… И вот однажды, заглянув по наводке интернета в удаленный зообутик, он нашел то, что искал: голенастый, не окатыш уже, игривый, но в меру, явно смышленый, рыжеватый с темноволосой спинкой и черненькой мордочкой, маленький шиба ину тотчас запал ему в душу. На другой день, после работы, готовый внутренне к любым сюрпризам, приехал в магазин. Шибка, чья просторная клетка была у входной двери, явно узнал его, вскочив радостно на худенькие лапки, повиливая хвостиком-пружинкой, ловя его взглад. Шенки в других клетушках завистливо и тоскливо поглядывали на них, не приподнимаясь с подстилок.
Они пообщались еще раз в небольшом закутке, предназначенном как раз для подобных случаев: встреч будущих питомцев и потенциальных владельцев, присматриваясь друг к другу, оценивая взаимную надежность, преданность и серьезность намерений. Шибка проделывал это скрытно, притворяясь увлеченным игрой и общением с Хозяином. Хозяин же, не утаивая своих целей, внимательно рассматривал щенка, его поведение, внешность, сообразительность…
Служащая зоомагазина — продавцом ее Хозяину называть не хотелось, друзей не покупают — рассказала, что у шибки небольшие проблемы со здоровьем, поэтому он и задержался у них. Сердечко бъется учащенно, смещена коленная чашечка на задней лапке. Но тут же и успокоила: мол, у большинства собак эти болячки временные и бесследно проходят с возрастом.
Шибка, водворенный пока суд да дело в свою клетку, пристально наблюдал за ними, инстинктивно понимая, что дальнейшая судьба его зависит от этого разговора. Хозяин ему сразу понравился, еще вчера, — добрый, сильный и ласковый. Другой ему теперь не был нужен. Если он не заберет его отсюда, придет сначала грусть, а с ней тревога и боязнь угодить в приют для бездомных собак, откуда не возвращаются. Маленький шибка знал уже и об этом: слухами земля полна, даже в зоомагазине.
Наконец, Хозяин, улыбаясь, вернулся к нему, поднял высоко на руки, прижал к себе, поцеловал в нос. Шибкиной радости не было предела: у него будет дом и семья. Своих маму и папу он помнил отрывочно и беспечально: теплые и вкусные мамины соски, постоянно сердитый папа, не подпускавший к себе и лишь изредка шутливо тыкавший его носом в бок…
Первые месяцы Макс осваивался, привыкал к незнакомым обстоятельствам, писал-какал по углам, необученный еще искусству смотреть за собой в зоомагазине, налаживал отношения с главенствующим дома Пушком. Кот воспринимал его как надоедливую муху, давая лениво когтистой лапой по морде, или шипел, ошетиниваясь, когда приставания щенка донимали его. Макс, расстроенно поскуливая, убегал: драться с Пушком ему, мелкому еще, было не по силам. Но он рос шустро, как бамбук, и через полгода уже, не убегая как раньше от острых кошачьих когтей, подпрыгивал слегка вверх, разворачивался в воздухе и блокировал лапку Пушка круглой шерстяной попкой.
Во время ежедневных прогулок в парке, детвора не давала Максу прохода: такого симпатичного, с улыбчивой физиономией, доброго лисенка-пса, им встречать не приходилось. Взрослые от них не отставали, расспрашивая о породе, теребя его мягкую, пушистую холку, предлагая собачьи вкусняшки. Макс радушно и с удовольствием терпел, подставляя голову незнакомым людям, оглядываясь им вслед.
Вначале его тянуло к другим собакам — поиграть, пообщаться, но с возрастом он перестал обращать на них внимания, с готовностью подходя лишь к людям, призывно умилявшимся его внешности, приседавшим погладить, а то и чмокнуть в мокрый нос. Хозяину интересно было наблюдать за ним, молча семенившим впереди, не замечавшим лаявших, брызгавших слюной, рвущихся на него, удерживаемых владельцами собак.
С дружелюбными мелкими шавками Макс готов был обнюхаться, познакомиться на ходу, запоминая и узнавая их при следующих встречах. Благосклонных гигантов приветствовал настороженно, соблюдая дистанцию, выставляя им навстречу широкую для своего небольшого роста грудь.
