История приходит с Запада

Год назад произошло событие, которое почти никто не заметил и которое можно было бы назвать несостоявшейся сенсацией. В продаже появилась книга «Неизвестный Гитлер». За эти десятилетия было опубликовано столько воспоминаний и документов о Гитлере, что почти все содержание книги «Неизвестный Гитлер» теперь хорошо известно. Но не называть же было книгу «Известный Гитлер»?! Кто ее тогда покупать станет? В то время, когда она была готова — а, именно, в 1949 году, — она стала бы сенсацией не только для советского, но и для любого читателя, включая немцев. И называлась в то время книга совсем не коммерчески — просто и без изысков: «Гитлер».

Ее читателем был тогда только один советский человек — товарищ Сталин, если не считать переводчика и составителя книги, подполковника КГБ Федора Карповича Парпарова и машинистки, напечатавшей рукопись Парпарова в одном экземпляре. Машинистку можно не учитывать, машинистки обычно перепечатывают тексты механически, нимало не вникая в содержание и не запоминая его. А Парпаров? В 1938 году его сажали, грозили расстрелом за шпионаж, но — счастливый случай — начались «исправления ежовщины», через год его выпустили, сильно намяв бока. В результате, он научен молчать. Дали Парпарову заведовать военной кафедрой в МГУ, сиди, мол, тихо. Он и сидел, скончавшись в своей постели в 1960 году.

А теперь, к началу этой истории.

2 мая 1945 года, пытаясь прорваться из бункера Рейхсканцелярии, в русский плен попали два наиболее приближенных к Гитлеру человека: его личный камердинер-слуга Гейнц Линге и личный адъютант и телохранитель Отто Гюнше. Наиболее близкие — не в смысле дружеских чувств (таковых у Гитлера вообще ни к кому не было), а в том смысле, что они каждый день были рядом с фюрером.

Гюнше присутствовал на всех совещаниях Гитлера в ставке, на всех встречах Гитлера и имел задание: если замечал что-то подозрительное, некие «шевеления» любого чина в направлении фюрера, — пулю ему в голову. Рука Гюнше все время и была на открытой кобуре.

Линге был доверенным лицом весьма интимных сторон жизни Гитлера, тем более, что он был вхож и в комнаты Евы Браун. Именно от него поступила и сейчас еще малоизвестная информация о том, что Ева Браун была беременна от фюрера и именно поэтому особенно настаивала на заключении брака перед самоубийством. Или о том, что Винифред, невестка Рихарда Вагнера (жена сына композитора Зигфрида), дала Гитлеру прозвище Вольф, чем он очень гордился, назвав одну свою ставку в Восточной Пруссии Вольфшанце («Логовище волка»), вторую под Винницей — Вервольф («Волк-оборотень»), а своего любимого щенка от овчарки Блонди — Вольфом. Кстати сказать, вроде мелочь, но показательная: Гитлер приказал после своей смерти застрелить всех трех щенков от Блонди, включая любимца Вольфа, что и было исполнено.

Оба паладина — слуга Линге и телохранитель Гюнше — члены НСДАП и СС, оба слепо преданы Гитлеру. И вот они-то и оказались в плену. О таком улове было лично доложено Сталину. Вождь очень интересовался фигурой своего бывшего подельника, а потом — злейшего врага. Даже не столько его политикой (она была и так известна, к тому же Сталин еще в 1928 году прочитал специально для него переведенную нацистскую библию «Майн Кампф»), а вот именно личными свойствами фюрера. Что ел, как одевался, его пристрастия, манера поведения, реакция на победы и поражения, сексуальные отклонения. Особо его интересовало все, что связано с самоубийством Гитлера. Может, и не было самоубийства? Может быть, Гитлер бежал? Никто не мог лучше рассказать об этом, чем Линге и Гюнше: они первыми вошли в комнату с трупами «молодоженов», они же и сжигали их тела...

За слугу и телохранителя крепко взялись следователи НКВД. Их допрашивали в течение 4-х лет, все время по отдельности (содержались в камерах Бутырки они тоже раздельно). Одни и те же вопросы задавались с промежутками в недели, месяцы и даже годы. Сравнивали ответы. Привлекали других свидетелей и документы.

