1. Довоенные годы. 1923–1941
Говоря о массовом героизме советских воинов в оборонительных боях под Москвой осенью-зимой 1941 г., Маршал Советского Союза Г.К. Жуков сказал: "Всем известны имена панфиловцев, Зои Космодемьянской и других бесстрашных воинов, ставших легендарными, гордостью народа; однако в один ряд с ними я бы поставил и подвиг рядового, наводчика орудия 694-го артиллерийского противотанкового полка Ефима Дыскина".
Хаим Дыскин, именно так назвали родившегося будущего героя его родители-евреи Нафтула и Мириам Дыскины. Однако в "Книге актовых записей о рождении" по деревне Короткие Алексеевской волости Почепского уезда Гомельской губернии под номером 15 значится Ефим Дыскин, родившийся 12 января (в публикациях о герое указывается 10 января) 1923 г. В графе "Сведения об отце и о матери" указано Дыскин Анатолий — 27 лет; Дыскина Мария - 20". В графе "Род занятий" указано "Крестьянство". Запись о рождении Ефима Дыскин была сделана 15 января 1923 г.
Родители новорожденного проявили предусмотрительность, чтобы не выделяться среди окружающего населения, использовали для сына и для себя русские имена-заменители. После замены Хаим Нафтульевич стал Ефимом Анатольевичем. С этим именем и отчеством Дыскин вошел в историю и прожил всю свою большую взрослую жизнь.
С 1944 г. деревня со странным названием Короткие входила в Почепский район Брянской области. В настоящее время деревня не существует. Почепский уезд до 1917 г. был включен в территорию, в пределах которой законодательством Российской империи было разрешено проживать евреям. В 1897 г. в местечке Почеп еврейское население составляло треть общего числа жителей. Здесь на протяжении более века проживали семьи уважаемых евреев, внесших значительный вклад в историю и культуру города.
Отец мальчика Нафтула был крестьянином. Не только он, но и его отец Нохем, дед Хаима, родились и жили в этой деревне и занимались земледелием. В 1929 г., в период массовой коллективизации, Дыскины вступили в еврейские колхозы. Дед - в колхоз "Лениндорф" (идиш, деревня Ленина), а отец - в колхоз им. М.В. Фрунзе, находившийся на окраине Брянска. Нафтула и его жена Мириам стремились жить в крупном городе, чтобы дать единственному своему ребенку хорошее образование. В колхозе состояло около 100 семей, которые занимались земледелием, овощеводством, птицеводством. На колхозных улицах звучал идиш. Был Дом культуры, где пели еврейские песни. Но деревню они не забывали. Каждый год Хаим проводил каникулы у деда Нохема в деревне.
Второй дед Хаима, отец матери, Зуся Якубович был парикмахером. Он любил читать. В приподнятом настроении дед садился за стол и читал вслух Шолом-Алейхема. Все смеялись, он больше всех. От него Хаим унаследовал любовь к чтению, игре на музыкальных инструментах и пению. Песни занимали видное место в жизни Хаима.
В 1930 г. Хаим пошел в школу. Это была новая, только построенная средняя школа №3 Брянска. Она стала для Хаима вторым домом. Он с особой теплотой вспоминал директора школы Лидию Могилевцеву, и особенно учителя географии его классного руководителя Анатолия Степановича Погнерыбко. Дыскин считал его педагогом "типа Макаренко и воспитателем в полном смысле этого слова".
Шло время. Хаим переходил из класса в класс с отличными оценками. В 1934 г. в семье произошли серьезные перемены. Вместе со всем колхозом Дыскины переехали в Крым, который был в 1920-1930-е гг. важнейшим регионом аграризации евреев. Они поселились в еврейском земледельческом поселении Кадима (иврит, Вперед. Ныне с. Победное) Джанкойского района. Там Хаим посещал еврейскую школу, в которой преподавание велось на языке идиш. Но Дискины пробыли в Кадиме недолго. Отец получил серьезную травму и больше не мог работать в поле. Семья покинула крымское еврейское поселение и возвратилась в Брянск. Там отец нашел работу, а Хаим с радостью возвращается в ту же школу №3. Пребывание Дыскиных в еврейском земледельческом поселении в Крыму дало основание знаменитому писателю Илье Эренбургу называть Хаима "сыном крымских колхозников".
Хаим поступил в музыкальную школу, он учится играть на скрипке. Его отец был счастлив. Он, простой еврей, имеет возможность не только обучать своего ребенка в средней школе, но также учить его музыке. Хаим хорошо учится. Он один из лучших учеников в классе. Особенно его привлекают русский язык и литература. Он увлекался литературным сочинительством. Много бегал на лыжах, плавал на озере. Одним из первых получил значок "Ворошиловский стрелок". Был лучшим шахматистом в классе. В 1938 г. Хаим становится комсомольцем. Активно участвует в работе комсомольской организации школы. Некоторое время был ее секретарем. Отсутствие в стране до конца 1930-х гг. государственного антисемитизма способствовало воспитанию еврейской молодежи в духе интернационализма и патриотизма. Летом 1940 г. он с отличием оканчивает школу. Это давало право поступать в высшие учебные заведения (ВУЗы) без экзаменов.
