1
- Всю жизнь был купцом. Но вот товаром стал в первый раз в жизни...
- Не в первый! Тебя ведь продали в первый раз ещё на Родосе, а потом уж я купил тебя в Трапезунде.
Несколько мужчин грелось холодным осенним утром у костра на берегу стремительной горной речушки, в прохладной воде которой, словно растворялись лучи скупого солнца. Мужчины были одеты в шерстяные длиннополые кафтаны и шапки. На поясе у каждого из них висел кривой меч, именуемый в тех краях гвелиспирули, что значит «змеежалый». И лишь человек, сидящий ближе всех у огня и потирающий руки, был безоружен и выделялся из числа остальных своим мусульманским тюрбаном
- Так что не в первый раз, чужеземец, - повторил один из мужчин, подбрасывая хворосту в костёр.
- Ну, не в первый, так не в первый, - легко согласился с ним обладатель тюрбана, бородатый мужчина лет сорока, всё ещё потирая затёкшие руки. – Спасибо и на том, что развязал меня. С тех пор, как родосские рыцари захватили галеру, на которой я шёл по морю от берегов, что находятся под властью правоверных, я не часто встречаю милосердие в окружающих меня добрых людях. А времени с тех пор минуло немало, - продолжил он свой рассказ. – Что поделать? Ведь братья иоанниты не только вызволяют из рабского плена назорейских невольников, но и сами не брезгуют продавать в рабство наших бедных правоверных. Вот и меня они сбыли одному из родосских греков. А тот спихнул меня своему соотечественнику из Трапезунда. А уж в этом городе меня купил ты, но, правда, я не понимаю зачем? Дошло до меня, что обычно гурджистанцы не держат правоверных в рабстве, а сразу убивают, - закончил мусульманин тихо, но не подобострастно.
- Мой отец велел доставить тебя в свой замок, не причинив тебе вреда, и я сдержу его наказ, хотя для меня это будет непросто, - холодно пояснил тот, кто следил, как сгорает хворост в огне, ещё молодой человек лет двадцати. – А о дальнейшем он поведает тебе сам, чужеземец! Ты ведь из Хорезма?
- Из Бухары, - поправил молодого человека мусульманин.
- Это неважно, - проронил в ответ тот. - Главное, что ты родом из тех краев, откуда когда-то пришёл разорять нашу землю безбожный пёс, султан Джелаль-ад-дин, гореть в аду вечно этому агарянину. А после него хромой Тимур, гореть в аду всему его войску! – вскричал юноша, сломав в ярости несколько сушёных веток и спросил уже спокойно:
- Но ведь в отличие от сих безбожных агарян, на твоих руках нет христианской крови? Ведь ты поклялся в этом именем Аллаха, бухарец.
- Нет крови назореев на моих руках! – подтвердил мусульманин. – Если не считать того брата рыцаря, коего я заколол кинжалом, когда они лезли на абордаж. Но то было в открытом бою, - запнулся он, но, встретив одобрение в глазах юноши, продолжал:
- А так я веду жизнь смиренного купца и я шёл по морю из Измира по своим делам, когда на мой корабль напали госпитальеры. Я всегда был убеждён, что если и есть у человека на свете враги, - то таковыми являются не люди какой-либо иной веры, но джинны, живущие в нём самом!
Джинны, живущие в нём самом? – медленно переспросил юноша, до хруста сжав в руке крупную ветку. – Может быть, но сейчас ты следуешь за нами не по своей воле. И виноваты в этом вовсе не джинны, живущие в тебе самом. Ведь так, купец? Прости, я запамятовал, как твоё имя? Рахматулло, кажется?
- Что ж, возможно, в том, что я следую за вами не по своей воле, как ты сам сейчас выразился, виноваты джинны, живущие в твоей душе, либо же в душе твоего уважаемого отца, - ответил бухарский купец.
- Ты даже сам не знаешь, насколько ты близок к истине, чужеземец! – зло усмехнулся юноша, а затем вдруг резко дал знак, что привал окончен и всем теперь надлежит продолжать путь.
- А хороши наши иноходцы из абазинских краёв! – бросил он купцу, оглядевшись по сторонам и нащупав на всякий случай рукоять кривого меча за поясом. – Лучшие кони для наших гор! Не то что ваши арабские жеребцы! Если бы наши горы расступились перед копытами ваших коней, пришлось бы нам тоже всем носить тюрбаны, а бухарец! – крикнул он почти весело. – Но, когда в горах выпадет снег, даже наши иноходцы не пройдут. Так что поторопись! К Дню святого Георгия тебя непременно ждут в замке!