Обоим слугам повезло. У них была хорошая память, и они нигде ничего не напутали. В итоге получились непротиворечивые и достоверные показания. После этого Линге и Гюнше было предложено написать самим своего рода мемуары. Нацисты написали. Да и как откажешься — иначе неминуемый расстрел. А так оба получили только по 25 лет. Через 10 лет, в 1955 году, обоих отпустили: Линге — в ФРГ, а Гюнше в ГДР — досиживать. Через год его выпустили «на побывку», но тот, не будь дураком, сразу сбежал в Западный Берлин и жил в ФРГ аж до конца 2003 года. Линге же умер много раньше — в 1980 году.

Итак, в руках Парпарова, отменно знающего немецкий язык, оказалась куча материалов. Протоколы допросов и мемуаров близкой к фюреру пары, других высокопоставленных пленных, вроде Паулюса, воспоминания немецких генералов и другие документы. Парпаров на основании этой богатой фактуры сел за написание своего рода документального романа. В нем Гюнше и Линге присутствуют как действующие лица и говорят не от первого лица, а в третьем лице, как и положено героям детектива. И, в результате, как раз и получилась обсуждаемая нами книга «Неизвестный Гитлер», которую Сталин получил в день своего 70-летия. Реакция вождя доподлинно неизвестна, но, видимо, он остался доволен: иначе Парпаров никак бы не умер своей смертью.

Немецкие издатели книги замечают, что Парпаров оказался между Сциллой и Харибдой: «Текст должен был быть абсолютно идентичным, то есть показания должны быть изложены до мельчайшего нюанса словами обоих узников, но при этом Парпаров должен был учитывать читательские пристрастия и ожидания главного заказчика — Иосифа Сталина».

Каким образом? Да, например, нигде не упоминая полное название НСДАП — Германская национал-социалистическая рабочая партия Германии. Или никак не называя пакт Риббентропа-Молотова. Или, походя, называя Кальтенбруннера палачом. Что конечно, совершеннейшая правда, но вот Гюнше так бы не написал. Или вкладывая в уста Гюнше привычные для Сталина слова о «фашистском приветствии» и «фашистских идеях», в то время как Германии того времени в ходу были термины «гитлеровское приветствие» и «идеи национал-социализма». Или давая в скобках часто не нужные (это и так ясно из самой фактуры) пояснения об агрессивной политике Германии.

Есть прямые интерполяции в тексте. Например:

«Гиммлер и Борман тоже пировали и танцевали вместе с другими. Здесь ничто не напоминало о страданиях, невероятных лишениях, миллионах убитых, опустошениях, которые принесла война многим народам мира... С именем Адольфа Гитлера связаны нужда и нищета, горе и страдания миллионов людей».

Впрочем, эти идеологические защитные прикрытия Парпарова немногочисленны и не меняют общего богатого содержания книги. Да, книга и теперь, после всего богатства информации о Гитлере, Третьем рейхе все равно очень ценна своим обилием самых разных важных сведений. Особенно эволюция психики Гитлера от побед к поражениям. Чем больше поражений, тем больше Гитлер обвиняет свое окружение в трусости, предательстве, что они его не понимают... Начал с обвинения в трусости генералов (которых непрерывно снимал с постов), потом солдат Вермахта, потом частей СС, потом собственного полка «Лейбштандарт Адольф Гитлер» под командованием Йозефа Зепп Дитриха, — вплоть до приказа сорвать с них нарукавные повязки и лишить полк своего имени. А закончил воплями о том, что весь германский народ оказался недостоин его гения и величия и потому должен погибнуть! Фюрер приказал разрушить всю инфраструктуру экономики и жизнеобеспечения Германии. Преступный приказ, к счастью, в последние недели войны саботировался министром вооружений Шпеером.