Как и многие другие представители еврейской молодежи, Ефим стремился получить высшее образование. Перед ним были открыты двери многочисленных ВУЗов. Он выбрал Московский институт философии, литературы и истории им. Н. Г. Чернышевского (МИФЛИ). Отправил документы, получил вызов. Собеседование в институте прошел успешно, и его зачислили в институт на экономический факультет. Он был создан в 1938 г., но это не повлекло за собой изменения названия института. Задачей факультета была подготовка преподавателей политической экономии и экономистов широкого профиля, "вооруженных марксистско-ленинской методологией". Институт был "в фаворе. Как утверждали, число гениев здесь на квадратный метр было больше, чем в любом другом ВУЗе. Здесь учились Твардовский, Симонов, Левитанский. Ефим был типичным евреем-интеллигентом, писал стихи и с увлечением читал книги, посещал театры, играл в шахматы и на скрипке, которую привез с собой из Брянска. Внешне в нем не было ничего героического.
2. Война. 1941–1945
2.1. Начало
Первый учебный год прошел очень быстро, он занимался с увлечением и большим интересом. Даже выходные нередко проводил за книгами. Как следует и со столицей не успел познакомиться. Ему тогда казалось, именно по профессии, полученной в институте, он сможет по-настоящему проявить себя. Но война в одночасье изменила его судьбу. Дыскин вспоминал: "Последний перед переводом на второй курс экзамен я должен был сдавать 23 июня, в понедельник. Накануне купил билет на поезд в Брянск, чтобы ехать на каникулы к родителям. 22 июня рано утром приготовил нехитрые вещички к отъезду и отправился в библиотеку. Только-только обложился книгами и стал готовиться к экзаменам, как в читальный зал вошел высокий юноша (я как сейчас помню его растерянное лицо с блестящими черными глазами) и сказал, обращаясь ко всем: "Ребята, закрывайте книжки – началась война!". Помню, машинально посмотрел на часы – было начало первого. С этого момента все как бы ушло в прошлое, стало неважным, ничего не значащим. Я с горечью посмотрел на железнодорожный билет и понял, что он мне больше не понадобится – себе я больше не принадлежал.
В тот же день студенты и преподаватели собрались в институте. Был митинг. Общий тон выступлений был достаточно оптимистичный. Война скоро закончится. Непобедимая и легендарная Красная армия быстро разобьет врага, и страна вернется к мирной жизни. Именно на это нацеливали граждан страны руководители государства. Однако события развивались по другому сценарию. Красная армия несла катастрофические потери и отступала на восток, к Москве. Через полторы недели вместе с другими студентами Ефим Дыскин, не дожидаясь призыва, "по искреннему желанию стать бойцом Красной армии уже был в Сокольническом райвоенкомате Москвы". Но его первоначальный порыв не увенчался успехом. Лишь 8 августа 1941 г. Сокольнический райвоенкомат призвал Е. Дыскина в ряды Красной армии.
Дыскин и ряд других студентов МИФЛИ были отправлены в подмосковный г. Бронницы (в 52 км юго-восточнее Москвы) в 139 запасной зенитный артиллерийский полк. Этот полк, как и другие запасные полки, занимался ускоренным обучением и отправкой на фронт подготовленных бойцов.
Позднее Ефим Анатольевич вспоминал: "Занятия были очень напряженными, и учились мы все с большим прилежанием: изучали материальную часть – 37- и 85-миллиметровые зенитные орудия, тренировались в практической стрельбе из них по воздушным и наземным целям. У меня дело спорилось: довольно хорошо овладел этим вооружением, командиры нередко отмечали меня с лучшей стороны. Да и никого из моих сослуживцев подгонять не приходилось – все понимали, что скоро от степени усвоения всей этой науки будет зависеть жизнь на передовой. Но долго учиться не пришлось – немцы приближались к Москве. Получив начальную подготовку, позволяющую более или менее уверенно чувствовать себя возле орудий, мы были направлены в действующую армию".
В начале октября 1941 г. Дыскин, в соответствии с полученной военной специальностью, попал в формируемый в Москве 694-й артиллерийский полк Московской зоны противовоздушной обороны (ПВО), вооруженный 37-миллиметровыми зенитными орудиями. Дыскин стал наводчиком 3-го зенитного орудия 3-й батареи этого полка.
Полк был организован по инициативе Московского городского комитета партии и штаба Московского военного округа. Укомплектован студентами столичных ВУЗов и комсомольцами московских предприятий. По существу, это было ополченское формирование, хотя носило номер регулярной части Красной армии.
Перед отправкой на фронт в полку состоялся митинг, на котором выступил секретарь ЦК ВКП(б) и секретарь Московского городского комитета партии А. С. Щербаков. Он, в частности, сказал: "Война всех нас застала в начале пути. Я убежден, что через несколько лет вы бы стали хорошими инженерами, технологами, финансовыми работниками, деятелями культуры, квалифицированными токарями, слесарями, строителями. Сейчас Родина уверена, что вы станете отличными воинами".
Артиллеристам-зенитчикам была поставлена боевая задача не допустить прорыва фашистских бомбардировщиков к Москве, отражать атаки вражеской авиации и уничтожать в воздухе десанты немецких парашютистов. Находясь в непосредственной близости от передовой, артиллеристы успешно отражали многочисленные налеты фашистской авиации.
