. Восстание надо было поднимать с людьми, которых он еще не успел хорошо узнать, а многих даже и в глаза не видел. Чудовищными были нарушения конспирации — это огромный риск… Опасность провала постоянно висела над ними, как столб черного дыма над крематорием…
Условный час истек, а Аркадий так и не появился. Сомнения с новой силой обрушились на Александра. За его спиной — кирпичная стена крематория. Впереди штабель обнаженных трупов — головы, желтые ступни ног… Стоит ли начинать?
Но вот послышались шаги. Идут двое. Александр осторожно выглянул и увидел: к крематорию направлялись рослый эсэсовец и тот самый мальчик в вельветовой курточке. Малыш что-то рассказывал немцу, жестикулировал, глядя на него снизу вверх. А эсэсовец механически поглаживал мальчика по голове, отрывисто и нервно повторяя: «Гут, гут!»
Оба уже совсем близко. Эсэсовец воровато огляделся. Они скрылись за углом. Короткий окрик: «Шнель! Шнель!» Глухой удар. Вскрикнул мальчик. Его плачущий голос: «Нем банч! О анюко!»**
Александр закрыл глаза и что есть силы сжал кулаки. Снова отчаянный крик мальчика и два выстрела. Тишина… потом снова шаги…
Александр выглянул. На ходу складывая вельветовую курточку и срывая с нее желтую матерчатую звезду, эсэсовец торопливо шагал к лагерным строениям.
— Звери… — простонал сквозь зубы Александр и тяжело оперся о стену. — Ну, погодите…
***
…— Мы потеряли Али и двух неизвестных бойцов. А как прошло восстание — вы уже знаете. Все это похоже на чудо. И его совершили вот они — наши товарищи. Мы рассчитались и с тем негодяем, что убивал и грабил детей. Примите нас в свой отряд. Это проверенные в огне бойцы. А это возьмите, пожалуйста, для польского ребенка!
Александр протянул командиру партизанского отряда детскую вельветовую курточку.
-----------
* Иди скорее, Шани (венг.).
** Не бей! О мамочка! (венг.)
Добавить комментарий