Совершенство 

 Я сижу на пляжном лежаке. Ступни ног испуганными зверьками нырнули в песок, тогда как остальная часть меня вся во власти совсем не по-сентябрьски палящего солнца. «Это Турция, детка, здесь лето длится столько, сколько захочет», – блаженно бормочу я себе под нос. И пусть под вечер кожу начнёт печь, а нос вообще вспыхнет красным глазом светофора, это, в сущности, такая ерунда. 

 Мысленно оглядываюсь назад: смерть папы, пандемия, пришедшая ей на смену война… Причин для грусти было предостаточно. Но сейчас есть только волны Средиземного моря, что грохоча и пенясь штурмуют берег, чтобы с разочарованным шипением сдать назад, голубое до неправдоподобности небо и сладковатый, будто разлитый в воздухе аромат цветущего олеандра. Вдыхая его, я чувствую, как счастье наполняет меня полностью, от макушки до пальцев ног. 

 На соседнем лежаке растянулась Алина. Смуглая от природы, подруга точно не сгорит. Я хотела было с ней заговорить, но вспомнила нашу недавнюю ссору и передумала. Ссориться мы начали ещё в кишиневском аэропорту, вспыхивали как спички из-за всякой мелочи. Но ненадолго, слова извинения почти одновременно слетали с наших губ. Впереди была неделя совместного отдыха – море, солнце, новые знакомства, – зачем всё усложнять. К слову о знакомствах: Алина сказала, что знакомиться в Турции это дурной тон. Но когда уже в номере из дорожной сумки подруги одно за другим стали выпархивать яркие, словно тропические птицы, платья, я обомлела. 

 – Ты же сказала, что возьмешь самую обычную одежду, на каждый день?!

 Свои простенькие сарафанчики я выбрала по причине их наименьшей склонности мяться. Ещё из-за её слов. 

 Алина с вызовом вскинула свою обесцвеченную голову:

 – Это и есть моя обычная одежда!

 Наткнувшись на мой взгляд, подруга осеклась. После чего забормотала, что она сейчас такая худая, ну кто на подобную худобу обратит внимание. «Посмотри, как плохо сидит на мне платье, словно отдельно от меня…» 

 Всё это было так неестественно. Добил смешок, что сопровождал слова подруги фальшивым аккордом. В результате я таки сорвалась и наговорила лишнего. Теперь Алина своей неподвижностью напоминала египетского Сфинкса. В то, что она просто задремала, верилось с трудом. 

 – Привет! 

 Мне понадобилось какое-то время, чтобы глаза навели резкость. Коричневое от загара мужское тело – синяя полоска плавок перерезала его наполовину – принадлежало постояльцу нашего отеля. Мой телефон капризничал, никак не хотел подключаться к вай-фаю. Несколько нажатий умелых пальцев, и вуаля – связь есть! Спасителя звали, кажется, Владом. Точно Влад! Коренастый, с развитой мускулатурой, сейчас он стоял рядом со мной и улыбался. 

 – Привет, – поспешила ответить я. Знакомством с человеком, разбирающимся в технике, да ещё говорящим по-русски, не стоило пренебрегать. 

 Влад был из Москвы. Очень удивился, узнав, что мы с Алиной нет. По его словам, мы выглядели совсем как москвички. Сомнительный комплимент, но спорить я не стала. Зато следующие его слова заинтересовали меня настолько, что я даже поднялась с лежака. 

 – А вы не хотите поехать на пляж Клеопатры? Наш тоже ничего, приличный, но там… Я бы всё показал. 

 Хочу, ещё как! 

 Я обернулась в сторону подруги с намерением растолкать. Оказалось, Алина уже сидела на своем лежаке, прислушиваясь к нашему с Владом разговору. Правда, ехать куда-либо отказалась. Устала, голова болит. «Но ты езжай», – холодно кивнула мне. Про ссору она, судя по всему, не забыла, но мне уже было всё равно. 