Большего маньяка, чем Гитлер, по-моему, мир не видел. И большего авантюриста. Напасть на огромную страну, не закончив войну с Британской империей, воевать на два фронта, не зная ни экономических, ни военных, ни мобилизационных возможностей противника, не запасясь, хотя бы на всякий случай, зимней одеждой! Полезть в Африку, а до того в Скандинавию, Грецию, Югославию. Но это только начало и середина аферы.

Самый пик ее пришелся на 11 декабря 1941 года. В это время вовсю шло мощное контрнаступление Красной армии под Москвой, в результате которого немецкий фронт чуть не рухнул. И в этот день (11 декабря) Гитлер «в знак солидарности» с Японией, напавшей на Перл-Харбор, объявил войну США, чьи экономические возможности многократно превышали таковые держав оси!

Но вернусь к тому, в чем на самом деле заключается сенсация выхода этой книги. Она — в том, что рукопись «Гитлер», лежащую в недрах архива президента РФ (бывшего архива Сталина), нашли не русские историки, а немецкие. Хотя многие русские историки и архивисты слышали об этой архивной папке.

Несколько лет назад молодой немецкий историк из Берлина, выпускник университета им. Мартина Лютера в Галле, а ныне сотрудник Мюнхенского института современной истории Маттиас Уль стажировался в МГУ. Он услышал от кого-то сведения о материалах первостепенной важности, которые никогда не публиковались. Добыть их — все равно, что найти огромный самородок. Алмаз в 1000 каратов. Но российские историки десятки лет сидели на мешке с деньгами и пальцем не пошевелили! Два немца (второй — коллега Маттиаса Уля по университету и работе Хенрик Эберле) все сделали за пару лет! Они нашли и получили разрешение на копирование документа (Фонд 5, опись 30, дело 462а). Причем учтите, что архивная папка с книгой «Гитлер» была на русском языке — это Парпаров перевел с немецкого. Стало быть, Маттиас Уль еще успел перевести текст с русского снова на немецкий и издать книгу. Она вышла в Германии к 60-летию Победы в 2005 году. К тому же издатели успели снабдить книгу многими комментариями и подстрочными примечаниям.

Почти через год эта книга — именно в варианте издателей Уля и Эберле — в переводе с немецкого на русский вышла в Москве в издательстве «Олма-пресс» по-русски 10-тысячным тиражом! Нет, вы только представьте себе эту фантасмагорию: Линге и Гюнше пишут по-немецки (где этот первоисточник — до сих пор неизвестно). Парпаров переводит на русский. Уль переводит с русского книгу, составленную Парпаровым, на немецкий. Издатели «Олма-пресс» переводят книгу Уля и Эберле снова с немецкого на русский. Это означает, помимо прочего, что российским издателям не удалось достать архивный экземпляр Парпарова, и они были вынуждены переводить с немецкого то, что и так есть на русском. Итого мы имеем двойной обратный перевод с немецкого. Ну и как далеко он теперь отстоит от оригинала? Об этом можно только гадать.

В издании «Олма» имеются комментарии и цифры Уля и Эберле, которых в принципе не могло быть в подарке Сталину. Например, цифры потерь Красной армии, причем, не общие, а как раз в тех операциях, в которых немцы были на голову разбиты и понесли ужасные потери. В качестве примера: Сталинградский котел, Курская битва и окружение и ликвидация 8-й армии под Черкассами. Цитирую из русского издания книги «Неизвестный Гитлер»:

«Утром 2 февраля 1943 г. вместе с 11-м армейским корпусом сдались в плен последние части окруженной под Сталинградом 6-й армии. По современным подсчетам, от 90 до 130 тыс. немецких и румынских солдат попали в плен. К тому же в котле погибли или умерли от болезней, голода и холода еще до 146 тыс. солдат и офицеров. Советские потери в битве за Сталинград составили 474871 человек убитыми и 974734 ранеными. Жертвы среди гражданского населения в районе Сталинградской битвы не подсчитаны.

Понятно, что такие потери ни в коем случае не могли стать не только достоянием общественности, но и лично тов. Сталина. Такую правду он знать не хотел.