Кавалькада продолжила путь в горы. Все действительно торопились, подбадривая лошадей. И лишь купец Рахматулло в задумчивости тихо повторял стихи безвестного турецкого ашика:
Мне из этих земель путь лежит далёк,
Я с друзьями прощусь, выйду в даль дорог,
Путь мой к милой моей в её край пролёг –
Мне указан судьбой к Гурджистану путь. [1]
2
Вскоре путники завидели очертания замка на склоне горы.
- Вот мы и добрались, - облегчённо вздохнул юноша. – Это и есть замок моего отца! – крикнул он остальным, так чтобы его услышал мусульманский пленник.
Рахматулло, стараясь выглядеть спокойным, продолжал шептать то стихи, то молитвы чуждой гурджистанцам веры.
Путники между тем подходили к замку всё ближе и ближе. Встречавшие всадников крестьяне снимали перед ними шапки, сдержанно кланяясь и мрачно поглядывая на измождённого человека в тюрбане.
Наконец, ворота замка распахнулись перед путниками.
- Не волнуйся, чужеземец, - приободрил юноша своего немногословного спутника. – Клянусь святым Георгием, ты выйдешь живым из этих ворот, когда всё закончится!
За воротами всадники спешились и прошли внутрь замка. Проголодавшийся Рахматулло уловил идущий из кухни запах жареного мяса.
Сопровождающие, между тем, не дали ему осмотреться и повели его дальше в главную залу. Там бухарский купец увидел человека средних лет с клочковатой бородой, начавшей седеть. Человек сидел в кресле с высокой спинкой. Одет он был в нарядный кафтан, и его стан обволакивал дорогой пояс, украшенный драгоценными камнями. Чуть поодаль от него стоял ещё один человек в одеждах православного священника, чье лицо было трудно разглядеть в полумраке и можно было заметить только его длинную, косматую бороду.
- Я – здешний азнаур, [2] - представился человек, сидящий в кресле. Моё имя –Илья, - тут он добавил какое-то длинное слово, видимо, свою фамилию, которую купец тут же забыл. - А ты, чужеземец, наверняка желаешь знать, для чего я пригласил тебя в свой замок?
- Да, - ответил Рахматулло с почтением. – Был бы рад услышать, зачем вы пригласили меня в гости. В дороге мои спутники были очень любезны. Но никто мне ничего так и не объяснил.
- Что ж, - понимающе кивнул головой хозяин замка. – Это долгая история, которая началась много лет назад. Тогда в пределы моей страны, Грузии, вторглись отряды сына последнего хорезмшаха Мухаммада – султана Джелаль-ад-дина. Как тебе, наверное, известно, чужеземец, хорезмшах Мухаммед утратил свой трон и был убит Чингисханом. Лишённый наследства, Джелаль-ад-дин, собрал вокруг себя всякое отребье, силясь с его помощью вернуть себе власть. Но монголы наступали, и Джелаль-ад-дин пытался бороться с ними, то в Хиндустане, то в Фарсистане. Из Фарсистана путь орды Джелаль-ад-дина прошёл в христианские земли Армении и Грузии. Над нами тогда царствовала Русудан, безвольная дочь великой царицы Тамар. Сын хорезмшаха разгромил собранное ею войско грузинских витязей в битве при Гарни [3]. Полчища Джелаль-ад-дина растеклись по стране, словно нашествие саранчи. Они грабили и разрушали всё на своём пути. И один из небольших отрядов неприятельского войска остановился у ворот сего замка, коим владел тогда мой предок.
Он служил царице Русудан и сражался при Гарни вместе с самим Шалвой Ахалцикели, а после поражения в отчаянии предпочёл укрыться за стенами своей твердыни. Как ты уже понял, бухарец, мой предок был опытным воином. И опыт подсказал ему, что крепость не выдержит осады, ибо припасов у него не было, а половина слуг погибла или разбежалась. По причине малого количества защитников в открытом бою врага также было не одолеть. Итак, взвесив всё, мой предок выказал покорность чужеземцам и изъявил желание принять ислам.
В ознаменование такого счастливого для врагов события он повелел открыть ворота и приготовить для захватчиков весёлый пир с обильным угощением. На пиру, когда незваные гости были в состоянии блаженной неги и полного довольства, мой предок приказал вырезать их всех… - тут хозяин замка неожиданно запнулся.
Купец Рахматулло слушал его бесстрастно, не перебивая.