Один из тех октябрьских дней хорошо запомнился Дыскину: "Наша батарея вела огонь по прорывавшимся к столице самолетам, но и сама подвергалась интенсивному артиллерийскому и минометному обстрелу — до передовой было рукой подать. Мы понесли первые потери — были убитые и раненые. Но никто из нас, находившихся под непрерывным артиллерийским обстрелом, не покинул свое орудие и ни на минуту не прекращал огонь по самолетам и особенно по парашютистам. Последние представляли особую опасность, и немцы рассматривали их как наиболее эффективную живую силу".
Навсегда Дыскину запомнился допрос трех пленных немецких парашютистов, который состоялся в середине октября 1941 г. при его участии в качестве переводчика. Командование полка знало, что лучше всех в полку владел немецким Дыскин. Он еще в школе читал книги на немецком языке. Хорошее знание немецкого языка объяснялось не только тем, что он усердно учил его и в школе, и в институте, но и тем обстоятельством, что с раннего детства Ефим знал еврейский язык идиш, который является языком германской группы. Немецкий и идиш - очень близкие родственники.
Допрос в большой избе вел командир полка. В момент допроса один из парашютистов, который был ранен, попросил воды. Командир сказал: "Принесите ему воды". Дыскин вышел в горницу, там стояли ведра с водой, зачерпнул кружку и подал ее раненому немцу. Тот взял ее дрожащими руками, но не успел поднести ко рту, как неожиданно другой немец выбил ее у него из рук и закричал: "Найн!" (нем., нет). Он говорил, что они победители и не будут ничего брать из рук побежденных, что Москва уже пала и уже назначен в честь победы парад германских войск на Красной площади. Командир показал отобранный у немцев пригласительный билет в ресторан по случаю победы за подписью генерал-фельдмаршала фон Бока, командующего группой армий "Центр", наступавшей на Москву осенью 1941 г. Пришлось кричащего немца успокоить и сказать, что им не придется торжествовать победу. Этот эпизод запомнился Е. Дыскину прежде всего тем, что он красноречиво показывал, насколько были уверены гитлеровцы в своей победе. Вернувшись в свою батарею, он рассказал своим боевым товарищам все, чему был свидетель, и это еще более ясно показало им страшное, звериное лицо нацизма.
Между тем ситуация на фронте осенью 1941 г. ухудшалась. К концу сентября 1941 г. сложилось положение, при котором вероятность быстрого захвата Москвы танковыми и моторизованными частями противника на Малоярославецком и Можайском направлениях была весьма высока.
Массированное применение танков противником потребовало от советского командования принятия срочных мер по организации борьбы с ними и пересмотра взглядов на организацию противотанковой обороны. Возникла острая необходимость усиливать армию противотанковыми средствами. Промышленность СССР в начале войны не могла полностью удовлетворить возросшие потребности фронта в противотанковой артиллерии. С целью выхода из создавшегося положения для формирования артиллерийских противотанковых частей стали применять 37,76 и 85 мм зенитные пушки. Таким образом, в 1941 г. советские войска были вынуждены ценой ослабления прикрытия от ударов с воздуха увеличивать количество противотанковых артиллерийских частей.
20 октябре 1941 г. 694-й зенитный полк был официально преобразован 694-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк (ИПТАП) (он же 694-й артиллерийский полк противотанковой обороны) Резерва Главного Командования (РГК). Служба в таком полку была очень опасной. Противотанковые подразделения на фронтовом сленге назывались "Прощай Родина". Бойцы, служившие в таких подразделениях, по сути были смертники, бой они принимали, как правило, только на прямой наводке и их хватало на 2-3 боя.
Первые дни полк по-прежнему действовал как зенитный, отражая налеты немецкой авиации на Москву. С 1 ноября 1941 г. 694-й ИПТАП был придан 16-армии Западного фронта и срочно передислоцирован под г. Волоколамск. К этому времени наступление немецких войск на западном фронте было остановлено примерно в 100 км от Москвы. Немцы спешно перебрасывали сюда большое количество артиллерии и танков. Советским командованием на Волоколамском направлении срочно создавались новые оборонительные рубежи.
В течение нескольких дней личный состав полка осваивал дополнительную квалификацию: метание тяжелых противотанковых гранат (кусок тола в жестяном корпусе, куда вставлялся запал) и бутылок с горючей смесью, которые назывались "коктейлем Молотова".
К середине ноября 694 ИПТАР занимал позицию в общей системе противотанковой обороны 16 армии на Волоколамском направлении. 3-я батарея полка разместилась на позициях 18-й стрелковой дивизии в районе Скирмановских высот, на небольшой Безымянной высотке на западной окраине деревни Горки Новопетровского (ныне Рузского) района Московской области. Эта деревня исчезла в 1960-х гг., но остались река и поле, где, пожалуй, и до сих пор можно найти материальные свидетельства прошедшей войны.
Второе немецкое наступление на столицу началось 15-16 ноября 1941 г. Германские соединения к середине ноября смогли привести себя в порядок и несколько пополниться. Погода благоприятствовала гитлеровцам. Почва уже достаточно промерзла, чтобы по ней могли свободно передвигаться тяжелые бронированные машины. Согласно плану группы армий "Центр" город предстояло окружить стальным кольцом, которое должно было замкнуться в районе Орехово-Зуева.
