«Коля, Коля, Николай,
Сиди дома, не гуляй.
К тебе мальчики придут –
Попугают и уйдут…»
(Русский фольклор)
– В чём дело, господа? – недовольно спросил Николай Николаевич, когда к нему в кабинет без стука, один за другим вошли три человека и крайний вошедший аккуратно прикрыл за собой дверь.
– А ты, гнида, не знаешь, в чём дело?! – сразу же спросил первый из вошедших, как только дверь закрылась, и посмотрел почему-то на портрет Президента, висевший над головой Николая Николаевича. - Сидишь здесь, в своём персональном сортире с кондиционером и дубовой дверью, и не знаешь, прямо в догадках теряешься, в чём же дело?!
Николай Николаевич сначала опешил от такого дикого напора и наглости, а потом решительно снял трубку телефона, чтобы позвонить охране и пожаловаться на обидчиков. Тогда у второго из вошедших в руке, словно из воздуха, возникла резиновая телескопическая дубинка, и он с размаху саданул ею об край стола. Звук был как при выстреле из пистолета: хлёсткий и какой-то двусмысленный. Николай Николаевич в ужасе отбросил трубку телефона, словно это и не трубка была вовсе, а гадюка.
А «господа» тем временем располагались по-хозяйски: выдвигали кресла, рассаживались и с одобрением оглядывали кабинет Николая Николаевича. Кабинет им явно нравился, а вот к хозяину кабинета они, судя по началу разговора, испытывали совсем иные чувства. Николай Николаевич нутром чуял, что не нравится он вошедшим: очень сильно не нравится, вплоть до рукоприкладства.
– Ну, что, Гнидин, как поживаешь? – спросил первый, удобно устроившись в мягком кресле прямо напротив стола Николая Николаевича и положив себе на колени кейс чёрного цвета. – Всё ли в порядке на ниве благоустройства города? Есть ещё что украсть? Не оскудела ли рука берущего?..
Николай Николаевич Гридин служил в… в общем-то, совсем не важно было, где он служил: не человек красит место, а место – человека. Служил он честно: на работу приезжал к девяти и уезжал после восемнадцати. Жена, двое детей, квартира в городе и дом за городом – всё, как у людей. Одна беда: Николай Николаевич не был человеком в общепринятом смысле этого слова – он был чиновником. Сердца у него не было, души тоже, а на голове росли рога.
– Вы кто? – отважился на вопрос Николай Николаевич. То, что это не полиция и не ФСБ, он уже догадался – не их стиль работы. Да и если бы посетители были из этих структур, уж его бы об их визите точно заранее предупредили. Но его не предупреждали – значит, это было что-то другое, и это пугало и настораживало. У любого исполнителя есть заказчик, и с любым заказчиком всегда, или почти всегда, можно договориться о чём угодно. Шумные и малоэффективные в экономическом плане методы работы 90-х остались позади: сейчас вопросы решали спокойно, можно сказать, по-домашнему: в тиши высоких кабинетов, под хороший коньяк, – и результаты этих решений почти сразу уходили на законодательный уровень. К чему эта никому не нужная возня – кровь и насилие, когда всё можно сделать по закону? Но эти «господа» вели себя, по крайней мере, странно – ничего не требовали, ничего не предлагали, а только задавали какие-то идиотские вопросы.
– Это тебе… – перешёл от слов к делу первый и положил на стол свой чёрный кейс. – Принимай!
– Так вы от Игоря Сергеевича? – радостно догадался Николай Николаевич. Три дня назад они с Сан Санычем всё подробно обсудили и решили: каждому по миллиону, десять наверх и пусть строит что угодно – хоть синагогу, хоть мечеть, хоть буддийский храм.
– Нет, – как-то нехорошо ухмыльнулся первый. – Мы не от Игоря Сергеевича. – И добавил уже совсем издевательски. – Открывай, открывай – тебе понравится!