- Вырезать их всех, -медленно повторил азнаур. – Он самолично рубил их, сонных, своим длинным прямым мечом-франгули, так похожим на мечи западных рыцарей-крестоносцев. А тела он приказал сбросить с верхушки одной из башен прямо в горную пропасть. И на следующую ночь под стенами башни слышался волчий вой, - продолжил он сбивчиво. - Выли волки, пожиравшие тела убитых… с тех пор и называют эту башню у нас Волчьей… Но был среди этих хорезмийцев один старик в зелёном тюрбане… Он единственный из всех не притронулся к вину и не спал, когда началась расправа…
- Вероятно, то был потомок пророка, да пребудет с ним мир, – сейид, - тихо промолвил тут Рахматулло, хранивший доселе молчание. – Должно быть, он покинул родные края и, опасаясь сметающих всё на своём пути туменов Чингисхана, примкнул к войску Джелаль-ад-дина…
- Вероятно, - машинально согласился с бухарским купцом владелец замка. – Так вот, этот старик проклял моего прапрадеда и всех его потомков по мужской линии, пообещав, что они будут умирать по достижении сорока лет в годовщину резни, а день резни как раз был праздником святого Георгия.
- И что же проклятие? Сбылось? - быстро задал вопрос Рахматулло.
- Сбылось, - подтвердил владелец замка. – И первой его жертвой стал сам мой прапрадед. Спустя несколько лет после нашествия хорезмийцев на нашу землю пришли монголы. Мой предок решил поступить с ними так же, как в своё время с воинами сына хорезмшаха – заманить якобы на пир и всех вырезать. Но те оказались хитрее. В разгар пира они первыми перебили людей моего предка и схватили его самого, а после стали жестоко пытать, требуя, чтобы он назвал им место, где спрятал сокровища…
- Что за сокровища? – не удержался от нового вопроса бухарский купец.
- Ах… да, - спохватился тут азнаур. - Тот отряд воинов Джелаль-ад-дина награбил много золота, серебра и другого ценного добра, и всё оно исчезло после их гибели. Но мой прапрадед ничего не сказал монголам. Он лишь твердил: «Сокровища на самом видном месте. Но вы никогда их не найдёте!»
Так он и умер, и был как раз День святого Георгия…
- Хоть и был Диомид всю жизнь безбожником! – вскричал тут православный священник. – Но в тот день, когда он истребил агарян, он поступил правильно, и подвиг сей зачтётся ему перед престолом Господа! А как они! – гневно продолжал он, вперив ненавидящий взгляд прямо в лицо купца Рахматулло, –А как они поступали с бедными христианами?! Ворвались в град Тбилиси и сорок тысяч человек истребили на мосту через Куру за отказ принять магометанство! Сорок тысяч мучеников предстали перед Господом! Безбожник Джелаль-ад-Дин выволок на поругание икону Божьей Матери из Храма Сиони, положил её на узенький мостик, лежащий между берегами Куры, и велел бедным христианам идти через реку по мосту сему, попирая ногами образ Богоматери! Тех же, кто отказывался, его воины рубили саблями и бросали в воду!
- Отец Мелетий, - остановил батюшку хозяин замка. – Не о том речь сейчас. Все мы, все грузины, чтим Тбилисских мучеников, да я ведь говорю про то проклятие, что наложил на наш род старик из племени агарян, а оно действует. Мой прадед тоже умер перед Днём Святого Георгия на охоте, и в тот день как раз должен был быть пир. Мой дед нарочно велел созвать всех на пир в этот самый день – пил, кричал, что поборол силу проклятья, а потом снова пил…А на следующее утро нашли его мёртвым в собственной постели. Мой отец погиб юношей в Арагвском ущелье сражаясь с ордами хромого Тимура. Я появился на свет уже спустя несколько месяцев после смерти моего родителя. А вот уж и мне в этом году исполнилось сорок лет. И день святого Георгия приближается…. Я уж и вас, отец Мелетий, отправлял в Иерусалим, дабы вы замолили грехи моего прапрадеда. Но не помогло, видимо… - замялся он. – Моя жена не выдержала гнёта проклятия и сбросилась вниз с этой башни год тому назад! – заговорил он с горечью.
- Верно, башня стояла заброшенная? – спросил вдруг неожиданно для себя самого бухарский купец.
