– Володя, возьми отбивную, они её неплохо делают. Только попроси хорошо прожаренную.
– Саша, раньше и я такую любил. А сейчас возьму паровые котлетки.
– Что так?
– Чуть отступаю от диеты – сразу вот тут боль, потом долго жжёт, давит.
– К врачу ходил?
– Ходил, проверяли. Говорят – гастрит. Принимаю таблетки, но всё без толку.
– Тебе бы в санаторий, водичку попить. Вот Максименко ездил и избавился. Поговори с ним, а потом разузнай в профкоме. Сейчас не сезон, путёвку получить можно.
Владимир вспомнил, что и врач рекомендовал это, но ему не поверилось – сильные таблетки не помогают, а тут какая-то водичка…
Но сотрудник, о котором говорил Саша, подтвердил:
– Два раза съездил в Трускавец, одно время ограничивал себя в еде – и всё в порядке.
– А долго там надо быть? Мне тему надо закрывать.
– Недели три, не меньше.
Владимир поговорил со своим однокурсником, недавно избранным председателем профкома, тот обещал помочь. Дома идею поддержали:
– Конечно, поезжай, – сказала жена. – У тебя есть неиспользованный отпуск, отдохнёшь, подлечишься.
А младший сын добавил:
– Привези оттуда резные шахматы. Я видел у Юрки очень красивые, ему с Карпат привезли. Будем с тобой играть.
– Ты сначала научись не зевать обычные фигуры, – рассмеялся Владимир и потрепал мальчика по голове.
Так он оказался в Трускавце.
В первый день было обыденно – посещение врача, запись на процедуры, обязательное питьё минеральной воды строго за 30 минут до еды. Пришлось засекать и учитывать время на прогулку от бювета до столовой. В общем, тоска зелёная.
После ужина в зале шёл слащавый фильм, и Владимир решил прогуляться по парку. Но вскоре быстро стемнело, стало неуютно, и он вернулся в свой номер.
В следующий вечер сосед стал собираться на танцы и удивлённо спросил:
– А вы не идёте?
– Я не любитель танцев.
– Ну вы даёте! А как же иначе знакомиться?
– Я не очень стремлюсь к курортному роману. Да и на курорте впервые, обычно отпуск провожу иначе.
– Чудак-человек! Это разнообразит жизнь, поднимает тонус, настроение. Неужели не тянет? Пойдёмте, там люди, музыка. А так – будете весь вечер один в номере сидеть. Скука! Одевайтесь, скоро начало. Пошли!
«Может, и в самом деле пойти? – подумал Владимир. – Не понравится – уйду».
В зале уже собралось довольно много людей. Мужчины – в пиджаках, при галстуках, в туфлях вместо ботинок, чисто выбритые, от некоторых пахло хорошим одеколоном. Но особенно бросилось Владимиру в глаза отличие внешнего вида женщин от того, который был у них в столовой. Туда почти все приходят в брюках, кофточках, свитерах, а сейчас на них красивые платья, модные туфельки на каблуках, тщательно уложенные волосы, макияж, блестящие глаза, улыбки.
Из динамиков полилась спокойная мелодия танго, и на паркете одна за другой стали появляться танцующие пары. Вслед за танго зазвучал фокстрот, но желающих было явно меньше – по-видимому, сказывался возраст участников. Потом – следующее танго, и центр зала снова почти заполнился.
Владимир стоял у стены недалеко от двери, не собираясь участвовать.
После небольшого перерыва культработник радостно объявил:
– А теперь – вальс! Танцуют все!
Действительно, сначала несмело, но потом активнее закружились пары.
Владимир обратил внимание на женщину в синем платье, которая вальсировала, чуть откинувшись назад. Казалось, что если бы не ладонь партнёра, поддерживающая её тонкую талию, она под действием центробежной силы улетела бы далеко. Женщина упоительно отдавалась танцу, и на её лице было написано явное блаженство!
«Мне такое не дано, – подумал Владимир, – поэтому и не тянет на такие мероприятия. Но всё же неплохо, что я пошёл – ведь даже чужое удовольствие поднимает настроение. А в номере наверняка загрустил бы от скуки».
