На фронте что-то, конечно, происходит, но нам, непрофессионалам, трудно это заметить. Создается ощущение, что нам несколько дурят голову: уж очень много сообщений о ликвидированных боевиках и взорванных туннелях у нас печатают. Но, может быть, их действительно так много, не зря ведь нам поясняют, что война будет длиться еще долго.
При этом нам поясняют, что ликвидация одного из главарей ХАМАСа Салаха аль-Арури и еще шестерых человек, двое из которых члены руководства военного крыла ХАМАСа, может быть для Израиля вовсе не полезной. Салех аль-Арури попал в список на ликвидацию не просто так. Сотни израильтян из-за него погибли. Отомстить ему было естественно. Тем более многие считают, что на Ближнем Востоке понимают только один язык: убивай или будешь убит. Однако эффективность точечных ликвидаций в итоге сводится к двум вопросам - цены и пользы. Те, кто принимал решение о ликвидации Аль-Арури в Бейруте, должны были принимать в расчет возможную реакцию - со стороны как ХАМАСа, так и Хизбаллы. Из всех возможных реакций ХАМАСа наиболее тревожной является та, что связана с заложниками.
Да, шансы на сделку были невелики и до ликвидации в Бейруте, однако во всем, что касается жизней пленных, любая задержка может оказаться критической, а каждая ликвидация - привести к обратной реакции. Не слишком приятно это признавать, однако решение о ликвидации - это ставка на жизнь заложников. Время покажет, была ли она оправданной. Кроме того, ликвидация Аль-Арури осложнит дипломатические контакты, которые ведут в последние недели в Ливане американцы и французы. Израиль поощрял эти шаги. Была надежда на то, что мирным путем удастся достичь договоренностей, которые позволят жителям севера страны вернуться в свои дома. Госсекретарь Блинкен, который планировал приехать к нам в конце недели, чтобы поддержать переговоры, заявил об отмене визита. Всегда всё палка о двух концах.
В общественной жизни перемены заметны. Вернее, не перемены, а шум по поводу возможности перемен. Только что Высший суд (я бы сказала Верховный суд, но у нас многие русскоязычные издания пишут “Высший”, я уже не знаю, как надо) аннулировал внесенную Кнессетом поправку об отмене принципа юридической несостоятельности (Кнессет хотел отменить этот принцип, а Высший суд не дал) и этим закрепил за собой право вмешиваться в постановления Кнессета и судить об их правомочности.
Не успели еще высказаться все, кто поддерживает ту или иную сторону, или те, кто в принципе согласен, но считает несвоевременным или наоборот, и так далее до бесконечности, как Высший суд опять пошел напролом. Высший суд разрешил пользоваться принятым Кнессетом законом о признании недееспособности премьер-министра только с начала следующей каденции. Этот закон, поспешно (экстренно) принятый в марте 2023 года, называется “о признании недееспособности”, но фактически всячески ограничивает возможность недееспособность признать - делает всё, чтобы премьера нельзя было сместить.
То есть Высший суд прямо сказал, что этот закон носит персональный характер и цель его - это оградить Биньямина Нетаниягу от судебного разбирательства. Теперь - пока Нетаниягу у власти - теоретически можно его сместить, так как он находится под судом и может быть признан виновным в совершенных преступлениях. Не думаю, что отмена этого закона приведет к смещению премьер-министра, но приятно, что этому правительству показали невозможность беспредела. Хотя голосование опять с минимальным перевесом: 6 против 5. А где же еще четверо судей? Воздержались? Никогда у нас толком не напишут.
Кстати, о судах и беспределах. Все ли понимают, кто стоит за обращением Южной Африки в Гаагский суд для получения признания того, что Израиль совершает геноцид над палестинцами и война в Газе должна быть немедленно прекращена? Возможно, вам трудно догадаться именно по логике вещей: казалось бы, что война в Газе от него отвлекает и ослабляет его врагов. Но нет, судите не по логике. А для нас лучшей защитой от претензий наших недругов является независимая и сильная юридическая система, потому что международные суды не рассматривают иски против государств, в которых суды принимают независимые решения и их слово - действительно закон. Поэтому поблагодарим тех судей, которые проголосовали против правительственных кульбитов.
