Ещё дома Петя собаку хотел. Очень хотел. Но мама сказала, что на собачью шерсть у неё аллергия. Без шерсти собак не бывает. Аллергия — это опасно. Значит, собаки у Пети не будет. По крайней мере, пока не вырастет и жить будет без мамы, но близко. Как бабушки-дедушки не здесь, конечно, а дома, где друг его Ваня и розовый Фиби на пуфике.
Теперь понятно, почему Петя всегда с завистью смотрел на собак на поводке (если на улице) и без (если в парке, где есть для них специальное место). Мама говорит, что на них Петя смотрит глазами собачьими. Это уж точно, хотя и немножко обидно. Всё-таки он не собака, хотя и очень их любит. И читал о них книги. И фильмы смотрел. И — вообще.
Здесь собак было много. Чуть ли не в каждой квартире. Напротив — большая лохматая. Первый раз, встретившись, даже немножко ее испугался, когда, отряхиваясь, пошла навстречу ему. Но хозяйка на чужом языке предупредила, что Тата воспитанная и вежливая, что она идет поздороваться, познакомиться. И правда, Тата к нему подошла, обнюхала, подняла морду с большими глазами собачьими (а какие ещё могли быть у неё?) и вежливо отошла. С тех пор при встрече он всегда Тате здрасьте на чужом языке говорит, и та ему на собачьем языке, морду подняв, вежливо отвечает.
Как-то Петя, от прохожего пса взгляд оторвав, глянул на папу, и ему показалось, что и у папы взгляд очень собачий. Наверное, у него в детстве собаки не было тоже, хотя и очень хотел. А теперь ему не до собаки: у него мама и Петя — некогда, с ними забот больше, чем даже с самой большой и непослушной собакой.
Пораскинув мозгами, как часто ему папа делать велел, Петя решил, что их семья вообще бессобачная, у бабушек-дедушек нет даже кошек, что уж тут говорить. Хотя, конечно, кошке далеко до собаки, но всё-таки тоже живое. Надо бы у бабушек-дедушек разузнать, может, у них когда-то были собаки, может, в детстве, хоть и было оно давно-далеко, может, забыли.
Собаки Пете нравились разные: и маленькие, и большие, и овчарки, и пудели. И даже пинчеры, тонкие, нервные, суматошные — собак Петя не просто любил, но и прилично-таки в них разбирался. У него даже была книжка такая: про породы собак, откуда произошли, чем отличаются, как выглядят, кем привыкли работать и так далее, интересно. Получалось, что на свете плохих собак не бывает, в отличие от людей, как однажды мама ехидно заметила. Услышав такое, он жутко тогда маминым словам удивился, но, похоже, была мама права.
А вот была ли права песенка, которую иногда, завидев пинчера — их везде и всегда очень много — мурлыкал папа под нос, Петя совсем не был уверен.
Я рассказать вам не могу,
Как много меток на снегу, —
Их понимать умеет каждая собака:
Над этой лапу задирал
Боксёр по кличке Адмирал,
А здесь был пинчер — мелкий хлыщ и задавака.
Мы дружим со слюнявым Адмиралом,
Он был и остаётся добрым малым,
А пинчера гоняли и гоняем
За то, что он, каналья, невменяем.
Почему не боксёр Адмирал, а бедный несчастный пинчер, которого гоняют ни за что ни про что, к тому же без имени — хлыщ и каналья, то есть дважды пёс нехороший, Петя не мог понять и с песней не соглашался. Папа попытался ему объяснить, мама папу поправила, папа с мамой не согласился, ей возразил, они опять про Петю забыли, ему стало обидно, заметив это, они спохватились и пошли в кафе как раз напротив собачьей площадки пить кофе, а Пете купили мороженое, три шарика: клубничный, шоколадный и ещё непонятно какой.
В кафе увидели огромное объявление, приглашающее на собачью выставку через неделю. Всей семьёй дружно решили: стоит сходить, хотя маме слишком приближаться на всякий случай не стоит, а Петя возмутился, как это выставка? Собаки не вещи, собаки — живые, всё понимают и по-своему говорят.
На площадке собаки разных пород, очумев от свободы, носились без ошейника за палкой (если бросали), просто так (если им не бросали), друг за другом (словно щенки неразумные). Им было весело, и люди, глядя на них, тоже улыбались, друг на друга посматривая, как будто среди них не было злых и нехороших.