Танцы закончились, он поднялся в свою комнату и немного посидел после длительного подпирания стены в зале. Потом надел ботинки, куртку, спустился в вестибюль и вышел, чтобы прогуляться перед сном. Через несколько метров завернул за угол здания. Впереди него медленно шла женщина. Владимир обогнал её и увидел, что это – та самая, в синем платье.
– Почему вы всё время стояли у стены? – вдруг спросила она. – Не любите танцевать?
– Если честно – не очень. Наверное, не получаю от этого удовольствие. А вы просто светились от радости!
– Вы заметили?
– У вас это было на лице написано.
– Надо же, я и не думала, что это так явно видно. Я почти всегда так себя чувствую, когда танцую. Мне хотелось бы, чтобы и у всех поднималось настроение – ведь в привычной, обыденной жизни так мало радостей!
Они продолжали беседовать, гуляя по аллеям. Владимир поймал себя на мысли, что ему необычно легко и приятно общаться с этой явно неглупой, рассудительной, просто и естественно себя держащей женщиной.
– Мы уже довольно долго общаемся и до сих пор не познакомились. Я Владимир.
– Анна, можно Аня.
– Если позволите, буду вас так называть – ведь вы явно моложе.
– Конечно, позволю, – сказала и улыбнулась.
Посмотрев на часы, Владимир не поверил глазам:
– Аня, мы гуляем больше часа, а казалось, что вы лишь недавно спросили меня, почему я стоял у стены.
– Я подумала об этом сразу, ещё в зале, – тихо ответила Аня, – но решилась спросить только здесь, увидев, что вы меня обгоняете. Ваш приход – случайность?
– Конечно, случайность. Я пошёл в номер и только потом неожиданно решил прогуляться.
Аня промолчала.
У лифта они попрощались.
Уснул Владимир не сразу. Он пытался ответить себе, что его так привлекло в новой знакомой. Не красавица в общепринятом смысле –обычные, а не классически красивые черты лица; если бы не видел в танце её прекрасную фигуру – не предположил бы, видя её в куртке. Правильная, грамотная речь, спокойная, без излишеств – но среди его знакомых такое не редкость, а, скорее, правило.
Что же его заинтересовало! Он поймал себя на мысли, что хочет увидеть её снова и продолжить общение.
«А ведь я не ловелас, не любитель флирта, никогда не стремился к лёгким непродолжительным отношениям. Почему же так потянуло?»
Ответа он так и не нашёл.
Войдя утром в столовую, Владимир обвёл глазами зал. Аня, сидя недалеко от входа боком к двери, не видела его – и вдруг, как будто почувствовав его присутствие, повернулась. Её лицо просияло, но через мгновение стало нейтральным.
«Неужели и я непроизвольно отреагировал так же?» – подумал Владимир.
Его стол располагался в середине зала, и, когда он вышел после завтрака, Ани в вестибюле не было. Владимиру нужно было идти на процедуру, но вместо этого он, подчинившись неожиданному порыву, быстро поднялся в номер, оделся, вышел из здания и повернул за угол.
Аня медленно прогуливалась около того места, где он вчера её обогнал. До неё было метров 10–15. Ещё не видя его, она вдруг подняла голову и радостно улыбнулась:
– У вас нет процедуры?
– Есть, но я не пошёл.
– Почему?
– Ответ нужен?
После небольшой заминки Аня тихо сказала:
– Кажется, нет…
А после короткой паузы добавила:
– Если бы вы не пришли сюда ещё десять минут, я ушла бы и потом постаралась не встречаться с вами.
Владимир взял её под руку, и они молча пошли по аллее.
Через некоторое время, глядя перед собой, она медленно произнесла:
– Через два дня я уезжаю…
– Остаться нельзя?
– Нет. Билет заказан, в первый день после приезда – на работу…
– Аня, это неправильно!
– Знаю, но сделать ничего нельзя…
Оба оставшихся до отъезда дня они практически не расставались – встречались после завтрака и говорили, говорили, расходясь по номерам перед отбоем. Только через некоторое время обнаружили, что незаметно перешли «на ты» - и рассмеялись.
