Затоичи

 Чтобы отвлечься от войны, Егор Васильевич Пятитятько стал зависать в ютюбе.  Так, примерно неделю или две он с утра до вечера смотрел чемпионат мира по снукеру.

 Глядя на перипетии чемпионата, на игроков, серьезных как индейцы, на английскую корректно свистящую публику, Егор Васильевич с горьким чувством убеждался, что никто там даже не собирался думать об Украине, никто не догадался пригласить президента Зеленского на открытие или хотя бы украсить зал украинскими флагами.

 «Пів-світа плаче, пів-світа скаче»* - вспомнил он народную мудрость.

 Но потом привык и иногда сам забывал, что сейчас не мирные времена, а военные.  Снукер так Егору Васильевичу понравился, что порой у него у самого чесались руки сыгрануть против Робертсона или Трампа, но не бывшего президента, а однофамильца.

 А раньше Егор Васильевич понятия не имел о снукере.

 Снукером оказался бильярд и с разноцветными шарами, и с красными, и надо было забивать то тот шарик, то тот, при этом считая очки. Дело в том, что за каждый разноцветный давалось от двух очков до девяти, а за красный было только одно очко.  Конечно, это кажется сложным и недоступным, но, если смотришь пару дней, то потом все понятно. 

 Но, по-любому, снукер это вам не «пирамидка» и снукеристам приходится столько думать, что к старости они делаются похожими на докторов наук.  Самый же лучший игрок в мире, Салливан, имел манеры и наружность премьер-министра Великобритании, посетившего спортивное мероприятие инкогнито. 

 Когда-то давно, лет двадцать пять назад, Егор Васильевич тоже любил поиграть в бильярд. Тогда в бывшем магазине «Наглядные пособия» какие-то бандиты открыли бильярдную с буфетом и Егор Васильевич с друзьями, уже изрядно где-нибудь нализавшись, заходили полирнуться коньячком и покатать шары, и при этом смеялись как сумасшедшие, не попадая не только по нужному шару, но даже ни по какому.

 Но тут чемпионат мира закончился и чемпионом 23-го года стал бельгиец, лысый молодой человек, совсем бы похожий на Владимира Ильича Ленина, если бы Владимир Ильич ходил с синими от татуировок руками.  Поскольку такого никогда еще не было, чтобы победил кто-то, кроме англичанина, в крайнем случае ирландца, это стало скандалом и на кислые английские лица было больно смотреть.  Но скоро Егору Васильевичу опять стало тошно от вестей с полей и он принялся искать новые отдушины в интернете, куда бы он мог забиться и не видеть ничего вокруг.

 Теперь он полюбил программу одного блогера, Чайкина, хотя он и был кацапом, где рассказывались случаи о несчастьях и катастрофах, постигших любителей экстремального отдыха.  Егору Васильевичу не так было жалко альпинистов, которых никто не заставлял переться в горы и усеивать там склоны своими изможденными телами, как было жаль простых, рядовых туристов.

 В конце концов Егор Васильевич узнал о самой знаменитой, страшной и загадочной истории с уральскими студентами, случившейся в начале пятидесятых на Перевале Дятлова в каких-то глухих горах.  Об этой трагедии знал весь мир, и весь мир в течение последних семидесяти лет выдвигал гипотезы.  Но Егор Васильевич узнал только сейчас и, естественно, еще не успел составить собственное мнение.

 Слушая версии о таинственной гибели девяти человек, Егору Васильевичу было трудно, почти невозможно, остановиться на чем-нибудь определенном. Тут могло быть все - и светящиеся шары, кружившие над горой Отортен накануне, и бак от космической ракеты, упавший рядом с палаткой и отравивший студентов своим топливом, и заграничные шпионы, прибывшие в Западную Сибирь со спрецзаданием, и местные индейцы, мстящие за своих предков, и чего только еще не было, одно другого убедительнее и лучше.

 Скоро Егору Васильевичу начало казаться, что тайна Горы Мертвецов, не раскрытая за семьдесят лет, так навеки и останется нераскрытой.

 Как вдруг он услышал еще одну, не имевшую широкого хождения версию, что шестерых мальчиков, двух девочек и усатого мужчину замордовали до смерти пьяные вертухаи с соседней зоны. И тут же Егор Васильевич бесповоротно и окончательно понял, что это и есть правда, и никакой другой быть не может, словно он стоял рядом и видел, как студентов жгут, мучают, ломают ребра прикладами и оставляют умирать на морозе.

 Егору Васильевичу даже приснилось нечто подобное и он проснулся ночью. «Так… так… так…» - тикали часы на кухне, а ему казалось, что в далеком загробном мире.  Еще какое-то время Егор Васильевич смотрел десятками старые американские комедии, ему совершенно незнакомые, а для американцев бывшие тем, чем для нас «Волга-Волга» или «Веселые ребята».

 Егору Васильевичу нравилось, как пели и плясали звезды Голливуда в старину и что негры мелькали там только изредка, в виде носильщиков или лифтеров.  Он не был расистом, но разговоры о том, что следующим Джеймсом Бондом будет Уилл Смит, его раздражали.