16 ноября на 3-ю батарею, в которой имелось четыре 37-мм зенитки, прибыл комиссар полка старший политрук Федор Хрисанфович Бочаров (1910-1991), имевший солидный боевой опыт. Он собрал всех бойцов и сказал, что батарея расположена на самом танкоопасном направлении. Недалеко от позиций батареи находилось шоссе Волоколамск-Москва. Командование 16-й армии считало, что не сегодня-завтра здесь противник попытается прорваться на шоссе и двинуться на Москву. 3-я батарея должна сделать все возможное и невозможное, чтобы не пропустить их. Он говорил с бойцами по-отечески, без излишнего пафоса. Сказал, что отступать некуда, что если немцы возьмут деревню Горки, то отсюда рукой подать до Волоколамского шоссе, а там уже Истра, там недалеко и до Москвы. Закончил он призывом "Отстоим родную Москву!". Все поняли, что бой не за горами, а потому деятельно готовили свои позиции. 17 ноября батарея едва успела отрыть окопы и укрыть орудия, как услышали недалекий бой где-то впереди, в районе Волоколамска, который был уже взят немцами и со стороны которого пошли в наступление фашисты. Гремело и полыхало несколько часов подряд, потом стало стихать. Но из ближайшего леска никто не вышел - ни свои, ни чужие.
2.2. Главный день
Так прошла ночь, а с утра 18 ноября противник возобновил наступление и, имея значительное превосходство в силах и средствах, вклинился в оборону 18-й дивизии. Первой вступила в бой с танками противника 3-я батарея, судьба которой сложилась трагически. Она подверглась сильному артиллерийскому и минометному обстрелу, во время которого прямым попаданием по наблюдательному пункту был выведен из строя почти весь находившийся на нем командный состав батареи. Тяжелые ранения получили командир батареи лейтенант С. И. Егоров и политрук П.К. Головцев. Руководить боем они не могли и были эвакуированы. Из штаба полка (в соседней деревне) вскоре прибыл его комиссар Ф.Х. Бочаров и заместитель командира полка капитан С.Ф. Королев, которые приняли на себя командование батареей. Артиллерийским снарядом было разбито 4-е орудие сержанта И.Е. Байкалова, а сам он убит. Вскоре прямое попадание мины вывело из строя 1-е орудие. Его командир сержант А.П. Налдеев был тяжело ранен, записан как пропавший без вести, к счастью, ошибочно. Остальные члены артиллерийского расчета 1-го орудия также были ранены. Увидев положение 1-го орудия, комиссар приказал немедленно вынести с поля боя раненых и оказать им медицинскую помощь, а сам с капитаном Королевым пополз ко 2-му орудию сержанта В.В. Соколова, занимавшему особенно выгодную позицию для стрельбы по танкам. До орудия оставалось каких-нибудь 30 метров, когда автоматной очередью был сражен капитан Королев. К Соколову добрался только комиссар. Все время орудие вело интенсивный огонь, отражая наседавшие танки и автоматчиков противника, но к приходу Бочарова у пушки заклинило затвор. Бочаров приказал немедленно вывезти орудие с огневой позиции, а сержанту Соколову с оставшимися бойцами его расчета отражать атаку танков противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью, одновременно из карабинов вести огонь по вражеским автоматчикам, уже занявшим западную окраину села Новопетровское. Этими действиями комиссар рассчитывал прикрыть от флангового огня противника единственное 3-е уцелевшее орудие, к которому и направился.
3-е орудие на тот момент обслуживало четыре человека:
Плохих Семен Евстратович (1912-1943), командир орудия, сержант. ]
Гусев Петр Федорович (1913-1941), заместитель командира орудия, сержант, главный, правый (по горизонтали) наводчик, ведущий огонь.
Дыскин Ефим Анатольевич (1923-2012), красноармеец, левый (по вертикали) наводчик.
Пленицин Георгий Михайлович (1902-?), красноармеец, подносчик снарядов и заряжающий.
В укоренившейся версии боя сержанта Петра Гусева называют красноармейцем Иваном Гусевым, левым наводчиком, а красноармейца Ефима Дыскина главным, правым наводчиком, ведущим огонь. Архивные данные, содержащие информацию о том, кто из двух наводчиков был главным, а кто вторым, не обнаружены. Однако понятно, что главным (правым) наводчиком, который не только наводит орудие на цель по горизонтали, но и ведет огонь, должен быть старший по званию и должности, а также более опытный Петр Гусев.
Противник, видимо, считал, что 3-я батарея полностью уничтожена, но все же для разведки направил вперед два танка. Они шли прямо на хорошо замаскированное орудие сержанта Плохих. Он уже немолодой опытный сержант накануне заставил свой расчет как следует окопать орудие, да и окоп соорудить поглубже. Два танка с белыми крестами на броне продолжали движение на 3-е орудие. Семен Плохих дал команду занять свои места, подпустить вражеские бронированные машины на 250-300 метров и только потом открывать огонь. Артиллерийский расчет следил за каждым метром движения танков. В нужный момент Гусев и Дыскин навели орудие на идущий первым танк. О последующих событиях Е. Дыскин писал: "Трудно передать словами те чувства, которые в тот момент овладевают тобой. Это и страх, и ненависть к врагу, а главное - стремление успеть опередить врага, собрать все силы, чтобы точно, быстро и метко поразить его. Наступил момент действовать. Последовала команда - огонь!" Первый же снаряд попал в цель, но по приказу Плохих в поврежденный танк послали еще один снаряд. Машина загорелась.
