В конце апреля 1962 г. я, как обычно, пошёл со своими друзьями в весенний поход по горному Крыму. Вернулись 5 мая – счастливые, загорелые, заросшие многодневной щетиной. По традиции, вечером этого дня, приведя себя в цивилизованный вид, встретились на Приморском бульваре у памятника Дюку.
Мой товарищ, которого я в том походе впервые приобщил к туризму, пришёл со своей давней знакомой Бертой (нашими правилами это допускалось). До этого около года я был с ней, как говорится, «шапочно» знаком, – встречались несколько раз у общих приятелей либо случайно виделись в филармонии или театре.
Увеличенной за счёт примкнувших знакомых компанией поехали отмечать окончание похода в «Жемчужину» (был такой летний ресторан в любимой одесситами Аркадии). Вот тогда и проскочила между нами искра; как оказалось – взаимно.
Не помню, где, удрав из ресторана, гуляли, взявшись за руки (не более того!), о чём говорили и не могли наговориться. Море, лунная дорожка, слабый шум прибоя… Никого вокруг мы уже не видели и не слышали. Видимо, тогда впервые почувствовали родство душ…
Потом мы встречались практически ежедневно, хотя свободного времени у Берты было мало – она заканчивала последний курс института, предстояли зачёты и госэкзамены.
Вскоре я уехал в двухнедельную поездку по Чехословакии, документы для которой были оформлены несколько месяцев назад. Звонил Берте из каждого города, а в Праге и Братиславе получал её письма, отправленные до востребования.
В Одессе она встретила меня на вокзале. Сойдя с трамвая, мы шли через Городской сад. Присели на скамейку около Ротонды, и я, не обсудив это предварительно с родителями, сделал ей предложение выйти за меня замуж, которое сразу было принято.
В конце июля я должен был закончить первый не только в моей конструкторской жизни, но и на нашем известном на всю страну заводе необычный и очень серьёзный проект алмазно-расточного станка высокой точности, по которому потом были получены авторские свидетельства и ряд патентов ведущих стран мира. Работал допоздна; друзья шутили: «У тебя в голове только микроны».
Но «в каждой шутке лишь доля шутки» – это было справедливо лишь в рабочее время. Вечерами мы с Бертой часто встречались и строили планы – решили зарегистрировать брак сразу после окончания разработки проекта, когда я в начале августа пойду в отпуск.
От свадьбы с участием многочисленных родственников с обеих сторон, обильным столом и возможностью неумеренных возлияний некоторых гостей (с предсказуемыми их последствиями) мы дружно отказались. Особенно неприятной казалась нам перспектива прилюдно целоваться под непонятные крики «Горько!». Поэтому мы согласились только на самый узкий круг, причём с условием, что родственники в ЗАГС не придут.
Наше решение вызвало недоумение родителей («Как же без настоящей свадьбы?»), но их попытки нас переубедить успеха не имели. Мы попросили вместо этого достаточно затратного и хлопотного мероприятия достать нам билеты в двухместной каюте на одно из пассажирских суден, совершавших семидневные рейсы Одесса-Батуми-Одесса с заходами в несколько портов («по Крымско-Кавказской линии», как их называли одесситы).
Надо сказать, что наша просьба была очень трудновыполнимой – разгар летних отпусков, билеты заказывают с весны, а тут ещё нужна дефицитная двухместная…
Преодолев вполне оправданную обиду, родители совершили невозможное – подключили влиятельные знакомства - и билеты на дизель-электроход «Россия» на 5 августа были получены. Тогда мы подали заявление в ЗАГС с просьбой зарегистрировать наш брак именно в этот день. До обязательного требования делать это не менее чем за месяц власти тогда ещё не додумались и нашу просьбу удовлетворили, причём с регистрацией всего за несколько часов до отхода «России». Это показалось нам добрым знаком – получилось ровно три месяца с того памятного нам дня 5 мая; кроме того, это позволяло избежать длительного сидения за свадебным столом.