Не могу не закончить личным. Я в последние дни много хожу по врачам - что-то вроде диспансеризации. А в нашей больничной кассе есть врачи, которые принимают в своем кабинете - в помещении, которое они для приема снимают, больничная касса им это финансирует, не знаю, полностью ли или частично. А бывает, что принимают в поликлинике, - в городе есть несколько больших поликлиник этой больничной кассы. Мне было все равно, к кому идти, посмотрела, куда раньше есть очередь.
Кардиолог принимает в поликлинике. Несколько человек передо мной ждали, сидела рядом с очень приятными дедушкой со взрослой внучкой. Иврита-то старики не знают, часто родственники помогают, ходят вместе к врачу.
Вообще в Израиле очень принято думать, что вместе - лучше. Сейчас в автобусах перед каждой остановкой объявляют - на иврите, конечно: вместе мы победим. В первую очередь, имеется в виду единство фронта и тыла, но и вообще “обща”. Над этим “обща” еще прозаик Юрий Трифонов иронизировал, подчеркивал, что любое сообщество приводит к ангажированности, к лишению человека собственного мнения. Общество боится одиночек, они всегда могут что-нибудь этакое выкинуть, о чем уговора не было. Вдова Трифонова вспоминала, как он раздражался на Окуджаву, на все эти “возьмемся за руки” и “во всем друг другу потакая”. Но это я вовсе не про большие хорошие семьи, где помогают друг другу.
Сидим, значит, у двери к кардиологу с дедушкой и внучкой. Она медсестра, в больнице работала, болтаем, сравниваем уровень иерусалимских больниц. А рядом нарастает русскоязычный спор. Кричат всё громче: там засели фашисты и их надо оттуда выкуривать, всё правильно. Это тот кричит, что совсем недавно приехал, и вовсе не про Газу, про Газу у нас “фашисты” не говорят. Представляете, с какими разными мнениями к нам приехали, а я-то все не так думала. В общем тот - второй, кто почти два года назад уехал, считая, что фашисты вовсе не там, а наоборот там, где он жил и откуда пришлось уехать, в споре не победил. Пришел охранник и попросил всех перестать кричать.
А потом я пошла к гастроэнтерологу. Он оказался арабом. То есть я, когда записывалась, сразу поняла, что он араб. Я на иврите плохо читаю, но твердо знаю, что, если я фамилию уж совсем прочесть не могу, - значит, она арабская.
Араб принимал в своем кабинете, отдельном, в очень хорошем районе - лучшем в городе, можно сказать. Там полно окруженных садами элегантных вилл, построенных в 1920-х и 30-х, в основном арабами-христианами. Вернее, большинство вилл построено на деньги бейрутского араба Констатина Саламе, который выкупил эти земли у Греческой Православной церкви. Ну, в 1948 г., сами понимаете, арабам пришлось эти дома покинуть и они потеряли на них право. Саламе пытался вернуть себе свою собственность в соответствии с положением закона, которое проводило различие между лицами, покинувшими территорию Израиля из-за вооруженного конфликта (война за независимость), и теми, кто отсутствовал по другим причинам (он, мол, был по делам в Бейруте, откуда он родом), но после того, как понял, что Высокий суд ни в коем случае не вынесет решение в его пользу из-за опасения создать опасный для Израиля прецедент, он принял символическую компенсацию в 700 000 долларов за всю свою многомиллионную недвижимость - но у него явно и другие деньги были, не бедствовал.
Если врач-араб работает в хорошем месте, достаточно получает, к нему идут пациенты-евреи (меня удивило, что в очереди были и ортодоксы, я не знала, что они позволяют себе общаться с арабами), значит ли это, что он примирился с существованием Израиля, или наоборот, он хочет занять должность какого-нибудь еврея и евреев с этой территории вытеснить? Наплевать ли ему на то, что вокруг арабские дома, занятые богатыми евреями, или он хочет подчеркнуть, что он тут свой, хозяин? Представления не имею. Ничего не знаю.
Визитом была очень довольна, но потом подумала, что все-таки странно, что он меня не прощупал. Написала об этом старому московскому другу: не проявляется ли в этом непрощупывании пренебрежение ко мне по национальному признаку? Нет, ответил мой друг, если есть УЗИ, то прощупывать уже нет никакого смысла. Это я к тому, что, видимо, большинство моих соображений надуманные, или даже все. А тот, чью фамилию я даже прочитать не умею, живет себе и живет, работает. Но все-таки неинвазивные исследования, типа наблюдений, размышлений и оценок, нужны?
Добавить комментарий