За забором ночная мгла, а двор освещён лампочкой, вкрученной в зелёную шляпу-фонарь на фасаде ветхого строения. К этой шляпе паук прикрепил свою паутину и болтался в ней в порывах ветра. Тусклый свет немного цепляет провода, распятые между столбами в паре метров по ту сторону забора. На проводах сидит какая-то птица. Серая в серой дымке ночной мглы. А за ней ночь как чёрный уголь.
Что это за птица? Что значит её присутствие перед моим забором, подворьем? — суеверные осадки со дна души копошатся. Дальнюю дорогу пророчит или мытарства?.. беду или испытания какие?
Сидит тихо, притаилась. Может, спит — утомилась в полёте и присела на проводе. Кажется, это был месяц май. Мошек могла она ловить и села на провода, будто заблудилась. Печалью полна она и провода под нею.
Заснул я поздно. Шумел ветер, гудел и стучал железными листами сараев. Проснулся внезапно, посмотрел который час в смартфоне — 3:00. Глухая ночь, совсем безлюдно на улицах. Никто и нигде не проронит ни звука. Время загадочное.
Я встал и не стал зажигать свет. Слышны были звуки из сарая для скота. Повизгивали поросята, стук, также создаваемый ими, они могли бегать, драться друг с другом и задевать ограды и всякие доски, прибитые и не прибитые. Похрюкивала свинья. Выйдя из дома, прошёлся вдоль хлева. В хлеву, кроме свиньи с поросятами, мирно обитали куры и утки.
Уже днём я заметил на боках свиньи ссадины и царапины. Это были раны с кровью. Я обработал раны на её боках. Возможно, она чесалась о стены и где-то зацепила торчащие гвозди. Нужно будет эти гвозди загнуть.
Сарай погружался во тьму. Ветер трепал большое покрывало, под которым хранилась кукуруза, корм для скота. Ветер приподнимал и швырял клочья соломы под ногами.
Этой ночью снова что-то вынудило меня проснуться около трёх часов ночи. Снова шум в сарае и писк. Свинья визжала. Будто что-то залезло туда — какой-то зверёк, куница, может, — думал я. Главное, чтобы не лиса. В темноте я нащупал палку, взял, на всякий случай. С фонарём заглянул в сарай, под луч фонаря попала крыса, крупная. Она быстро скрылась под грудой досок в углу. В кормушке возле поросят сидели крысы, такие же крупные, как и та, что убежала. Они ели корм и пытались отталкивать рыльца поросят. Это похоже на наглость, они не разбегались, когда я с палкой подошёл к кормушке. Они лишь забегали под поросят и возвращались к кормушке снова, как я отходил. Вреда я им не мог причинить, вилами можно было зацепить и поросёнка.
Сверху, под крвшей, на высоте четырёх метров что-то зашумело. Я направил луч туда. Там покачивалась паутина — как платок, серая от пыли и очень старая. Паук, который её сделал, давно стал трупиком. Луч фонаря я направил дальше, и что-то чёрное пробралось сквозь дыру в крыше, спустилось на жердь и побежало по ней в мою сторону. Я испугался. Оно уже близко ко мне. Палку сжал посильнее и готовился отбить атаку. Но чёрный шерстяной комок резко свернул в сторону. А я вышел из сарая.
У свиньи днём снова были обнаружены раны. Словно её грызли, но так, чтобы не добраться до внутренностей.
За столом, на котором стояли рюмки и лежал кусок сыра — время бежало, скоро опять ночь. «У них королева — старая, главная. Молодняк не начинает есть, пока не придёт она. Когда она поест, то и остальные начнут. Лучший верхний слой корма её привилегия», — слышал тогда я от знакомого, он комкал старую газету, вытирая руки.
Я заснул. Иду по полю ржи, по правую руку дубрава — чёрные стволы клёнов и дубов. Луна светит, и опушка таинственна. Обхожу вокруг - и вижу хижину, крыша который провалилась. Рядом с ней холмик, крест над ним давно истлел. Луна печально светит. Внутри стоит кровать, ржавая сетка уже давно никого не чувствует на себе. Стены глиняные, клинцовка старинная и помнит чьи-то голоса, которые остались где-то в другом мире или просто исчезли. Холмик ничего не расскажет.
Выхожу из хижины и вижу прямо перед собой крысу с большими рогами.
Это был кошмар. Проснулся снова около трёх часов ночи. Ветер гудел в верхушках деревьев. По ту сторону дороги под луной в траве затаились руины колхозного коровника. Стёклышко блестело в лунном свете а головки чертополоха напоминали кактусы возле ацтекских руин в таинственных далях.
Крысы резвились в сарае. Топот будто стадо коров резвится. Кошка, которую я запустил туда днём ловила около двух крыс в день, но они всё прибывали. Это была напасть, нашествие. Они прибегали откуда-то. Можно было найти их тропки. Трава на них не успевала вырасти. Что-то таинственное было в этом. Нужно было справиться с этим потопом, крысиным потопом.
Днём свинья снова оказалась раненой. Мысли о крысином яде немного ободрили. Его можно применить против них. Но нужно спрятать кошку и искать их норы. Крысы её кусали или она чесалась о стены? В те дни в сарае притаилось что-то таинственное. Неизвестность плыла в дымке, по ту сторону забора. Дул ветер, кусок тряпки болтался на двери. По ту стороны дороги кладбищенская ограда погружалась в сумерки. Белая берёза становилась бледной и скрипела возле каменного надгробья. Чага скукожилась в синем воздухе. А под ней чьё-то сердце и руки ласкавшие засыпаны когда-то и вечно пребывают в холмике. Кто-то пас коров на этих лугах — из заснувших в этих холмиках. А где-то нашли покой старушки глаза, которые сдедили из окна за машинами на трассе. А когда-то они, молодые, в лесной глуши лещину искали. Ниже сельского кладбища возле болота, стоит колодец, оббитый чёрной толью. Там родники, воды выходят на поверхность. Тина царство своё оберегает там. Ветер гудит. На пустыре руины коровника и бурьян. Коростель притаился в них.
Добавить комментарий