Непонятно откуда взявшаяся вдруг тоска посетила Николая Николаевича, но он отмёл это не свойственное современному и продвинутому чиновнику чувство, бодро развернул кейс к себе и щёлкнул замками. Поднял крышку, пригляделся и позеленел: внутри кейса на чёрном бархате были расположены блестящие инструменты, медицинские, как сначала подумал Николай Николаевич. Но, увы, к медицине этот инструментарий имел весьма отдалённое отношение, а вот головорезы из конторы «папаши Мюллера» оценили бы его по достоинству. Все в никеле-хромовом блеске: какие-то крючки, зажимы, иглы, стамески, маленькие лобзики и совсем непонятные и не имеющие названия страшные на вид приспособления. Все без единого пятнышка, все остро отточенные и многогранные. Центральное место занимали и особенно тошнотворно выглядели внутри кейса кусачки, любовно увитые красной лентой с бантиком. И померещилась даже надпись чёрными буквами с золотом на ленте: «Дорогому Николаю Николаевичу от товарищей по партии». И барабан, вроде бы, забухал где-то вдали, и трубы унывно запели в ушах слабонервного и впечатлительного, когда это касалось его лично, чиновника. Николай Николаевич с трудом оторвал помертвевшие глаза от картины в кейсе и взглянул на первого. Резкий виброзвонок смартфона, лежавшего на столе, нарушил тишину, притаившуюся в углах кабинета, и расколол её, как удар церковного колокола в полночной кладбищенской жути. Николай Николаевич вздрогнул и… громко испортил воздух.
– Ну, вот и всё, дорогие зрители! – торжественно резюмировал первый. – Вот и прозвучал завершающий аккорд нашей небольшой пьесы. На этой высокой ноте мы заканчиваем свою прямую онлайн-трансляцию из кабинета Николая Николаевича Гридина.
С этими словами первый выбрался из кресла и подошёл к Николаю Николаевичу, лицо которого теперь цветом напоминало варёную свеклу, и закрыл крышку кейса, лежавшего перед ним. В глазах у Николая Николаевича летали голубые звёзды – он впервые в жизни не знал, что делать, как реагировать и как вести себя дальше: звать охрану, кричать «насилуют» или падать в обморок?
– Ты всё понял, Гнидин? – первый опёрся кулаками о стол и приблизил своё лицо к менявшему цвет, как хамелеон, лицу чиновника. – Видеозапись твоих «музыкальных» способностей уже в интернете - публика восторгается и аплодирует солисту стоя.
Второй и третий тоже подошли к столу Николая Николаевича, и в руке у третьего чиновник увидел маленькую видеокамеру.
– А чтобы ты до конца уяснил для себя ситуацию, периодически открывай вот этот вот кейс и заглядывай в него – там твоё будущее. – Нагонял первый страху на чиновника. – Открыл, посмотрел, обхезался – закрыл. Снова открыл, посмотрел, снова обделался – закрыл. Ну-ка, давай! Покажи мне, что урок усвоен – открывай!
Как под гипнозом, Николай Николаевич дрожащей рукой поднял крышку кейса и на этот раз, видимо для разнообразия, побледнел. В кейсе почему-то не оказалось ужасных пыточных инструментов. ИХ ТАМ НЕ БЫЛО! Кейс до краёв был набит пухлыми пачками купюр достоинством по сто рублей в банковских упаковках. Потрясение Николая Николаевича от этого чуда было столь велико, что он сдуру даже потрогал их руками, приговаривая, как в бреду: «Чур меня! Чур!» Видеокамера третьего послушно зафиксировала эти необдуманные действия едва не тронувшегося умом чиновника…
– Как я устал! – проговорил первый, растирая пальцами рук свои седые виски. – Ведь всё на волоске – сплошная импровизация. Всё-таки с военными работать гораздо проще: стоит только один раз обозвать полковника лейтенантом, и он сразу же принимается доказывать с пеной у рта, что у полковника денег больше.
И продолжил, уже обращаясь к Николаю Николаевичу:
– Слушай сюда, Гнидин! Онлайн-трансляции не было: была просто видеозапись, и она останется у нас на память. Одно твоё неаккуратное, или наоборот, движение – и запись тут же появляется в интернете под каким-нибудь кричащим заголовком. Ну, например, «Сказ о том, как чиновник Гридин обо…, пардон, обрадовался при получении «отката» за разрешение на строительство чего-то тут или где-то там». Живи тихо, работай спокойно и уж постарайся нас не огорчать. Кивни, если понял!
…И три попугая, прихватив с собой волшебный кейс, спокойно покинули кабинет Николая Николаевича, оставив его в одиночестве и в полуобморочном состоянии.
Добавить комментарий