У входа в ЗАГС нас уже ожидали, как и предполагалось, только несколько близких друзей и 13-летний брат Берты. В назначенное время в помещение перед залом регистрации вышла сотрудница, приглашавшая туда очередных будущих новобрачных. Обведя профессиональным взглядом собравшихся, она обратилась к моему школьному другу Марку Волошину, который был единственным из нас, кто надел в августовскую жару пиджак: «Жених, станьте справа от невесты и первыми войдите в зал». Растерянный друг пролепетал: «Я не жених, это вот он…», чем вызвал здоровый коллективный хохот.
Хорошо, что тогда присутствие свидетелей со стороны новобрачных ещё не было обязательным – скорее всего, именно Марк стоял бы рядом со мной на таком торжественном мероприятии, подчёркивая несолидность моей собственной экипировки – тонкие брюки и белая рубашка с коротким рукавом.
Потом мы сфотографировались перед дверьми ЗАГСа; этот маленький любительский снимок плохого качества оказался единственным сохранившимся свидетельством того торжественного события, а жаль… Но тогда мы не уделяли этому внимания.
Времени до будущей посадки на теплоход оставалось предостаточно, и мы решили пойти домой пешком. Вышли из уютного, примыкающего к Оперному театру сквера Пале-Рояль, где находился ЗАГС, миновали небольшую площадь Потёмкинцев и через Сабанеев мост подошли к Дому учёных – бывшему особняку графа М. Д. Толстого. С его фасада на нас по-доброму смотрел лев, большой барельеф которого из розового гранита был привычен мне с юности:
– Смотри, он нам улыбается, – тихо показал я на него Берте.
– Львы не улыбаются, но смотрит он явно по-доброму.
Пройдя всего квартал, подошли к знаменитым не только в Одессе огромным Атлантам, держащим на своих «натруженных спинах» небесную сферу. Рядом с ними – ажурные двухстворчатые кованые ворота, ведущие во двор моего дома, и такая же калитка. Она открыта, но проход перегорожен табуреткой, на которую водружено большое ведро с водой. За этим сооружением, подбоченясь, стоит наша дворник тётя Шура, приятельница моей мамы, всегда очень по-доброму относившаяся ко мне. Но на этот раз она почему-то строго смотрит на нас и решительно заявляет:
– Не пущу!
Я растерялся:
– Вы что, тётя Шура?
– Не пущу!
– Как не пустите?
– Чужих в дом не пускаю, а ты кого-то привёл!
– Что вы себе позволяете! – повысил я голос, искренне не понимая происходящего.
Тётя Шура с непривычно грозным выражением лица приподнимает за дужку тяжёлое ведро, а другой рукой чуть наклоняет, угрожая плеснуть из него воду на белые туфельки моей Берты!
Я буквально рассвирепел и уже готов был вырвать из её рук это противное ведро, но стоявший за моей спиной один из наших друзей тихо сказал мне на ухо:
– Это такой обычай, надо откупиться…
Мне потребовалось несколько долгих секунд, чтобы преодолеть испортившееся настроение, заставить себя достать из кармана деньги и вручить их тёте Шуре. Она радостно улыбнулась и мгновенно освободила проход:
– Проходите, дорогие, мы все вас поздравляем!
Казалось, неприятная ситуация разрешилась благополучно, но не меньшее испытание было впереди.
Когда мы подошли к двери парадного (так в Одессе и Петербурге называют вход в лестничную клетку, в большинстве городов именуемый подъездом), из неё с совершенно ошалевшим лицом выскочила моя любимая тётя с большой фарфоровой тарелкой в руке. Остановившись прямо перед нами, с силой швырнула её на асфальт. Берта отшатнулась, тарелка разлетелась на куски, один их, которых попал ей в ногу. После этого тётя сразу успокоилась, её лицо приняло привычное мне осмысленное доброжелательное выражение, и она поздравила нас.