В целом же, будучи по характеру добрым, покладистым псом, Макс был обычно настроен в отношении сородичей миролюбиво, не ожидая подвоха. За что ему иногда приходилось расплачиваться. Люди, как и собаки, абсолютно разные, и понять их зачастую невозможно. Казалось бы, что здесь мудреного — при входе в парк белым по ярко-зеленому фону написано на аккуратном металлическом плакатике: «Собак держать на поводке!». Чего проще? Но не тут-то было.
Нередко, выгуливая Макса, Хозяин замечал громадных лабрадоров, длинношерстных золотистых ретриверов или курчавых болонок, несущихся им навстречу в свободном полете. Появляющиеся вслед за ними радушные, улыбающиеся как ни в чем не бывало обладатели этих вольнолюбивых созданий наивно объясняли Хозяину, что их питомцы чрезвычайные добряки и Максу, дескать, ничего не угрожает.
Хозяин, будучи человеком наблюдательным, давно заметил, что разгадать поступки людей, особенно здесь, на фоне ритуальной вседозволенности и разноречивой мозаики наций, далеко не просто. Обстановка формирует непредсказуемость характера, и лучше не пытаться что-либо изменить, досадуя про себя, избегая нелепых случайностей.
С женщинами, порой заглядывавшими в дом Хозяина, Макс был одинаково благосклонен и приветлив, от души радуясь знакомству с новыми людьми, разнообразившими их весьма монотонную жизнь. Он узнавал их при встрече, игриво взлаивал, разрешал почесать за ухом, тыкался мордой в колени. Когда неизбежно подходил момент расставания, Хозяину всегда думалось, что именно из-за Макса им труднее уйти, что он сам как бы и ни при чем, так — занятное стечение обстоятельств.
Одна из них, впрочем, не ушла и перевоплотилась, оседлав вакантное место Женщины Не в Себе, в Новую Жену Хозяина. С Максом, находясь постоянно дома, она быстро нашла общий язык. Изменился с ее приходом, стихийно ли, нет ли, и характер пса. Не в лучшую, к сожалению, сторону. Звонки в дверь всевозможных домогателей — подрядчиков, рассыльных, миссионеров районного масштаба, бойскаутов, страховых агентов и прочего случа йного люда — заставляли его опасливо вздрагивать, убегать вглубь дома, прятаться под столом или коленями Новой Жены.
Наслушавшись и начитавшись местных новостей о непрекращающихся убийствах, ограблениях, зверствах и насилии, в особенности против безобидных азиатов, к которым она, будучи китаянкой, имела непосредственное отношение, Новая Жена Хозяина пугалась любого шороха, что умный и наблюдательный Макс собачьим тонким чутьем тут же уловил и перенял.
Только Хозяина встречал он у двери радостно и громко, старательно пытаясь воспроизвести его отеческое “I love you” счастливым лаем. Посторонние звуки — наружные, уличные — беспокоили мнительного пса. Он жался испуганно к ногам Новой Жены, лез под ее кресло, тыкался мокрым носом в руки.
Тяжким испытанием для него были праздничные дни, и пуще всего, четвертое июля, день независимости США от агрессивных британцев. К этому надо добавить, что демография их городишки за последний десяток лет изменилась радикальным образом: средний класс, представленный в большинстве своем белыми «профессионалами», был энергично вытеснен разбогатевшими на хозработах мексиканцами, правдами и неправдами проникшими в страну из своей нищей республики.
И все бы ничего, но мексиканцы, народ трудолюбивый и доброжелательный, по природе и характеру люди тусовочные, шумливые и многосемейные, живущие по принципу работай не разгибая спины, но и оттягивайся в полный рост. И в день независимости они, не сговариваясь, отдыхали наиболее усердно: с непрекращающимися до полуночи фейерверками, крикливыми дворовыми застольями, толпами возбужденной ребятни — в каждой семье по 3-5 детей — тявкающими без перерыва шавками, к которым у них было необъяснимое пристрастие, и грохочущей мариачи или мексиканским рэпом с гулкими басами.