 После американских фильмов Егор Васильевич какое-то время пил водку, так как погрузился в депрессию, но не сильно, так как барахлил мотор.  С раннего детства он воспитывался в уважении к войне и преклонении перед отцами и дедами, отстоявшими жизнь на земле.  Теперь же он не испытывал ничего, кроме тупого удивления перед жизнью. 

 А то вдруг пьяному Егору Васильевичу вспоминалось, как он в юности бредил научной фантастикой. Тогда многие ею бредили.  Когда фантасты, особенно советские, начинали рассказывать о будущем, фантазия редко заносила их дальше двухтысячного года, максимум две тысячи двадцать пятого. Заноситься дальше было то ли признаком дурного тона, то ли попахивало неверием в скорое торжество коммунизма.

 Егор Васильевич помнил, как читал о голубых городах, колхозах на Венере и растопленных полярных льдах, где цвели фруктовые сады. Люди же 2020-х были могучими брюнетами и серьезными блондинками, одетыми в серебристые комбинезоны.  Сейчас Егор Васильевич с кривой улыбкой на пьяных устах видел, что не сбылось ничего из прочитанного, кроме, разве, тающих льдов, на месте которых все равно ничего не росло.

 Какое-то время Егор Васильевич все же смотрел старую кинофантастику, особенно американскую, как более реалистичную и обещавшую в будущем не яблоки на Марсе, а массу проблем, типа «Смерть пришла из космоса», 1958-го года выпуска, «Атака космических пиявок» 1959-го или «Дьяволица с Марса» 1954-го.

 Но все это не могло продолжаться долго, ведь сирены выли по три раза на дню, гуще пошли прилеты, у Лебедевых зять пропал под Угледаром, а от сводок о невосполнимых потерях на глазах Егора Васильевича наворачивались слезы.

 Он уже хотел было вернуться назад и взяться за старые чемпионаты по снукеру, как вдруг, совершенно случайно, наткнулся на длинный японский телесериал или, вернее, цикл фильмов «Сказ о слепом массажисте Затоичи». Эти фильмы лучше всего отвлекли Егора Васильевича от окружающего и заставили глядеть вокруг более спокойными глазами. И хотя после Нанкинской резни и «отряда 731» о японцах у него было неприятное мнение, все же теперь они предстали перед Егором Васильичем в менее хреновом свете.

В сериале показывалось, как в старину по японским дорогам брело множество путников, тем более, что транспорт в Японии еще не был изобретен, коней себе позволить могли лишь военные и чиновники, а в паланкине с носильщиками катались баловни судьбы и особы, приближенные к императору. Народ же в своей массе брел.

 Вместе со всеми брели и бродячие массажисты.  Как правило, этой профессии, очень нужной в Японии, обучали слепцов.  Когда они приходили в чужой город, то ходили по вечерним улицам, ища клиентов и давая о себе знать заунывными звуками флейты.  Таков был и Затоичи, кривоногий мордатый парень, в поздних сериях - неопрятный дядька со слепыми буркалами и седыми бакенбардами.

 Этот пресловутый Затоичи, о котором впоследствии были сложены легенды, пелись былины и снимались телесериалы, был чем-то средним между Тилем Уленшпигелем и Зорро. Фабула же была закручена на том, что массажист Ичи, бомж и, в сущности, инвалид первой группы, был великим и смертоносным мастером клинка, который он незаметно носил в своей трости.

 Не было ни одной из сотен серий, где бы в очередном городке слепой массажист Затоичи трудноуловимыми для глаз движениями не зарезал двадцать, тридцать или хотя бы пятнадцать нехороших людей, якудза, обижавших местных вдов, сирот, стариков и особенно девушек из борделей, удивительно много которых функционировало в Японии в 19-м веке. К этому числу, как правило, пристегивались еще один-два благородных самурая, на свою беду захотевших пофехтовать с Затоичи.

 Если взять среднемесячным показателем сто зарезанных и перемножить на годы затоичевых странствий, то получится довольно большая армия убитых негодяев тысяч в сорок-сорок пять, так что, если бы Затоичи пожил подольше, он вывел бы всех якудза под корешок.

 Негодяи тоже не спали и не собирались сдаваться просто так. Отчаявшись сразить героя в честном бою, они в него стреляли из пищалей и мушкетов, метали издали копья, пускали стрелы, плевали в него отравленными иголками, подсылали баб с кинжалом, налетали в конном строю, воровали трость с клинком, пытались сжечь Затоичи живьем или хотя бы утопить, но все это было напрасно и от этого делалось хуже самим же нападающим.

 Все это было тем более странно, что бродячий массажист Затоичи был действительно слеп с детства, но так изумительно к этому приспособился, что слепота ему только помогала.   «Я слепой, - говаривал Затоичи, - и не вижу, кого убиваю.» Это можно было бы счесть кокетством, если бы Затоичи умел кокетничать.

 Вот на этом-то японском сериале, или, вернее, бесконечной, снимавшейся не одно десятилетие, телесаге, Егор Васильевич пока и остановился, и лишь надеется, что Затоичи ему хватит до конца войны. В крайнем случае, учитывая его куриную память, можно будет пересмотреть все заново.  Правда, и слепой массажист не ангел и стрижет головы направо и налево, но все же с Бахмутом это не сравнить.

 -----------

 * Пів-світа плаче, пів-світа скаче. /укр.посл./ Пол-мира плачет, пол-мира пляшет.