На этот раз растерялась и расстроилась Берта; теперь уже мне пришлось её потихоньку успокоить:
– Это, наверное, тоже обычай…
Конечно, дома нас ожидал накрытый стол, за которым сидели немногочисленные родственники с обеих сторон. Объятия, поздравления, тосты за здоровье молодых и их родителей. Нам даже стало неловко перед этими близкими и очень по-доброму относящимися к нам людьми.
Как мы и рассчитывали, застолье с нашим участием (без всяких «Горько!») продолжалось недолго – через некоторое время мы с Бертой встали, и я вежливо сказал:
– Спасибо вам за то, что пришли нас поздравить, за добрые слова и пожелания. А теперь, извините, нам пора. Вы продолжайте без нас, веселитесь, но мы должны идти в порт, чтобы не опоздать на посадку.
По ассоциации в моём сознании вдруг возникли слова Бени Крика, героя моего любимого Бабеля: «Пожалуйста, выпивайте и закусывайте, и пусть вас не волнуют этих глупостей». Но я, конечно, не посмел это произнести и даже не позволил себе улыбнуться – это было бы не всеми правильно понято, а обидеть хороших людей не хотелось.
Вероятно, собравшиеся были предупреждены о таком необычно сокращённом распорядке торжества и наверняка его не одобряли, но вслух не высказывались. Мы с Бертой переоделись, взяли приготовленный заранее небольшой чемодан, а также пакет с бутылкой шампанского и несколькими апельсинами, которые с большими сложностями, как и почти всё из вкусностей, накануне «достали» (был в те годы такой распространённый термин) родители.
Моя мама попыталась дать нам с собой какую-то еду («Это вам на завтрак»), но я гордо отказался:
– Мама, на семь дней едой всё равно не запасёмся. Там есть ресторан.
Как показало близкое будущее, мы поступили опрометчиво.
Через «Тёщин мост», мимо Воронцовского дворца вышли на Приморский бульвар. У памятника Дюку переглянулись:
– Здесь мы встретились ровно три месяца назад примерно в это время, собираясь в «Жемчужину», – сказал я.
– Именно об этом и я подумала, – ответила Берта.
Такая синхронность и созвучность мыслей бывала у нас потом бесчисленное количество раз за 50 лет совместной жизни.
Спустились по Потёмкинской лестнице в порт, прошли через пассажирский причал и поднялись по трапу на палубу «России».
Наутро, держась за руки, вышли на палубу. Дул еле ощутимый ветерок, после каюты захотелось вдохнуть полной грудью. Нас буквально ослепило яркое солнце, синее безоблачное небо и непривычно простирающийся во все стороны бескрайний морской простор – корабль шёл в открытом море. От его форштевня расходились вправо и влево «усы» из невысоких волн, на верхушках которых появлялись, переливались и тут же исчезали блестящие солнечные блики.
Особенно впечатлило невиданное раньше зрелище – небольшая стая дельфинов, сопровождавших нас недалеко от корабля. Они стремительно, один за другим, иногда попарно, выскакивали из воды. Казалось, они играют в увлекательную игру и радуются.
– Это они нас поздравляют? – улыбнувшись, тихо спросила Берта.
– Конечно! Они ждали, когда мы выйдем с ними поздороваться.
Как будто услышав это, один из дельфинов подплыл совсем близко и неожиданно выпрыгнул из воды очень высоко – его хвост оказался намного выше поверхности моря. Описав дугу, он возвратился под углом обратно и, почти не поднимая брызг, плавно вошёл в эту чуть колышущуюся бирюзу.
– Он мне подмигнул! – удивлённо и одновременно радостно сказала Берта.
– Не может такого быть!
– Я видела его глаз! Мне даже показалось, что он улыбнулся…
– Как тот лев на Доме учёных?