Гуляли по аллеям и тропам парка рядом с их санаторием. Разнообразные деревья и кусты, в том числе совершенно незнакомые, были покрыты листьями всех оттенков осени – от ещё сохранившегося зелёного до багряного, красного и жёлтого. Много цветов, мелодичное щебетание птиц создавали ощущение приятного покоя. Однажды вышли к небольшому озеру, по которому плавали утки. Посидели на скамейке; впервые говорить не хотелось.
В городе пили кофе, что-то ели, но потом Владимир не смог вспомнить, что именно.
«Кажется, что знаю её всю жизнь», – подумал он в первый день, но вслух произнести не решился – понимал, что прозвучит банально.
В день отъезда он проводил Аню на вокзал.
– Можно, я буду звонить?
– Муж сразу что-то почувствует – притворяться не умею, да и необходимости такой не было.
– Тогда обменяемся адресами и будем писать до востребования.
Аня вошла в вагон и стала в коридоре у окна. Они неподвижно стояли и, не отрываясь, смотрели друг на друга до тех пор, пока поезд, лязгнув буферами, медленно двинулся. Только увидев красные фонари удаляющегося последнего вагона, Владимир повернулся и медленно побрёл к выходу с перрона.
Он написал ей в тот же вечер и утром отнёс письмо на почту.
А Аня в первом письме рассказала, что в поезде под стук колёс мысленно слышала слова старинного романса и беспричинно улыбалась:
Я ехала домой, душа была полна
Неясным для самой, каким-то новым счастьем.
Казалось мне, что все с таким участьем,
С такою ласкою глядели на меня…
Потом они переписывались регулярно. Аня писала Владимиру более подробно, чем он ей – рассказывала, как прошли эти несколько дней, что её радовало или огорчало, о чём думала. Иногда в письмо были вложены небольшие листочки со стихотворениями.
Вот одно из них:
Зима. Вороны в чёрных фраках –
Как многоточье на снегу,
И воет по ночам собака;
Звук этот слышать не могу.
Трещат с мороза половицы,
Кукушка время стережёт.
Хоть и умею я бодриться –
Разлука углем сердце жжёт.
Я печь топлю своей печалью,
И чьи-то лики по ночам
Стоят оплывшими свечами,
О милосердии крича.
По стенам скачут мыши-тени,
В ресницах замерла слеза,
И преклоняются колени,
И просветляются глаза…
«А ведь мудрый Окуджава, – подумал Владимир, – тоже пел о женщине в окне, которая утверждает, что «в разлуке невозможно жить без слёз»...
Сам он писал реже и не так подробно. Но каждый раз, прочитав интересную книгу, посмотрев тронувший его фильм, он ловил себя на мысли: «Надо посоветовать Ане, ей понравится».
Владимир постоянно спрашивал себя, что с ним происходит – ведь он любит свою жену, они очень близки, прекрасно понимают друг друга, у них всё хорошо, растут двое сыновей. Ему казалось нелепым даже предположить, что сможет жить без них. И снова для него звучали слова Окуджавы:
«…Потому что перед ней две дороги – та и эта,
та прекрасна, но напрасна; эта, видимо, всерьёз».
Правда, мудрый Булат Шалвович пел о женщине, но ведь это в такой же степени верно и для мужчины…
Конечно, его жизненная дорога выбрана всерьёз и он не представляет себе другой. Почему же, как мальчишка, каждые два-три дня спешит на почту и волнуется, беря в руки письмо? Почему это ему «душу бередит»?
Наверное, есть что-то труднообъяснимое, заставляющее людей тянуться друг к другу. Пресловутое родство душ? А что это такое – очередной ярлык, красивые слова, ни на шаг не приближающие к сути? Или ощущение, которое надо прочувствовать и бережно сохранять, не пытаясь понять?
Ведь может оказаться, что понимать это (по Пушкину – «сделавшись ремесленником, …поверять алгебру гармонией») даже опасно: ведь холодная, бесстрастная алгебра действительности может легко разрушить тонкую материю гармонии желаемого.
И что тогда?
Добавить комментарий