Второй танк стал обходить подбитую машину, и тут же был поражен метким выстрелом 3-го орудия. Теперь весь огонь и все внимание противника сосредоточились на единственном действующем орудии батареи. Через мгновение вблизи разорвался снаряд, а потом мина. Петр Гусев был убит наповал. Дыскин был ранен в левое плечо, появилось пятно крови на его полушубке. Но, истекая кровью, Дыскин не оставил своего места у орудия. В это время у орудия появился полковой комиссар Бочаров. В орудийном расчете была отработана полная взаимозаменяемость входящих в ее состав военных. Сержант Плохих занял место Гусева, а сам Бочаров принял на себя командование орудием. Он узнал в левом наводчике тихого, застенчивого паренька, самого тщедушного на батарее. Он даже вспомнил его фамилию: Дыскин... Снаряды и мины продолжали рваться рядом. Однако "теперь, как и прежде, главным оставалось опередить врага, быстрее и точнее выстрелить, оказаться проворнее, тверже, хладнокровнее".
Увидев, что орудие не ликвидировано и продолжает действовать, противник пустил в обход его группу из трех танков. Тут же расчет сквозь грохот боя услышал команду Бочарова: "Танки справа!". Подмерзшая земля позволяла им теперь маневрировать и на бездорожье. Три машины заходили на орудие с фланга. Орудие от танков разделяло примерно 50 метров. Расчет использовал каждую оплошность врага. Один танк остановился на секунды, чтобы произвести выстрел, но орудие успело в этот момент всадить в него два снаряда. Другой танк подставил под выстрел плохо защищенный броней бок и тоже вспыхнул. Таким образом с начала боя расчет уничтожил четыре вражеских танка. Однако и расчет понес ощутимые потери в людях. Два осколка попали в спину и ногу командиру орудия С. Плохих, в результате он потерял сознание. Дыскин сумел штурвалом вертикальной наводки так выставить орудийный ствол на стрельбу прямой наводкой, что снаряды из зенитки уже не могли уйти выше башни, находящегося невдалеке немецкого танка. После этого Ефим быстро пересел на места правого, горизонтального наводчика. Был тяжело ранен и вышел из строя Г. Пленицин. Второй раз был ранен Дыскин (в поясницу), но у него хватило сил продолжать бой. Он теперь уже в одиночестве подбил последний танк этой группы, пятый с начала боя. После этого Дыскин был ранен в третий раз - в левую голень. Ногу оторвать от гашетки он не мог: понял, что повреждена кость. На помощь к наводчику подоспел Бочаров. Он хотел помочь раненому молодому красноармейцу встать с сиденья. Дыскин отказался. В тяжелейшие минуты боя в нем проявилось бесстрашие перед лицом надвигавшихся на него вражеских танков и поражающая воображение стойкость. Он, не обращая внимания на боль, продолжал наводить орудие и стрелять быстрее и точнее вражеских танков.
"Танки слева!" - услышал Дыскин голос комиссара Бочарова. Комиссар взял на себя обязанности подносчика снарядов, все остальное делал Дыскин. И снова стрельба прямой наводкой, почти в упор - кто быстрее. Дыскина ранило в четвертый раз. На орудие с левого фланга наползали два танка. Расстояние было не более 50 метров. Дыскин отчетливо видел, как поворачивается орудие одного из них. У Ефима промелькнула мысль: "Это конец". Силы покидали его. Неимоверным усилием удалось опередить врага, открыть огонь. Он увидел еще один столб черного дыма. Это был шестой подбитый танк. Он едва услышал голос Бочарова: "Дыскин, скорее наводи!". В это мгновение комиссар был тяжело контужен. Вдруг на мгновение силы вернулись к Дыскину. Седьмой танк он подбил, уже истекая кровью и теряя сознание. Два столба черного дыма — это последнее, что видел Дыскин. Бой был выигран. На какое-то время наступила тишина.
В боях 18 ноября 1941 г. районе Горки-Скирманово 694 ИПТАП потерял 55 и 19 ноября в районе Скирманово-Мамошино - 16 человек убитыми и пропавшими без вести. Всего за два дня боев безвозвратные потери составили 71 человек (примерно 25% личного состава). Е.А. Дыскин подчеркивал особую роль 3-е батареи в тех боях. Он писал, что все артиллеристы этой батареи оставались до конца верны своему воинскому долгу, они все заслужили высших государственных наград. По итогам основного дня боев - 18 ноября 1941 г. 16-й армией было заявлено об уничтожении 694 ИПТАП 17 немецких танков и до роты пехоты. Большие потери личного состава и орудий вынудили командование вскоре отправить 694 ИПТПА на переформирование в г. Коврове Владимирской области.