– Я серьёзно!
Я приобнял жену (жену!!) за плечи, и мы долго любовались всей этой красотой, опираясь на перила фальшборта. Потом, возвратившись к реалиям, сказал:
– По-моему, самое время позавтракать.
– Да, я бы тоже что-нибудь съела.
– Наверное, ты и вчера не завтракала перед регистрацией.
– И практически не обедала…
Ресторан мы нашли довольно быстро, но он оказался закрыт, и никакой активности внутри не просматривалось. Проходивший мимо кто-то из команды сказал, что откроется ресторан к обеду.
Мы опять переглянулись:
– А мама предлагала, – сказал я. – Зря мы отказались…
– Да… Что ж, будем терпеть.
Но судьба оказалась благосклонной к голодным молодожёнам. На палубе мы неожиданно увидели молодого человека, с которым зимой были на праздновании дня рождения одного из общих знакомых.
– Привет!
– Привет!
– А что это вы так сияете? И за ручки держитесь…
– А мы вчера поженились!
– Здо́рово! Счастливые вы…
– Счастливые, но голодные, – неожиданно для себя выпалил я. – Дома нам предлагали взять с собой еду, но мы гордо отказались. А ресторан закрыт…
– А я не отказался и взял. Пошли ко мне!
Мы спустились по нескольким трапам в самый нижний коридор, где располагалась дверь в полутёмную многоместную каюту. В такое прекрасное утро она, конечно, была пустой. Из-под нижней койки (они там были двухярусные) наш спутник достал чемодан, открыл его, достал какие-то свёртки и развернул. Перед нашими голодными глазами предстали, как показалось тогда нам, настоящие сокровища – несколько видов копчёностей, сыр, пирожки, пупырчатые огурцы, редиска, фрукты.
– Не стесняйтесь, ребята, в такую жару всё это долго не выдержит, а я уже позавтракал. Налетайте!
Уговаривать нас не пришлось.
Через сорок пять лет мы встретились с нашим спасителем от голода в прекрасном ресторане, расположенном на пирсе, стоявшем на сваях над поверхностью моря. Он – солидный, располневший, вальяжный, пригласил туда приехавшего к нам в гости из Америки того самого общего знакомого, на праздновании дня рождения которого мы когда-то познакомились, а заодно и нас.
Ни игрушечная Ялта – первый порт, куда зашла «Россия», ни обыденный Новороссийск на нас особенного впечатления не произвели. Сочи – курортный город, до отказа наполненный приезжими любителями солнца, моря и отпускных удовольствий, вызвал смешанные чувства, но на зависть совсем не вдохновил. Довершила такое наше отношение твёрдая противная галька, покрывавшая там пляжи вместо привычного бархатного песка.
А столица Абхазии Сухуми, небольшой город со своеобразным необычным колоритом, понравился сразу.
Перед выходом с пирса, к которому пришвартовалась «Россия», стояла невысокая жаровня, наполненная песком. Под ней на железном листе тлели угли, а в песок были глубоко погружены фигурные медные сосуды с длинными деревянными ручками и выгнутыми вбок носиками (мы тогда ещё не знали, что они называются «турками»), наполненные кофе с плавающей сверху аппетитной пенкой. Запах распространялся вокруг непередаваемый!
Рядом с жаровней на низком стульчике сидел невысокий человек с выдававшимся вперёд крупный носом. Его тёмно-коричневая лысина блестела на солнце, а грубая кожа морщинистого лица в сочетании с неожиданно молодыми чёрными глазами затрудняли определение возраста – тем более, что человек был явно не славянской внешности.
Мы с наслаждением выпили по чашечке ароматного напитка и попросили ещё по одной. К нашему удивлению, продавец сказал:
– Приходите через час.
– Почему?!
– Сразу нельзя, сердце не выдержит.