Однако с поводка спускали не всех. Болонки, пудели и прочая мелочь пузатая вместе с хозяевами чинно вокруг площадки ходили: как бы чего не случилось с их постриженностью (совсем не дешёвой), бантиками (разноцветными) и попонками (даже с вышивкой).
— И правильно, что этих с поводка не спускают, — это папа.
— Почему? — это Петя.
— Загрызут, — снова папа.
— Почему же там, на площадке не загрызают? — это мама.
— Потому что собаки — не грызуны, — это Петя.
— Потому как в ответ загрызут, — это папа.
— Допивайте, собачники, и доедайте. Пора возвращаться, — мама, итог подводя.
Петя быстро вычерпал разноцветное оставшееся от шариков, ещё раз пожалел, что у собак шерсть, а у мамы на неё аллергия, посмотрел, прощаясь, на тех, кто внутри на площадке классно бесился, и на тех, кто, завидуя, на поводке вокруг площадки ходил.
Дома он хотел что-нибудь про собак прочитать, вошёл в интернет, а тут, радостно подмигнув, письмо от Вани явилось.
Радости в нём было не много. Точней, не было вовсе. Правду сказать, оно было печальным. Мало того, что, долго ничем не болея, Ваня в школу ходил, мало того, что вконец их училка взбесилась, исключительно в хаки на уроки являясь, мало того, что ещё один парад решили назначить и вот-вот они будут снова тренироваться шагать, в городе большое несчастье случилось.
Ваня спрашивал, помнит ли Петя их парк, большой и красивый, с прудом, большим и вонючим. Что за вопрос? Конечно, он помнит, как такой парк, если б не пруд, наверняка лучший в мире, можно забыть? Так вот. Во-первых, в пруду решили лебедей поселить. Ну и что, Петя подумал, очень даже неплохо, может, от них, белых или же чёрных, жаль Ваня не написал, вонючесть исчезнет. Во-вторых, во всём городе, в парке особенно, множество диких собак развелось. Никто не знает, откуда взялись. Может, говорили, хозяева повыгоняли. Может, цепи проржавели, псы перегрызли и убежали, потому что их скверно кормили. Короче, причину установить пока не смогли. В-третьих — Ваня любил дотошно всё объяснять — среди одичавших бешеные появились, и всем, кроме ветеринаров и на то уполномоченных, в парке запрещено появляться. Принято даже постановление всем уколы от бешенства предписать, с детей младшего возраста начиная. Но пока суть да дело, искали лекарства, искали бюджет, искали тех, кто будет колоть, по улицам ходить стало опасно. Все прохожие теперь с палками ходят, в случае чего, сам понимаешь, а детей без взрослых ни шагу. Бешеная собака укусит — бай-бай, сам других станешь кусать, знаменитую песенку напевая о том, что собака бывает кусачей только от жизни собачей. В-четвёртых, слух разнёсся: бешеные собаки, на берегу подловив, лебедей покусали, и те, бедные, бешенством заразились, одни подохли, другие, выжившие, вокруг пруда, ошалев, стали бегать и в отместку, клюя, собак своим бешенством, которое собачьего посильней, заражать.
Петя хотел Ване тут же ответить. Он только и ждал письма от него, чтобы рассказать о парке, мороженом и главное — о собачьей площадке, что внутри, что вокруг, как носятся и как ходят чинно в бантиках на поводке, о том, как он хочет собаку, но аллергия и шерсть. Хотел ответить, но расхотел. «Почему?», — спросил себя и ответил, пожимая плечами, услышав, как мама семью на ужин сзывает.
Пока мама раскладывала по тарелкам спагетти и соусом поливала, Петя про письмо рассказал и про училку, и про пруд, и про лебедей, и про собак. У мамы соус капнул мимо тарелки, папа воду из бутылки мимо стакана пролил, и Петя понял, что снова семье ужин испортил.
— Экологическая катастрофа! — мама громко и звонко.
— Надо стариков забирать, — папа глухо, задумчиво.
— Почему они ничего нам не пишут? — мама, будто не понимая.
— Потому, — папа ей в унисон.
— Что же делать? — мама тоном совсем не вопросительным.
— То, что всегда! — папа совсем не восклицательно.
— Кто… — мама, недоговорив.
— Они! — папа ответил.
— Кто они? — мама раздумчиво.
— Идиоты! Сами взбесились и собак заразили, — папа уверенно, однозначно.
Бедные гавки — так в детстве он собак называл — про себя Петя подумал.
Добавить комментарий