Для бедного Макса вечер четвертого июля превращался в многочасовую пытку. От тарахтящих, как автоматные очереди, а порой и гремящих, как орудийные выстрелы, фейерверков его охватывала непрерывная дрожь, на него было тяжко смотреть. Обнимания-целования, укачивания, как ребенка, на руках и прочие атрибуты хозяйской любви не помогали. Пес умирал от страха, свернувшись клубочком в подкроватной запыленной нише, дрожа и поскуливая.
Новая Жена Хозяина, от души жалея Макса, не могла удержаться от насмешек: ты же самурайских, мол, кровей, потомственный смельчак, а кто же дом будет зашищать от шального люда? Со временем ее шутки обратились в… нет, не в презрение к боязливому псу, она искренне любила Макса, а в стойкое пренебрежение к его якобы бойцовскому духу, твердую уверенность в малодушии и способности постоять за себя и, если понабодится, за нее.
Так и повелось: их ласковые подтрунивания над «отважным» Максом стали привычной семейной забавой, безобидной игрой. Любя, они принимали его таким, какой он есть, — умный, интеллигентный и добрый трусишка: что поделать, таким уродился. Макс, словно догадываясь об этом, и не думал обижаться: знаю, дескать, за собой такую слабость, чего уж там…
Когда Максу пошел второй десяток, или, в переводе на человечий возраст, когда ему стукнуло шестьдесят, рассчитывать на изменения в его характере больше не приходилось. Благо он по-прежнему оставался кротким симпатягой, милашкой, любимчиком прохожих детей и взрослых, и жаловаться было не на что.
Но годы напоминали о себе: хвостик-колечко порой раскручивался, свисая грустным хоботком ниже спины — по словам ветеринара, начинающийся артрит. Темно-карие умные глаза покрылись голубоватой дымкой — лентикулярный склероз, неопасный признак старения…
Тем удивительнее оказалась история, приключившаеся с Максом на двенадцатом году его жизни и мгновенно изменившая не вполне лестное мнение, сложившиеся у Новой Жены, да и у самого Хозяина о его собачьей удали. О происшедшем Хозяин узнал со слов Новой Жены, выгуливавшей в тот день Макса в одном из соседних парков — ухоженных, с протоптанными дорожками и неглубокими искусственными озерцами посередине.
По обыкновению Новая Жена неторопливо следовала широкой тропкой вдоль озера, здороваясь с приветливыми людьми и отводя взгляд от неулыбчивых и хмурых. В правой руке она крепко сжимала поводок с Максом, озабоченно вынюхивавшим каждый куст, а в левой — повернутый горизонтально айфон, по которому хорошо поставленным адвокатским голосом общалась через китайскую социальную сеть с подругой. Невысокая и ладная, с гривой жестких черных волос разметанных вольно по плечам и приятным округлым лицом с большими глазами, Новая Жена колоритно смотрелась рядом с не менее живописным Максом, с готовностью направляющимся к очередному размякшему при его виде любителю животных.
Этим же необычно теплым, даже для бабьего, или, на американский манер, индейского лета днем, вышла на послеобеденный моцион женщина — назовем ее, к примеру, Парниша Браун — прихватив с собой обожаемого ею питбуля бульдожьего типа. Обожаемого настолько, что хомутить его ошейником и сдерживать поводком ей представлялось чистой воды издевательством над своим любимцем. Питбуль — известная своей жестокостью и непредсказуемостью порода собак, невзирая на диаметрально противоположное мнение их владельцев. Грустная статистика: за последние пятнадцать лет только в Штатах питбули прикончили более четырехсот человек — в основном женщин, детей и стариков…
Парнишин питбуль был еше молодой, не полноразмерный зверюга, но уже со всеми атрибутами этой бойцовской породы: тяжелой, полубульдожьей башкой, мощной кабаньей шеей, мускулистым корпусом, напоминающим древесный обрубок, перетянутой мышцами грудью и короткимим лапами матерого качка. Сопровождая Парнишу, он обыкновенно вел себя вполне прилично, не задирая других собак и лишь изредка вызывая порицания их хозяев: собаки в парке должны быть на поводках.
Что на него нашло при виде добряка Макса, миролюбиво снующего рядом с Новой Женой — останется нелепой тайной, известной лишь ему. Увидев их, питбуль, злобно оскалясь, неожиданно рванул вперед, словно оголтелый испанский бык на красную тряпку тореадора. Когда Новая Жена, всмотревшись, разглядела несушийся им навстречу молочно-бежевый снаряд, до него оставалось метров пятьдесят.