Мы были молоды, поэтому не могли отнестись к этому всерьёз:
– Послушайте – мы вполне здоровы, любим и часто пьём кофе. И вообще – ведь это ваш заработок. Налейте нам ещё по одной!
– Нет, уважаемые молодые люди, не хочу брать грех на душу. Вы не знаете силу такого кофе. Приходите через час.
Он оказался прав – у нас обоих почти сразу будто выросли крылья, но сердце из груди стало выскакивать и долго не успокаивалось.
На сухумском рынке мы впервые увидели ещё не известные нам в то время киви, инжир, фейхоа, мушмулу, нектарин. Возвращаясь на пирс после прогулки по городу мимо той жаровни, с удовольствием выпили ещё по чашечке. Потом много лет помнили и его незабываемый вкус, и того лысого кофевара, позаботившегося о нашем здоровье в ущерб своей торговле…
В Батуми мы побывали на Зелёном мысу в знаменитом Ботаническом саду с субтропическими растениями и зелёной бамбуковой рощей. Там цвели магнолии, росли апельсиновые, лимонные, банановые деревья, огромные эвкалипты, высокие пальмы и даже тюльпановое дерево.
После возвращения домой началась наша счастливая 50-летняя семейная жизнь.
В первую годовщину нашей женитьбы мы оказались в Подмосковье, в берёзовом лесу. Вот какими мы были тогда:
К сожалению, 5 августа 2012 г., нашу «золотую свадьбу», как и ту, первую, мы тоже широко не праздновали – Берта уже была тяжело больна. В тот день она вышла к детям и нескольким самым близким людям в наглаженных брючках, красивой кофточке, даже нанесла умеренный макияж. Стараясь не показывать своё состояние, недолго пообщалась со всеми – принимала поздравления, улыбалась, шутила, поддерживала общий разговор. А через восемь дней попала в реанимацию, откуда уже не вышла...
В нашей с ней жизни было много счастливых моментов – рождение дочери, внука, правнука, яркие воспоминания от многочисленных поездок и путешествий: капельки утренней росы на траве после очередной ночёвки в палатке на опушке леса, неожиданно открывшаяся поляна фиалок на перевале у Чатыр-Дага, пересыпаемые в ладонях кусочки разноцветной яшмы в Сердоликовой бухте под скалами Кара-Дага, Ласточкино гнездо, белые лилии и кувшинки, мимо которых плыли на лодке по протокам и озёрам Игналины, ленинградские белые ночи, перевалы Кавказа и Военно-Грузинская дорога, Мцхета и озеро Севан, подёрнутые дымкой предвечерние Карпаты и многое, многое другое.
Но испытанное в то наше первое общее утро, когда мы стояли, обнявшись, на палубе «России», острое ощущение счастья от всего, что окружало нас – бескрайнее море, плавно переходящее в такое же бескрайнее небо, яркое солнце и играющие дельфины, я и сейчас, через 62 года, помню, как будто это было вчера…
– Это они нас поздравляют?
– Конечно! Мне даже показалось, что он улыбнулся…
Комментарии
Отклик на статью
Воспоминания о счастье и молодости - наверное лучшее, что происходит в человеческой жизни.Этот рассказ полон теплоты и нежности. В нем нет претензии на литературность. Он привлекает искренностью. Все описания воскрешают дорогие автору страницы жизни, и я, читая, ими проникалась. А финал вызывает мое горячее сочувствие. Только тот, кто потерял любимого человека, даже вне зависимости от количества лет вместе, может понять эту непроходящую боль. Утешение одно: прожитые совместно счастливые годы, и дочь со своей семьей рядом.
Алле Цыбульской
Я колебался, публиковать ли этот рассказ для широкого читателя либо предоставить возможность его прочтения (причём именно 5 августа) только ограниченному кругу людей разной степени близости. После Вашего отклика понял,что поступил правильно. Спасибо, Алла, за тёплый отклик. МГ.
Добавить комментарий