- Верно, - подтвердил азнаур. – С тех пор, как оттуда сбросили тела воинов сына падишаха Хорезма, все в моей семье из поколения в поколение старались не ходить на эту проклятую башню. А слуги следуют примеру хозяев, как и заведено… Ума не приложу, что за дьявол понёс туда мою Тинатин…
- Стало быть, никто не видел, как ваша супруга упала с башни в пропасть, почтенный азнаур? - тихо, словно про себя заметил купец Рахматулло.
- Не слушай этого магометанина! – вмешался тут отец Мелетий. Мало ли, что он там бормочет. Тинатин погибла, потому что молитвы твои были недостаточно усердны! Мне сказали святые старцы в Иерусалиме и Вифлееме, чтобы ты молился, Илья! – строго продолжал он. – Ибо сказано в Писании: «Просите, и дано будет вам». Вот и проси у Господа жизни для себя и своего сына!
- Нет, не могу я только просить! – усмехнулся в ответ азнаур. - Решил я поступить по-своему. Решил: куплю магометанина на невольничьем рынке в Трапезунде, да из тех краёв, из которых были и загубленные моим предком агаряне, велю привести его домой, позову на пир, а после освобожу, дам денег и людей, чтобы проводить его до той земли, где живут его единоверцы! Возможно, тогда и проклятие того старика впредь минует меня и мой род!
- Вы, правда, хотите так поступить?! – обрадованно вскричал Рахматулло. – Освободить меня и отпустить в землю ислама?!
- Да! – подтвердил хозяин замка. – Клянусь Святым Георгием и всеми святыми земли Грузинской!
- Машалла! – произнёс тут бухарский купец, едва сдерживая слёзы. – Да примет Всевышний души всех правоверных, погубленных некогда владельцем сей крепости. Денно и нощно буду молить об их упокоении Аллаха! Но почему тогда мои спутники ничего мне не поведали о том? Я уж думал: господин собирается упрятать меня в своём замке, чтобы требовать выкуп.
- Давид! – позвал тут хозяин замка, - Почему ты не сказал магометанину, что ты везёшь его в качестве гостя, а не пленника? И что я приглашаю его на пир?
На зов тут же явился тот самый юноша, что доставил Рахматулло в замок:
- Отец, я решил не обнадёживать его заранее. А то вдруг бы получилось так, что я объявил бы его гостем, а по приезде ты бы, отец, заключил бы его в оковы? – рассмеялся юноша. – И потом, вдруг бы он, зная о том, что он гость, а не пленник, попросту сбежал бы, - рассмеялся он ещё громче. – А где бы я нашёл другого агарянина?
- Так что празднество начнётся через пару часов, - заверил Рахматулло гостеприимный хозяин. – А сейчас тебя, чужеземец, отведут в твои покои. – И не держи зла на отца Мелетия. После возвращения из святого града, он стал сам не свой, - добавил он. – К тому же сын отца Мелетия был убит в схватке с твоими единоверцами, что были из народа кара-кюнлу [4], дочь его скончалась в младенчестве. Жена его также перенесла оспу и сейчас почти ослепла… Ступай, отдохни, чужеземец, и не думай о дурном…
Купцу предоставили довольно вместительную и хорошо натопленную спальню. Утомлённый долгой дорогой, он вскоре заснул. «Какая всё же странная семейка», - успел подумать он, прежде чем провалиться в сон: «Интересно, есть ли у азнаура замка дочь, либо же племянница, живущая с ним в замке? Женской заботы, пожалуй, не хватает этим суровым и непреклонным гурждистанцам»
3
Бухарец проснулся ровно через два часа бодрым и свежим. Когда он спустился в пиршественный зал, всё было почти готово - дымился шашлык, благоухало вино, разлитое в кувшины. Слуги разносили холодные закуски – пхали, украшенные зернышками граната. [5]. Спустя некоторое время хозяин пригласил всех к столу. За столом были сам хозяин, азнаур Илья, его сын Давид и молодая женщина в длинном платье из китайского шёлка, отороченном золотистой тесьмой и перетянутом бархатным поясом. Платье эффектно подчёркивало стройную фигуру хозяйки – дочери владельца замка. Из гостей, кроме заезжего купца, присутствовал ещё и отец Мелетий. Священник не глядел по сторонам и сидел молча, уставившись в свою тарелку.
- Кушайте, батюшка, - ухаживала за ним дочь хозяина. – Если не хотите мяса, отведайте форель из реки.
Пока священник ковырялся в рыбе, все прочие вели обычные разговоры за едой. Азнаур уже готовился произнести первый тост, когда в зал вбежал слуга.
- Ботоно, там какой-то человек у ворот, - неуверенно начал он.