 – …это место так понравилось Клеопатре, что влюбленный в нее Марк Антоний подарил его ей. По легенде, мелкий песок раздражал ноги царицы. Тогда римский император приказал заменить его. И скоро десятки кораблей привезли на турецкий берег тонны крупного золотистого песка из долины Нила. 

 Мы с Владом стояли в битком набитом автобусе, прижатые к оконному стеклу и друг к другу. Когда он говорил, я могла видеть, как посреди острых белоснежных зубов движется розовый язык. Было в этом движении, как и в пронзительности красок, что-то непристойное. Смущаясь, я опускала глаза, переводила их на вид за окном. 

 Автобус ехал по дороге, что ровной лентой тянулась вдоль побережья, к подножию горы и дальше. На горе расположилась сельджукская крепость – «Обязательно сходите!» – а за ней, в низине, был тот самый пляж Клеопатры. Но гора всё никак не приближалась. Зато Влад находился так близко, что я слышала стук его сердца, и совсем скоро этот стук уже казался моим собственным. 

 Но вот гора, наконец, позади, а мы с Владом, выйдя из автобуса, стоим на площади Ататюрка. Турецкие названия обрушивались на меня вместе с городом. Аланья оказалась современной, ухоженной и такой светло-радостной, оставалось только удивляться, почему коренные жители так сосредоточенно мрачны. Женские хиджабы всевозможных расцветок только усиливали контраст. Улыбались одни туристы, да ещё продавцы. Но профессиональные улыбки этих последних мало кого могли ввести в заблуждение. Я подумала, что в Кишинёве, в этом смысле, всё в гармонии: белые здания и приветливые лица местных жителей. По крайней мере, так было до войны. 

 Но как же здесь красиво! Наверное, я бы так и стояла, разинув от восхищения рот, если бы не мой проводник, легонько подтолкнувший меня в нужном направлении. 

 Мы шли извилистыми улочками, которые хорошо знал Влад, но не я. Впрочем, мне нравилось быть ведомой. Мне вообще нравился этот мужчина. Не внешностью – хотя и с ней всё было в порядке, – исходящим от него чувством надежности. А он, какие чувства испытывал он? 

 Весь наш общий путь Влад был до невозможности галантен. На пляже – мы вскоре туда добрались – я скинула сарафан, под который заранее надела купальник, и бросилась в воду. Когда, наплававшись, наконец, вышла на берег, Влад стал кутать меня в полотенце. Чтобы не замерзла. Однако не было в этом никакого сексуального подтекста, скорее, так можно опекать младшую сестру. Если я и чувствовала себя разочарованной, то лишь отчасти. Высоченные пальмы, увенчанные цветами гигантские кактусы, разноязыкий гул людской толпы, оскал рифов, мачты кораблей… Картинка была чудо как хороша, стоило ли сетовать, что одна деталь немного не такая, как хотелось бы. 

 Мы плавали, болтали. Напряженность, естественная между малознакомыми людьми, постепенно сошла на нет. На обратном пути Влад и вовсе осмелел. Я видела, как его глаза перебегают с моего лица вниз по телу и обратно. Будто ощупывают в предчувствии будущего узнавания. Губы мои подрагивали от рвущейся наружу улыбки. А обгоревшие лицо и плечи…ну, за удовольствия, как известно, надо платить. 

 Было время ужина. Прежде чем идти в ресторан, надо бы ополоснуть лицо и руки, не говоря уже о том, чтобы переодеться. Я долго стучала в дверь нашего с Алиной номера – безуспешно. На ресепшен ключа не было. Тут меня осенило: наверное, Алина уже в ресторане! Так и оказалось. Я увидела её с порога: тщательно причёсанная, накрашенная, подруга сидела за столиком в полном одиночестве. Алина надела одно из своих платьев, но знойный оранжевый цвет если и привлёк кого, только парочку назойливых мух. 

 – Как съездили? 

 – Хорошо. 