Задам самый главный вопрос: почему в очередной раз важнейшие публикации приходят в Россию с Запада? Причем — книги, касающиеся ее собственной истории?

Ладно, понятно, что «Архипелаг ГУЛАГ», воспоминания Валентинова о Ленине «Недорисованный портрет», Фишера — «Жизнь Ленина», мемуары Ивана Солоневича («Россия в концлагере»), Аллилуевой, Надежды Мандельштам, романы Гроссмана («Все течет» и «Жизнь и судьба») и множество других никак не могли быть напечатаны в СССР. И даже книга о Гитлере «Преступник номер 1» Мельникова и Черной была издана вроде бы и в СССР (в конце его существования), но в издательстве АПН с отправкой только заграницу...

Самым «диким» случаем можно считать издание в Америке мемуаров Никиты Сергеевича Хрущева. Рукопись на Запад передавал его сын Сергей Никитич, ему, как можно догадаться по его книге «Пенсионер союзного значения», помогали в этом опасном деле несколько чинов КГБ. Сергей Никитич подтвердил эту догадку мне лично. Книга вышла по-английски под названием «Хрущев вспоминает», вот она у меня тут стоит. О, что началось! Никите Хрущеву откровенно поставили ультиматум: или он отмежевывается от авторства, или... что именно «или»? Ну, лишение пенсии, выселение с дачи, хотя это цветочки, а ягодки — осуждение по 70 статье за антисоветскую деятельность. А в тюрьме под следствием — быстрая смерть от «внезапной остановки сердца».

На семейном совете решили отмежеваться: «Я, Н.С.Хрущев, заявляю, что книгу «Хрущев вспоминает» не писал». Дескать, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, все это — буржуазная провокация. То был смачный удар по престижу великой страны. Так отнеслись к, в общем-то, совсем невинным воспоминаниям своего собственного вождя, в которых просто осуждался Сталин! Ведь в этой книге нет ничего антисоветского или антикоммунистического, скорее — наоборот.

Но ведь мы ведем речь о совсем недавнем времени, о демократической и либеральной России, в которой давно существует свобода слова. Книга «Гитлер» не только о Германии, там большая часть посвящена войне с СССР, стало быть — в ней тоже идет речь о судьбе России. И вот эта ценнейшая рукопись читалась только Сталиным (потом, правда, еще несколькими членами политбюро).

Обсуждаемая книга — не исключение. Фактически все самое интересное, вызвавшее бурные дискуссии в новейшее время, сначала было напечатано на Западе. Например, книга Судоплатова «Разведка и Кремль» или «Мой отец — Лаврентий Берия» Серго Берия (Гегечкори). И даже серия о причинах начала Второй мировой войны Виктора Суворова. В архивах лежат воспоминания таких же близких к Сталину людей, как Линге и Гюнше — к Гитлеру, их полных аналогов: рукописи личного секретаря Сталина Поскребышева и начальника кремлевской охраны (и долгие годы личного телохранителя Сталина) Власика. Можно быть уверенным, что пока они ни попадут на Запад и ни будут там изданы, русским читателям их не видать. Ах, какие там должны быть перлы! («Твардовский лежал в кремлевской больнице вместе с Поскребышевым. Однажды Поскребышев заплакал и сказал о своем хозяине: «Ведь он меня бил! Схватит вот так за волосы и бьет головой об стол...». См. Трифонов Ю.В. «Записки соседа». «Дружба народов», 1989, № 10, с.39)».

Кое-что о биографии Поскребышева. Он был женат на родной сестре жены Льва Седова (сына Троцкого). В 1937 г. его жена была арестована по приказу Сталина. Поскребышев умолял Сталина спасти ее, но тот ему отказал; женщина три года провела в тюрьме, а затем была расстреляна по обвинению в шпионаже. Поскребышев продолжал оставаться секретарем вождя до 1953 г., а потом, перед смертью Сталина, был арестован и на допросе признался «в связях с международным сионизмом». Скоро Сталин умер, а Поскребышев тянул до 1965 года — и писал, писал, писал. Власик тоже был арестован перед смертью Сталина, его не успели кокнуть, и он тоже все писал и писал, пока не умер в 1967 году. И вот все это написанное до сих пор неизвестно!