- Кого ещё там каджи [6] принесли? – недовольно спросил хозяин, уже успевший налить себе азарпешу, серебряную чашу с вином.
- Он утверждает, что он – богомолец, - покорно ответил слуга. – Идёт из того монастыря, что находится в Джвари. Он просит дать ему пристанище на одну ночь. И в самом деле, на дворе такая непогода, а сегодня праздник, - не слишком уверенно добавил он, с почтением воззрившись на господина.
- Богомолец? - презрительно переспросил азнаур. – Знаем мы эту шваль, что шатается по дорогам… Ну ладно, пусть войдёт, - неожиданно смягчился он. – Лишняя чинчила [7] вина, чтобы согреться в такую ненастную ночь, да кусок баранины, чтобы утолить голод, у нас найдутся, - заметил хозяин не без самодовольства. – Скажи ему, пусть проходит к нам! – нетерпеливо бросил он слуге.
4
Все замолчали, ожидая появления нового гостя. Вскоре слуга вернулся, и вместе с ним в пиршественный зал вошёл человек лет тридцати. Факелы, горящие в зале, осветили резкие черты лица незнакомца. Одет он был, подобно всем здешним мужчинам, в длинный шерстяной кафтан, ноступал вальяжно и медленно.
- Прошу к столу! – пригласил того хозяин. – Клянусь, ты вовремя, у нас тут веселье в самом разгаре! Однако ты не слишком похож на богомольца, - добавил азнаур, заметив на себе колючий взгляд незнакомца. – Но кто бы ты ни был, прошу к нам!
- Почтенный азнаур забыл, как выглядят богомольцы, потому, наверное, что сам давно не молился! – язвительно заметил в ответ незнакомец, присаживаясь к столу. – Впрочем, такой строгий батюшка, - кивнул он отцу Мелетию, - любого грешника отмолит…
- В иной час за такие слова я бы вышвырнул вон гостя, говорящего такие дерзости, - проговорил хозяин. – Но сегодняшний день особенный, да и не хочу я уподобляться своим предкам, проливавшим кровь за пиршественным столом, - заговорил тихо Илья, не переставая жевать баранину. – Так что будем считать, я не слышал твоих слов. Расскажи-ка нам лучше в каких монастырях ты побывал, странник? – предложил он миролюбиво.
- Да можно сказать всю Грузию обходил, - спокойным голосом в тон хозяину проронил богомолец. – Бывал я и в Джвари, и в монастыре святого Давида в Кахетии!
- Нет, наверное, ни одного монастыря, ни одной церкви в Грузии, которую не осквернили бы агаряне! – вмешался тут в разговор отец Мелетий покосившись на Рахматулло, жевавшего в это время фаршированного рака.
За столом возникло неловкое молчание. Воспользовавшись им, священник продолжал:
- А еще довелось мне побывать в Святой земле, в городе Иерусалиме! Если бы вы знали, почтенные, как там издеваются магометане над христианским людом! Слыхал я, что один египетский халиф заставил христиан в насмешку носить тяжёлые медные кресты на своих выях!
- Это было давно, - спокойно ответил Рахматулло. – Лет пятьсот назад. Еще до того, как франки вырезали в Иерусалиме всех мусульман, а мечеть Аль-Акса обратили в конюшню! С тех пор также минули века, и мне кажется люди научились там жить в мире. Христиане, например, строят низкие входы в своих храмах, дабы всяк входил туда, преклонив голову в знак смирения, будь то назорей, либо же правоверный…
Но отец Мелетий казалось пропустил слова купца мимо ушей:
- Ты, агарянин, осмеливаешься сказать, будто христиане первыми вырезали поклонников Магомета?!
Азнаур призвал своих гостей соблюдать приличия:
- Отец Мелетий! Мой дорогой гость! – воззвал он. Успокойтесь, пожалуйста, сейчас не время и не место ссориться! Давайте лучше выпьем за то, чтобы проклятие, тяготевшее над моим родом, наконец-то исчезло!
- Какое проклятие? – спросил тут богомолец.
Азнаур бегло пересказал историю своего прапрадеда.
- Вот как бывает! – поразился тот. – Ну тогда я скажу тост. Только вначале расскажу одну сказку. Давным-давно в наших краях жил с матерью один юноша. И однажды отправился он искать тот край, где нет смерти. И встретил он одну женщину. И женщина сказала ему: «В моей стране нет смерти!». И остался с нею юноша и прожил с нею четыре дня. А потом захотелось ему вернуться обратно, повидать мать и друзей. «Хорошо, ступай, - сказала ему женщина. - Но возьми с собой три яблока. Когда станет тебе грустно, съешь их!»