 Мы обе тщательно подбирали слова. Похоже, дружба наша подходила к концу. Хотя конец может принимать самые разные обличья. И следующий день продемонстрировал это более чем наглядно. 

 Едва проснувшись, я взяла в руки телефон и полезла в интернет. Думала посмотреть погоду, но наткнулась на новости, и всё прочее сразу вылетело из головы. Как оказалось, в России объявили всеобщую мобилизацию. В следующей заметке скупо говорилось о том, что работа турецких авиалиний приостановлена. Наконец, третья новость. Чтобы понять суть, хватило бы одного названия, но сама возможность ядерного удара вызвала у меня такой шок, что я проглотила статью целиком. 

 Чуть позже я сидела за столиком на открытой террасе возле гостиницы. Опытным путем было установлено, что на всей территории отеля здесь самая хорошая связь. Я уже обзвонила близких и друзей и теперь чувствовала себя чуть спокойнее. Но сидевший напротив меня Влад был мрачнее тучи. 

 – Про самолеты – надеюсь, это временно… – произнесла я. С учетом всех факторов это прозвучало глупо, просто хотелось его как-то подбодрить. 

 И тут Влад громко, в голос выругался. Я чуть не подскочила на стуле от неожиданности. Вот уж не думала, что он может так ругаться! 

 – У меня в Москве взрослый сын от первого брака. 

 – А сколько у тебя вообще браков? – выпалила я. И сразу прикусила язык, но было поздно. Если следующая порция брани полетит в меня, так мне и надо. 

 Но Влад ответил на удивление спокойно: 

 – Первый, он же последний. Был. 

 – Ясно. 

 Разговор не клеился. Влад, глядя в телефон, по-паучьи перебирая пальцами, бродил по просторам интернета. 

 – Ну, я на пляж, – промямлила я, поднимаясь с места. 

 – Угу. 

 На море было неспокойно. Волны словно в припадке бились о берег, запах олеандра был назойлив до тошноты. Не в силах оставаться на одном месте, люди перемещались по пляжу, как фигуры по шахматной доске: туда-сюда, туда-сюда. Одна Алина была непоколебима, как скала. «А чего переживать? Если наш рейс отменят, авиакомпания поселит нас в гостиницу. У моей знакомой так было».

 Войну тоже отменят? – хотела спросить я. Не спросила, вместо этого пошла бродить по берегу. 

 «Что вы будете делать, если узнаете, что жить вам осталось один день?» – вспомнилась фраза с курсов английского языка, на которые я когда-то ходила. Наш преподаватель – рыжий американец ирландского происхождения по имени Кевин – вовсе не собирался нас шокировать. Ему искренне казалось, что таким образом мы лучше усвоим грамматику, так называемый Condition number one. Мой собственный вариант ответа давно выветрился из памяти, но некоторые запомнились. 

 «Если жить мне осталось один день, – старательно выговаривал английские слова длинный тощий парень, которого звали Женя, – я возьму палку и пойду бить витрины». Девочки в группе захихикали. Я удивлённо подняла брови. 

 «Если жить мне осталось один день, я позвоню близким». 

 «Если жить мне осталось один день, я займусь сексом». В группе понимающе заулыбались. 

 Происходящее сейчас напоминало дежавю. Только на этот раз всё было по-настоящему. И да, после звонков близким (обнять бы всех через телефон!) мне захотелось заняться сексом. С Владом. 

 Вот чёрт! Будь проклято человечество, которое между миром и войной всегда выбирает второе. 

 Следующие пару дней погода нас не баловала. Временами даже накрапывал дождь. Говорили, что такого холодного сентября в Турции не было давно. Холодный – это двадцать пять градусов по Цельсию днем и пятнадцать ночью. Но на пляж мы с Алиной ходили, как на работу, – а что ещё было делать? Влада я почти не видела. Если он и наведывался на пляж, ко мне не подходил. Он вообще меня избегал. Стоило мне направиться в его сторону, как Влад поднимался с лежака и шёл к морю. Но если я входила в воду, он выпрыгивал на берег, точно ошпаренный. Насмешливые взгляды Алины радости не добавляли. Но скоро и у меня появился повод для злорадства. 