О Гитлере издано огромное количество мемуаров. О Сталине на порядки меньше. Почти ничего. Мемуары Жукова, к примеру, нельзя отнести к таковым. Сталин там упоминается вполне формально и не так много (сравните с аналогичными мемуарами Гудериана). Да и писались они под сильнейшим нажимом, до такой степени беспардонном, что Жуков был вынужден вставлять в текст новеллы о том, как он, Жуков, хотел как-то посоветоваться с полковником Брежневым, да у того не было времени принять маршала.

Традиция ничего не знать о себе — старая. И все известия о России как сотни лет назад, так и теперь приходили с Запада. Подробные сведения о писаниях иностранцев о России можно найти в трех великолепных книгах М.А Алпатова «Русская историческая мысль и Западная Европа». Там повествуется, что знали иностранцы о России (а потом через них и русские), начиная с проезда через русские территории итальянцев Контарини и Барбаро. А потом, что знали не только проезжающие, но и постоянно и подолгу живущие, такие, как австрийский посол в Москве Сигизмунд Герберштейн. Скажем, все подробности злодейств опричнины мы знаем только от иностранцев. И позже также: Стеньку Разина четвертовали, но как это происходило, мы узнаем от Томаса Хебдона и Бальтазара Койэтта, ибо русских даже не допустили к лобному месту. То есть, они видеть не имели права — не только писать.

Много узнали русские и из «Колокола» (ввозимого нелегально), живущего в Лондоне Герцена. Ключевский ни словом не упоминает об убийстве императора Павла, а ведь то был конец 19 века — на эту тему имелся строгий запрет! Мемуары премьер-министра Витте увидели свет за границей. Даже описания паскудств Гришки Распутина в книге «Святой черт» впервые были опубликованы попом-расстригой Илиодором все там же.

Вся советская история — сплошь заграничные издания. То есть, вообще без исключения. Советские «истории» настолько загажены идеологией и враньем, что в них тонут факты, если они там и есть.

В чем загадка? Почему это происходит? Это не может быть случайностью, так как подобных случаев слишком много и они уже складываются в систему.

Первый пласт объяснения прост: нет денег. Для того чтобы найти в лабиринтах архивов нужную папку, могут понадобиться месяцы. Архивисты бедные. Если кому-то нужно, пусть платит. Суммы за подобного рода поиски требуются внушительные: многие тысячи и десятки тысяч долларов. За разрешение копировать уникальные архивные документы суммы еще больше. Всем нужно дать. Вполне возможно, что у русских историков таких сумм нет. А у немецких — нашлись. Причем, их вложения многократно окупились. Допустим, Уль и Эберле затратили на поиск и копирование рукописи 50 тыс. долларов. Но выручили они впоследствии раз в десять больше. Да и не в деньгах тут дело. Они приобрели имя. Они подняли престиж немецкой науки. Одновременно русские историки на столько же понизили престиж...

Второй пласт объяснения — психологический. Сложился веками наработанный страх. Логика: «как бы чего не вышло», «что мне, больше всех надо?», «не стоит связываться», «не лезь попрек батьки в пекло», «инициатива наказуема»... В общем — обломовщина. Нет духа полезной авантюрности, риска, приключения. Того, что двигало всеми исследователями — от Стэнли-Ливингстона в дебрях Африки и Амундсена-Скотта во льдах Антарктиды до молодых историков Уля и Эберле.

Наконец, третий слой, примыкающий ко второму, — это нечто метафизическое. То, что Пушкин обозначил словами: «Мы ленивы и нелюбопытны». Может быть, это уже национальная черта такая? Хотя... Были же Беринг или Беллинсгаузен. Правда, их фамилии какие-то не русские. Ну, тогда, Дежнев, Хабаров, поморы, Афанасий Никитин. Королев и Гагарин. Есть, есть много русских храбрецов, да — много. Много, но явно недостаточно. Во всяком случае, среди историков. Будем ждать...