Отправился юноша в обратный путь, вернулся в тот город, откуда был он родом и узнал, что за те четыре дня, что был он в волшебном краю, на земле минуло сотни лет, а его мать и друзья давно умерли…
Многим за столом была знакома эта сказка. Но никто не знал, к чему клонит таинственный незнакомец.
А он тем временем неумолимо продолжал:
- Пошёл юноша на кладбище, отыскал могилу своей матери. И стало ему грустно. И вспомнил он о трёх яблоках, что дала ему бессмертная красавица.
Съел он одно яблоко – и согнулся его стан. Съел другое – побледнели его щёки, и выросла у него длинная седая борода. Третье яблоко съел немощный старик и рассыпался в прах возле материнской могилы! – закончил свой рассказ незнакомец. – Судьба неумолима, как и смерть, - заговорил он после недолгого молчания. – И человеку не уйти от того, кто он есть на самом деле, сколько бы он ни прожил на свете! Поэтому я хочу выпить за справедливость!
С этими словами, прозвучавшими в тишине, незнакомец осушил свою чашу и сел на своё место.
- Нехорошую историю поведал ты нам, пришелец, - произнёс тут сын хозяина Давид.
- Да! – поддержал Давида его отец. – Ты явился к нам на пир незваным гостем. И я хотел бы знать, кто ты такой!
Азнаур поднялся со своего места и двинулся к гостю. Но тут же отпрянул от него в ужасе.
- Боже! Да он мёртв! – вскричал тут владелец замка.
5
Дочь азнаура вскрикнула. Отец Мелетий перекрестился. И лишь купец Рахматулло продолжал невозмутимо поглощать баклажаны, фаршированные орехами.
- Мёртв? – повторил Давид. – Пустяки, наверняка его развезло после долгой дороги! Пусть проспится!
- Что ты плетёшь, отрок! – рассердился тут священник. – Разве не видно, что он скончался? Разве ты не понимаешь, проклятие не может оставить твою семью просто так! Твой отец решил искупить грехи своих предков, посадив за стол в своём доме вот этого вот агарянина. Но злой дух, который поселился здесь стараниями магометан, не может покинуть эти стены без жертвы! Вот он и забрал с собой первого попавшегося человека! На том и покончим! Завтра же отслужу по почившему панихиду!
- Куда вы так торопитесь, почтенный? – подивился насмешливо бухарский купец. – Панихиды вы служить, может быть, и научились. Неплохо для разбойника с большой дороги, надо сказать!
- Не сошёл ли ты с ума, непрошеный гость? Может быть, ты вопреки запретам своего пророка отведал хозяйского вина на дармовщинку и оно ударило тебе в голову?! – вскричал тут тот, кого обвинили в разбое. – Я рукоположен в сан! Я побывал в Иерусалиме, где видел, как подобные тебе издеваются над христианами! Кому вы верите, уважаемые, мне, вашему святому отцу, или этому поклоннику Магомета, чьи единоверцы веками убивали и грабили ваших дедов и прадедов?!
- Ни в каком Иерусалиме ты не был, - спокойно возразил купец. – Сегодня я сказал, что христиане в Иерусалиме отличаются смирением и потому строят церкви с низким входом. Я солгал, ибо решил испытать тебя. На самом деле христиане строят свои церкви так, потому что наиболее ретивые мои единоверцы, да простит их Аллах за непочтение к людям писания, имеют скверную привычку врываться в христианские храмы верхом на лошадях. Но ты не возразил мне, хотя для тебя это был удобный случай ещё раз оскорбить правоверных. Но ты не возразил, ибо ты никогда не был ни в Иерусалиме, ни в Палестине! Обыщите его, - кивнул бухарец слугам азнаура, - и вы найдёте в ладанке у него яд черной белены, который он влил в вино явившемуся сюда богомольцу! Правда, этот богомолец такой же паломник, как и этот проходимец – священник!
Человек, доселе называвший себя отцом Мелетием, лишь молчал.