Зная о людоедских наклонностях этих собак, она громко и по-бабьи истошно вскрикнула, растерянно оглядываясь вокруг себя в поисках убежища. Но спрятаться было негде: справа поблескивало холодное озерцо, слева — запущенная лужайка частного дома. Бежать от пса назад, по тропинке она не решилась: все равно догонит.
Трубные окрики всполошившейся наконец-то Парниши не остановили питбуля. В этот момент Новая Жена, обезумевшая от страха перед мчавшимся на нее зверем, случайно взглянула на Макса. Впереди — ни сбоку, ни сзади, а именно впереди нее, явно прикрывая, заслоняя своим телом — стоял ее собственный хищник, маленький волк, Акела, преобразившийся Макс. Расправив грудь, вскинув дерзко голову и ощетинившись, Макс внезапно покрупнел, набряк, прибавил в росте, не отличаясь теперь по размерам от кряжистого питбуля.
Надо сказать, что он всегда был рослым и упитанным шибой ину, весившим килограммов на пять больше среднего веса, типичного для этой породы. Увидев обнажившиеся в грозном оскале клыки Макса, Новая Жена вспомнила, как Хозяин, пытаясь как-то убедить ее в присущем всем шибам глубинном, подсознательном бесстрашии, зачитал отрывок из руководства владельцам собак: «...уверенный в себе шиба встанет грудью на защиту семьи…. не нападая первым, после начала схватки он не отступит и будет драться до победы или полного изнеможения».
Мимолетная эта память, высветившаяся ниоткуда в сознании, помогла ей принять единственно верное решение — отстегнуть длинный кожаный поводок, удерживающий Макса на месте.
Не бросившись навстречу взбесившемуся питбулю, Макс терпеливо и с достоинством наблюдал за его приближением. Лишь в последнюю секунду перед столкновением, которое неминуемо отбросило бы его на лопатки, под резцы питбуля, он безукоризненно, как многоопытный каратист, выполнил прием «рукопашного» собачьего боя, свойственный только японской породе шиба ину. Чуть присев на передние лапы, Макс в развороте, с небольшим подъемом, нанес питбулю удар по ощерившейся морде своей крепенькой пушистой попкой. Этакий уширо-гери, но не ногой, а задницей.
Своя же, накопившаяся за стометровый пробег, но перенаправленная несильным толчком инерция, снесла разогнавшегося кабанца под двухметровый откос, к озеру. Чуть было не искупавшись в холодной осенней воде, он, выбравшись на тропинку, вновь кинулся на Макса. Шиба, поджидавший его наверху, прыгнул на питбуля, открытой пастью метясь в отвисшую бульдожью щеку. На короткое время псы схлестнулись стоя, охватывая друг друга передними лапами и норовя вцепиться зубами в горло противника. Но силы были слишком неравными и мощный питбуль быстро подмял Макса под себя.
Новая Жена закрыла лицо руками. Насилу подбежавшая, запыхавшаяся Парниша, беспрерывно крича «Rocky, stop», боялась приблизиться к дерущимся собакам. Роки и не думал обращать внимания на вопли хозяйки. Несколько человек — ни одного взрослого мужчины, все женщины с детьми или без них и спортивного вида бабульки — молча наблюдали за дракой. Кто-то снимал на видео.
Со стороны казалось, что питбуль нащупал горло Макса и печальный, но легко предсказуемый конец схватки неотвратим. Но Роки, несмотря на тщательно селектированные у этой породы за двести лет ее существования навыки уличного бойца, допустил небольшую оплошность, за которую ему тут же пришлось расплатиться. К слову, и шиба ину, за более чем двухтысячилетнюю историю породы, натаскивали не только на мелкую дичь, но и на собачьи бои. Похоже, древние гены Макса проснулись, растормошенные врожденным чувством долга и стремлением выжить.
Повалив Макса и вцепившись ему в горло, Роки не подвинулся в сторону, что уберегло бы его от когтей сопротивляющегося шибы ину, а навис над ним, как насильник, широко расставив мышцастые конечности по обе стороны лежащего на спине пса. Макс не замедлил воспользоваться промашкой Роки, по-кошачьему раздирая брюхо питбуля задними лапами. Глубокие порезы тут же начали кровоточить.