 Мужчины отеля, прежде смирные как ягнята, вдруг рьяно бросились знакомиться. Причём, из нас двоих выбирали исключительно меня. Может, срабатывало стадное чувство, не знаю. Но когда подгребал очередной поклонник, и опять ко мне, у Алины вытягивалось лицо. Что не мешало ей критически оценивать моих ухажеров по одной ей понятной шкале. 

 «Наверняка женат», – кивала она в сторону фактурного македонца по имени Донче. 

 «Терпеть не могу турков, такие приставучие», ¬– летело в адрес черноглазого Исмаила. 

 На русоволосового красавчика Нику, к слову, нашего соотечественника, вообще махнула рукой: молодой… 

 – На тебя не угодить, – усмехнулась я, краем глаза следя за Владом. Наша совместная поездка на пляж Клеопатры сейчас казалась чем-то нереальным. Как и всё остальное. Может, ничего и не было, я всё придумала? 

 Как-то раз я столкнулась с Владом на террасе. Всегда заполненная постояльцами отеля, на этот раз терраса была непривычно пуста. Вечер готовился перейти в ночь, густую как свежезаваренный кофе. Горящие фонари отбрасывали длинные тени. Впрочем, не они одни: столы, стулья, диваны, цветы в кадках, кошки – у всех были свои тени. Они накладывались друг на друга, переплетались, будто вели беззвучный разговор. Наши с Владом тени тоже на мгновение переплелись, после чего одна из них – моя – метнулась в сторону. Пусть не думает, что я за ним бегаю! В этот момент Влад схватил меня за руку и притянул к себе. Губы наши встретились. Поцелуй, осторожный вначале, стал смелее. Я почувствовала, как мне в рот проникает его язык. Наслаждение было таким острым, что я застонала. 

  – Теперь и умереть не жалко, – зашептала Владу в ухо.

 – Поживём ещё, – прозвучал ответ. Оторвавшись от моих губ, он потянул меня за собой. Сначала в ярко-освещённый холл, потом в темноту своего номера. 

  Влад уехал на следующее утро. Сказал, что записался на рейс в российском посольстве. 

 – Надо вывезти сына. 

 – Тебя тоже могут мобилизовать. 

 – Нет. Я не хочу никого убивать. И, милая, я тебе позвоню…

 Алине я не стала ничего рассказывать. Впрочем, у неё был собственный повод для переживаний. «На меня здесь обращают внимание только бомжи», – жаловалась подруга, пряча в дорожную сумку свои прекрасные крылатые платья. Но она довольно быстро утешилась, отправившись с одной дамой из нашего отеля по местным магазинам. 

 Оставшись одна, я тоже вышла из отеля и медленно побрела в сторону автобусной остановки. Тоскуя по Владу, я решила повторить наш общий маршрут. Вот я уже в автобусе, за окном мелькает разноцветье красок: желтая – песок, синяя – море, зелёная – гора, белая – стены старинной крепости… И множество тонких вертикальных штрихов – мачты кораблей. 

 Площадь Ататюрка с памятником. Отели, рестораны, фирменные магазины, уличные лавчонки. Здесь, на углу, Влад купил мне гранатовый сок, а себе воду. Ополоснул лицо в городском фонтанчике, и мы пошли дальше. А вот и пляж, залитый солнцем, разноголосый. Интересно, он сильно изменился со времён Клеопатры? Наверняка. Всё-таки столько веков прошло. Хотя… Влад рассказывал, что учёные, намереваясь доказать, что история про Клеопатру – вымысел, просто красивая сказка, сделали химический анализ песка. Идентичность тому самому, с берегов Нила, вызвала научный шок. 

 Я сняла босоножки, голые ступни утонули в золотой россыпи песчинок. Вспомнив что-то, я провела пальцем по губам и улыбнулась. Всё-таки картинка оказалась совершенной.