А купец Рахматулло продолжал говорить:
- Люди даже порой сами не подозревают, насколько близки они оказываются к истине. Сегодня днём азнаур Илья сказал мне, что отец Мелетий вернулся из Иерусалима совсем другим человеком. Я подумал, а что, если действительно вместо священника из паломничества вернулся совсем другой человек. Я представил себе, как это могло произойти. Настоящий отец Мелетий по дороге из святого города встретил разбойника, выдававшего себя за обычного попутчика, быть может, за такого же богомольного паломника. Вечером они разговорились, словоохотливый батюшка без утайки рассказывает случайному попутчику о том, где он служит, каковы тамошние прихожане. Попутчик узнаёт, что детей у священника нет, дочь умерла в детстве, сын погиб во время набега племён из народа кара-кюнлу, ведь так? А жена переболела оспой и с тех пор почти ничего не видит… Ведь так мне сегодня поведал уважаемый азнаур, а слуги его, думаю, могут подтвердить слова господина… И вот попутчик замышляет недоброе… Когда путники останавливаются на ночлег, он убивает настоящего отца Мелетия, забирает его личные вещи, а тело сбрасывает в пропасть. За время своего путешествия по Гурджистану я успел убедиться, что пропасти здесь на каждом шагу… Затем попутчик приходит в деревню и занимает место прежнего батюшки…
- Да, - забормотал человек, выдававший себя за священника. – Всю жизнь я скитался… без родного угла. А тут бес попутал! А ведь я в духовной семинарии учился! Ну, думал, в последний раз загублю душу, а потом заживу тихо, спокойно! И умру, окружённый всеобщим уважением, как добрый пастырь, а не как бродяга!
- Всё так, - кивнул купец Рахматулло. – Ты вернулся, пришёл к азнауру Илье сказал, что проклятье снять не вышло и поэтому ему нужно больше жертвовать на церковь, то бишь ещё больше приносить денег в твои руки! Лишь одна помеха встала на твоём пути – жена азнаура. Должно быть, она дала настоящему отцу Мелетию какое-нибудь поручение в Иерусалиме. Например, обязательно помолиться за здоровье ее семьи у иконы какого-нибудь святого или достать ей какую-нибудь реликвию. Но ты не знал, о чём идёт речь, и не смог внятно ответить ей, когда она тебя спросила, исполнил ли ты её просьбу. Ты испугался, что она догадается, что ты не тот, за кого себя выдаёшь. Ты наплёл ей историю, что на вершине Волчьей башни ты прочтёшь молитву, которая избавит семью азнаура от проклятия на её глазах! А когда она пришла, ты хладнокровно столкнул ее на камни! Я подумал, что только тебе она могла доверится! Ведь только служителю своей веры назорейские женщины могут поверить безропотно!
- Сознаюсь! –вскричал тут лжесвященник. – Тинатин спросила меня, поставил ли я свечку в Монастыре Святого Креста у иконы Прохора Грузина [8]. Я ответил, что да. Тут она принялась задавать другие вопросы про монастырь. Я подумал, что она может уличить меня во лжи…
- Казалось бы, теперь после убийства ты мог зажить спокойно, - неумолимо продолжал бухарский купец. - Но тебе и этого показалось мало! От прихожан ты прослышал о сокровищах, которые предок азнаура Ильи отобрал у убитых воинов султана Джелаль-ад-дина и вознамерился их найти. Но одному искать сокровища сложно, не так ли? И ты нашёл такого же проходимца и разбойника, как и ты, того самого богомольца. Но и вдвоём вы тоже ничего не нашли! Твой подельник сделался очень зол на тебя! За это время, уж не знаю как, может быть, с пьяных глаз ты ему сболтнул… но в общем он догадался, что ты ненастоящий священник. Чтобы припугнуть тебя, он заявился на пир в замок, назвался богомольцем, так же, как и ты назвался настоящему отцу Мелетию в своё время. Он рассказал сказку о юноше и яблоках, чтобы ещё больше напугать тебя, мол ты не уйдёшь от судьбы, готовящей тебе разоблачение! Но ты уже нашёл способ, как от него избавиться. Не зря в ладанке на твоей груди был спрятан яд чёрной белены. Она убивает очень быстро, клянусь Аллахом!
- Я для себя его приготовил! Клянусь, для себя! Я уже устал от такой жизни и хотел всё прекратить, – перебил тут бухарского купца самозваный священник.
- Итак, потом ты специально начал эту перепалку со мной, - неумолимо продолжал Рахматулло, чтобы затем во время поднявшейся суматохи, подмешать яд в вино тому, кто мог тебя разоблачить!
- Ах ты мерзавец! Убийца моей жены! – взревел тут владелец замка. – Подумать только – спрятать яд там, где порядочные люди носят образа святых! Ты не грузин! Я поступлю с тобой так, как поступают всегда с разбойниками в этом доме!