Вдобавок, и мертвая хватка питбулю тоже не удалась. Со щенячих времен, в силу его вольнолюбимого нрава, Макса наряжали не только в простой ошейник, но и в замысловатую шлейку, охватывающую грудь и часть спины. Сейчас эта прочная, в полсантиметра толщиной ткань с металлическими застежками, как броник, соскользнула ему на шею, защищая, хотя и не полностью, от клыков Роки.
Не в состоянии терпеть долее обдирание своего гладкого пуза острыми когтями Макса, питбуль отошел, позволив шибе встать на ноги. Быть может, другой пес, оценив силу противника, втянул бы хвост между ног и ретировался, поскуливая. Но, раз включившись, запущенный в голове шибы механизм камикадзе, “божественного ветра», не мог прерваться. Едва вскочив, ослабевший уже, Макс безрассудно ринулся в атаку. Питбуль отбросил его с ходу, клыками, порвав или прикусив что-то в груди. Шиба, взвизгнув от боли, кувыркнулся беспомощно и полетел в жухлую траву рядом с тропинкой.
Новая Жена метнулась было к нему, оттащить, пока живой еще. Но разгоряченный питбуль, почувствовав скорую развязку боя и не желая упускать добычу, дернулся в ее сторону, злобно рыкнув. Она тотчас отбежала, укрывшись за тонким деревцом. Парниша, видя что ее Роки вне опасности, медлила то ли сознательно, то ли на самом деле страшась своего пса и зная его придурковатость.
Макс, обессиливший и подраненный, поднялся вновь. Роки, словно затягивая наслаждение от предстоящей расправы, надменно и в то же время озверело пялился на него. Когда собаки, наконец, бросились друг на друга, избегая столкнуться мордами и потому отворачивая слегка головы, правый верхний клык Макса угодил Роки в вытаращенный глаз, проткнув его, а нижний поддел изнутри отвислую губу питбуля.
Был ли этот изощренный укус безысходной случайностью или результатом хорошо продуманной Максом боевой комбинации, не имело значения: полуослепший Роки взвыл от боли, пятясь назад, подальше от Макса.
Макс же, смыкая челюсти, не отпускал его и энергично тряс башкой вправо-влево: так шибы ину приканчивают мелкую дичь, попавшую им в зубы. С кровоточащим глазом и разодранной мордой, судорожно повизгивая, питбуль завалился набок. Надо отдать ему должное: он все-таки пытался достать Макса лапой, но, скорее, отталкивая его, чем продолжая сопротивляться. Несколько наблюдавших схватку и боявшихся до того вмешаться пацанов громко захлопали, но тут же притихли под осуждающими взглядами родителей.
Новая Жена и Парниша, как секунданты в боксерском поединке, одновременно побежали к своим питомцам. Выяснять отношения не имело смысла: свидетелей начала драки, кроме них, не было; пойди докажи кому, кто зачинщик, а кто пострадавший. Подняв Макса, Новая Жена до машины несла его на руках, плача и целуя в расцарапанный нос. Хозяин, узнав о происшедшем, сразу приехал домой и отвез пса к ветеринару. Жесткая, густая шерсть спасла Макса от укусов питбуля: швы накладывать не пришлось, раны зажили через неделю. О дальнейшей судьбе опрометчивого Роки, к сожалению, ничего не известно.
Перед самым новым годом, когда соседи-мексиканцы в очередной раз увлеклись праздничной пиротехникой, громыхавшей повсюду как пушечные взрывы, дрожащий от страха Макс приплелся в хозяйскую комнату, жалобно поскуливая. Новая Жена подняла его на руки, поцеловала в переносицу и обняла крепко, прижавшись щекой к мягкому пуху, появившемуся на месте выбритой собачьим доктором около раны шерсти.
Она уже знала, что на Макса можно положиться, что эта спонтанная дрожь не признак трусости, а невинная слабость, не имеющая отношения к характеру пса. Йонган Дешин — так звала она его теперь про себя на китайском. Храброе Cердечко.
Добавить комментарий