В бою 18 ноября 1941 г. 3-е орудие 3-й батареи 694 ИПТАП уничтожило семь вражеских танков, из них три - лично Ефим Дыскин. Этот результат оказался непревзойденным рекордом. Впоследствии случилось всего несколько эпизодов, когда в одном бою одному орудию удалось подбить семь танков противника. Но превзойти рекорд Ефима Дыскина не удалось.
О подвиге Е.А. Дыскина стало известно командованию. Как это было, рассказал бывший заместитель командующего 16-й армии, командующий артиллерией этой армии генерал-майор В.И. Казаков, с 1955 г. маршал артиллерии.
Первые сведения о бойце, который вел упорный бой с вражескими танками при одном уцелевшем орудии, принес в штаб 16-й армии командир воинской части, которая сражалась недалеко от этого орудия. 0б этом также сообщил командир 2-го Кавалерийского корпуса генерал-майор Л. М. Доватор. Командующий 16-й армией генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский, один из крупнейших полководцев Второй мировой войны, маршал Советского союза с 1944 г., заинтересовался этим сообщением и спросил Казакова, чье это орудие. На этот вопрос он не мог дать ясный ответ. Но так как это был необыкновенный случай, Казаков немедленно направил в этот район майора П.М. Вилинского, не раз испытанного в бою, и еще одного офицера-артиллериста, фамилию которого он не запомнил. Они выяснили, что бой с танками противника от начала до конца вел красноармеец 694 ИПТАП Е.А. Дыскин. Он в этом бою совместно с орудийным расчетом и самостоятельно уничтожил семь вражеских танков. Офицеры нашли тяжело раненного Дыскина в медсанбате. От пришедшего в сознание солдата офицеры узнали самые главные подробности боя. Все собранные сведения они доложили командованию. Их было достаточно, чтобы оценить беспримерный подвиг наводчика орудия Дыскина. По приказанию К.К. Рокоссовского было подготовлено представление рядового Е.А. Дыскина к званию Героя Советского Союза.
К сожалению, ознакомиться с официальной версией подвига, которая, как правило, излагается в наградном листе не представляется возможным в связи с отсутствием такового. Это произошло потому, что подвиг Е.А. Дыскина был столь значительным, что сразу стал известен командующему армией и фронтом. В таких случаях они посылали в Москву только телеграмму с указанием лишь звания, фамилии, имени и отчества отличившихся с ходатайством о присвоении им звания Героя Советского Союза. Такие просьбы, как правило, всегда удовлетворялись и награждение производилось по телеграмме без наградного листа.
Вскоре после совершения подвига в окопах под Москвой появилась листовка для советских воинов о герое-артиллеристе Ефиме Дыскине. Фронтовая листовка рассказала: "На подступах к Москве на линию нашей обороны наступала большая группа немецких танков. Наводчик Дыскин знал, что за его спиной родная Москва, в которую нельзя пропустить фашистов. Знал, что выполнение этой задачи зависело от его личной ловкости, находчивости, смелости. Меткими выстрелами он поразил четыре фашистских танка, но остальные продолжали надвигаться на него, сея смерть из своих пулеметов и орудий. Четыре тяжелые раны получил отважный наводчик. Он терял силы, истекал кровью, но, помня, что враг должен быть остановлен, не покинул своего орудия. Враг не прошел. На поле боя остались пылающие остовы семи вражеских танков". Эта листовка, пропагандировавшая воинское мастерство и героизм красноармейца, наряду с другими сыграла определенную роль в разгроме немецких войск под Москвой.
2.3. Лечение, награждение и учеба
Дыскин пришел в себя в медсанбате города Истра (в 35 км восточнее деревни Горки) под Москвой. Как его туда доставили, он не знал, потому что был без сознания. В медсанбате ему была оказана первая квалифицированная медицинская помощь. Однако состояние раненого Дыскина оставалось по-прежнему очень тяжелым. Ему требовалось длительное лечение. Поэтому после соответствующей подготовки Дыскин из медсанбата поступил в эвакогоспиталь, а затем в госпиталь в г. Владимир, а потом в глубокий тыл, в один из госпиталей г. Свердловска (ныне Екатеринбург).
Множественные ранения были тяжелые, не прошли бесследно кровопотеря и переохлаждение, но молодой и крепкий организм, воля к жизни, искусство врачей победили, дали шанс выжить Дыскину.
Уже после войны Ефим Анатольевич, объясняя, почему он так долго задержался в госпитале, писал: "Выздоравливал я с большим трудом, врачи буквально собирали меня по частям. Мне все старались помочь, поддержать". Его активная жизнь после лечения в госпиталях сопровождалась постоянной болью в пояснице от оставшихся с войны вражеских осколков. Превозмогая боль, которую он испытывал до конца своей жизни, Ефим Анатольевич частенько шутил на этот счет: "Осколки в пояснице добавляют мне при необходимости твердости духа и металла в голосе".