После того, как слуги азнаура увели брыкающегося и упирающегося самозванца, который, кажется, только теперь осознал, что за участь его ожидает, Илья обернулся к купцу Рахматулло.
- Сам Господь послал тебя к нам в этот вечер, - произнёс он. – Ты не дал убийце скрыться за одеждами служителя Божьего и избежать наказания. Отныне всегда жду тебя в наших краях, все твои радости и всё твоё горе – мои!
6
Спустя несколько дней купец Рахматулло покинул, уже успевший полюбиться ему замок - в окружении слуг азнаура и в сопровождении его сына Давида.
- История проходимца, выдававшего себя за священника, - неспешно говорил купец, - напоминает мне одну вашу гурджистанскую притчу. В притче рассказывается, как царь показал придворным два простых сундука и два сундука, обитых золотом, и спросил своих слуг, которые из них лучше. Придворные указали на сундуки, обитые золотом. Тогда царь повелел открыть сундуки, и в простых оказались драгоценности, а в обитых золотом всякая мерзость… [9]
- Кстати, про драгоценности! – перебил купца Давид. – Я убедился, что вы – человек мудрый… И было бы интересно узнать, где же сейчас сокровища воинов Джелаль-ад-дина? Что вы думаете об этом? Неужели проходимец, евший хлеб в доме моего отца под видом священника, промотал их вместе со своим дружком?
- Сокровища? – переспросил, усмехнувшись, бухарский купец. – А ты помнишь, что твой предок сказал пытавшим его монголам: «Сокровища можно увидеть на самом видном месте, но вы их никогда не найдёте…»
- И где же это видное место? – допытывался Давид. – Драгоценности были замурованы в одной из стен нашего замка?
- Да нет же! – замотал головой Рахматулло, пряча в бороде усмешку. – Вот они! – указал он пальцем на купол церкви видневшейся на холме.
- Вы хотите сказать, - пришпорил от неожиданности коня Давид, - что на награбленные у хорезмийцев сокровища мой предок перестроил и украсил церковь!
- Именно! – подхватил купец. – И сделал это тайком, потому что все знали о его репутации распутника и богохульника. Вот он и хотел таким образом замолить грех убийства. К тому же это было столь разумно с его стороны – вернуть церкви драгоценности, кои хорезмийцы отобрали у монастырей и храмов!
- Вот и вся разгадка, - разочарованно произнёс Давид. – Выходит, этот мерзавец, выдававший себя за отца Мелетия, искал сокровища, а сам можно сказать жил среди них?
- Можно, наверное, сказать и так, мой мальчик! – весело откликнулся Рахматулло.
- А что же ему не рассказал настоящий батюшка, прежде чем он его…
- Вероятно, не успел, - промолвил в ответ купец. - Отсюда тебе наука, мой мальчик, если хочешь убить человека, то вначале хотя бы расспроси его как следует.
- Ну уж тебя я как следует расспросил ещё по пути из Трапезунда! – расхохотался в ответ Давид.
Усмешка ещё не успела сойти с лица юноши, когда его спутник-мусульманин вновь стал серьёзен. Он снова повторял про себя стихи:
Мне б найти Гурджистан, обрести покой,
День за днём я пойду, обуян тоской.
Счастья там не найду – знать мой рок такой...
Примечания:
1.Народные турецкие стихи здесь и далее даны в переводе Н.С.Яковлевой из книги «Эмрах и Сельви и другие турецкие народные повести». Гурджистан – так мусульмане называли Грузию. Ашик – бродячий турецкий поэт-сказочник.
2. Русудан – царица грузинского царства (1194-1245); на престоле с 1223 года. Битва при Гарни произошла в 1225 году.
3. Азнаур – мелкий грузинский дворянин.
4. Кара-кюнлу – объединение тюрок-огузов на территории современного Азербайджана, Армении, северо-западного Ирана и восточной Турции, существовавшее в XIV-XVвв
5. Пхали – лёгкое грузинское блюдо из овощей, грецких орехов и специй.
6. Каджи – в грузинской мифологии духи, живущие в горах и управляющие стихиями природы.
7. Чинчила – грузинский сосуд с узким горлышком, предназначенный для питья вина.
8. Монастырь Святого Креста – грузинский православный монастырь в Иерусалиме, основанный в IV в н.э и восстановленный грузинским царём Багратом Четвертым в XI веке. Святой Прохор Грузин – православный святой, живший в монастыре во времена царя Баграта Четвёртого
9. Притчу о четырёх сундуках можно прочитать в грузинской народной поэме «Балавариани».
Добавить комментарий