В Свердловском госпитале в жизни Ефима Дыскина произошло важное и неожиданное для него событие. Оно подробно описано в его воспоминаниях. Однажды, в середине апреля 1942 г. после поступления почты в палату Дыскина пришли начальник госпиталя, замполит и несколько врачей. Они стали шумно поздравлять его с присвоением звания Героя Советского Союза. Ему показали газету "Правда" от 13 апреля 1942 г., где был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1942 г. В нем звание Героя Советского Союза было присвоено 14 военнослужащим, из них генерал-майору Панфилову Ивану Васильевичу и красноармейцу Дыскину Ефиму Анатольевичу звание было присвоено посмертно. Он сразу сказал, что поздравления принять не может - ведь он живой, значит награда не его.
Описание Дыскиным этого события в завершающей части не соответствует действительности. В Указе нет указаний на посмертность награждения. Зачем Дыскин пошел по пути искажения Указа? Вероятно, он решил придерживаться устоявшейся в печати версии, в которой описана его якобы гибель в бою и посмертное присвоение звания Героя. Первым писал об этом известный журналист Павел Трояновский.
В один из ноябрьских дней 1941 г. редактору газеты "Красная звезда" Д.И. Ортенбергу позвонил командующий артиллерией 16-й армии генерал В.И. Казаков и сообщил, что на их участке фронта совершен подвиг, равного которому за все время битвы за Москву он не знает. Генерал от имени командующего армией К К. Рокоссовского просил срочно командировать к артиллеристам кого-нибудь из писателей. Желательно бы, добавил он, видеть Константина Симонова или Петра Павленко. Никого из писателей в редакции не оказалось, и к Рокоссовскому сразу же отправили П.И. Трояновского.
Трояновский описывает свою деятельность в 16 армии следующим образом. Прибыв в штаб армии, он ознакомился с боевыми донесениями и записями бесед с оставшимися в живых бойцами и командирами. Из них следовало, что главным героем дня был наводчик рядовой Ефим Дыскин. Он выдержал поединок с семью танками врага, сжег их и якобы погиб сам. О бое узнал командующий армией К.К. Рокоссовский и приказал представить Ефима Дыскина посмертно к званию Героя Советского Союза. Но многие детали подвига Трояновскому были не ясны. Надо было ехать в полк. Трояновский и сопровождающие пришли на огневые позиции третьей батареи 694 ИПТАП. У трех березок увидели свежий, чуть запорошенный снегом могильный холмик. Над ним стоял столбик с деревянной пятиконечной звездой. Химическим карандашом написано имя героя, даты рождения и смерти Дыскина. Усталые, голодные, замерзшие, они вернулись в штаб 16-й армии. Той же ночью Трояновский уехал в Москву.
Почти сутки Трояновский сидел над очерком. Машинистки напечатали его, и он с чувством исполненного долга принес материал ответственному секретарю редакции "Красной звезды" А.Я. Карпову. Утром полковой комиссар вызвал Трояновского к себе и сказал, что подвиг, описанный им, кажется фантастическим и неправдоподобным. "Подождем Указа Президиума Верховного Совета СССР. Вот если Дыскину дадут посмертно Героя - дадим очерк",- сказал Карпов. Но после появления Указа очерк Трояновского о Дыскине в "Красной звезде" по неизвестной причине опубликован не был. О нем П. Трояновский рассказал в послевоенные годы.
Следует отметить, что сообщение Трояновского о смерти Е.А. Дыскина является серьезным заблуждением. Во-первых, Е.А. Дыскин не числится в списке погибших бойцов 694 ИПТАП в боях 18-19 ноября 1941 г. Во-вторых, Дыскин не обнаружен в списках лиц, оказавшимися живыми, которые ранее числились погибшими или пропавшими без вести. В-третьих, в сообщениях, опубликованных в центральной прессе вскоре после боя, не сообщается о смерти Дыскина. В-четвертых, несмотря на героическое сопротивление советских войск, используя значительное превосходство в живой силе и технике, противнику удалось 18 ноября захватить деревню Горки и окрестности. Поэтому увидеть "могильный холмик" Дыскина на окраине этой деревни Трояновский никак не мог.
Вероятно, дело происходило так. Дыскин поздравления не принял. Считал, что речь идет об его однофамильце. В этой ситуации командование госпиталя приняло решение послать телеграмму подписавшему Указ Председателю Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинину. В ней были изложены данные о Е.А. Дыскине и о бое, в котором он участвовал 18 ноября 1941 г. Вскоре от Калинина пришла ответная правительственная телеграмма, в которой было подчеркнуто, что звание Героя Советского Союза присвоено именно Е.А. Дыскину, наводчику 37-мм орудия 694-го ИПТАП противотанкового полка 16-й армии. М.И. Калинин горячо поздравил Дыскина и пожелал скорейшего выздоровления.
Е.А. Дыскин был счастлив: в 19 лет удостоиться такой высокой награды! Никогда раньше, как это бывает с истинными героями, он не думал даже, что удостоится ее. Но одновременно Дыскин понимал, какая теперь тяжелая ответственность ложится на его плечи - "всей последующей жизнью оправдать это высокое доверие. Нельзя оступиться, оплошать, бросить малейшую тень на столь почетное в стране звание. К тому же в это время звания Героя Советского Союза удостаивались немногие. Это позднее, когда армия перешла в наступление, отмеченных высокой наградой стало больше".
Телеграмма из Москвы предложила ему лично прибыть в столицу для получения наград. Только Дыскин был еще слишком слаб, чтобы отправиться в поездку. Тогда Президиума Верховного Совета решил вручить награды в Свердловске. Через два с половиной месяца после выхода Указа, 26 июня 1942 г., когда Дыскин уже мог понемногу ходить, в Свердловске, в торжественной обстановке, на сцене Театра оперы и балета (по другим данным в Доме Красной армии ) уполномоченный Государственного комитета обороны СССР по науке С.В. Кафтанов вручил красноармейцу Ефиму Дыскину грамоту Героя Советского Союза, орден Ленина (№ 8154) и медаль "Золотая звезда" (№ 989).
Награждены были также еще два участника боя 3-го орудия 3-й батареи 694 ИПТАП. Командир орудия С.Е. Плохих за совершенный подвиг (под его командованием и непосредственном участии были подбиты первые четыре танка из семи) был награжден орденом Ленина, а комиссар Ф.Х. Бочаров — орденом Красного Знамени.
Прошедший всю войну, награжденный семью боевыми орденами, полковник в отставке Ф.Х. Бочаров считал день 18 ноября 1941 г. главным днем своей жизни.
Как только исчезли сомнения о награждении, Ефим написал об этом своим родителями и однополчанам.
С приближением нацистов к Брянску родители Ефима эвакуировались в Сталинград (ныне Волгоград). Там его отец работал рабочим на одном из сталинградских хлебозаводов.
Командование 694 ИПТАП приветствовало родителей Е. Дыскина с присвоением сыну звания Героя Советского Союза: "Мы гордимся Вами, советскими патриотами, воспитавшими народного героя".
Вероятно, первой в центральной печати публикацией о подвиге Е.А. Дыскина было сообщение в газете "Комсомольская правда". Она, в отличие от "Красной звезды", не стала дожидаться награждения Дыскина и через 10 дней после совершения подвига, 28 ноября 1941 г., опубликовала довольно точное сообщение о нем. Учитывая грандиозность совершенного подвига, в сообщении писалось, что подвиг Дыскина "никогда не будет забыт советским народом".
Через 6,5 месяцев после выхода Указа о присвоении Е.А. Дыскину звания Героя Советского Союза, 1 ноября 1942 г., была напечатана в самой популярной газете военного времени "Красной звезде" знаменитая статья Ильи Эренбурга "Евреи". В этой статье известный писатель намеренно остановился на примерах героизма тех евреев, которые до войны соответствовали стереотипу "хилого интеллигента". Одним из них был бывший студент Е.А. Дыскин, подвигу которого был посвящен один абзац статьи. Рассказывая о Дыскине и других евреях-храбрецах, Эренбург вспомнил старую легенду о великане Голиафе и о маленьком Давиде с пращой. Он написал: "Когда-то поэты мечтали об обетованной земле. Теперь для еврея есть обетованная земля: передний край, там он может отомстить немцам за женщин, за стариков, за детей". Таким образом, впервые в центральной печати было раскрыто еврейское происхождение Е.А. Дыскина. Рассказав о подвигах евреев-героев, И. Эренбург нанес удар по получившим широкое распространение антисемитским мифам о евреях, якобы "воевавших на ташкентском фронте", имея в виду, что они все эвакуировались в глубокий тыл.
Подвигу Е.А. Дыскина был посвящен ряд публикаций в еще существовавшей в стране в годы войны еврейской прессе на языке идиш. В ней делалось все возможное, чтобы рассказать о вкладе еврейского народа в борьбу с нацистской Германией и о доблести еврейских солдат хотя бы читателям-евреям. Ведь власти проводили политику замалчивания Холокоста и героизма евреев в годы Второй мировой войны.
25 августа 1942 г. идишская газета Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) "Эйникайт" (идиш, единство) опубликовала статью Рахмиэля Фиша "Герой Советского Союза Хаим Дискин". Редакция отправила копию статьи вместе с поздравлениями Дискину в больницу. В благодарственном ответном письме, опубликованном редакцией "Эйникайт" 5 декабря 1942 г., Е. Дыскин писал (не исключено, что перед публикацией письмо было отредактировано редакцией): "От всей души благодарю Вас за искренние и сердечные поздравления. Я горжусь тем, что осознаю себя сыном великого еврейского народа, давшего миру таких великих людей, как Маркс и Гейне, Шолом-Алейхем и Эйнштейн, Свердлов и Каганович, Спиноза и [И.-Л.] Перец. Нет слов, чтобы выразить мою бесконечную любовь к моему многострадальному народу, к его тысячелетней культуре... Наш народ могуч и талантлив, и фашистские изверги никогда не уничтожат его и не поставят на колени... Буду очень признателен, если Вы отправите этот номер газеты моим родителям".
В Советском Союзе не было другой газеты, кроме "Эйникайт", которая могла опубликовать то, что 19-летний Герой Советского Союза Ефим (Хаим) Дыскин написал в ноябре 1942 г.
Были также попытки привлечь Е.А. Дыскина к еврейской общественной деятельности. Так, для поездки за границу ЕАК предложил сформировать делегацию из шести человек. В список кандидатов под четвертым номером был включен Герой Советского Союза Ефим Дыскин. Однако руководство страны решило сформировать делегацию из двух человек: Соломона Михоэлса и Ицика Фефера. За время турне 1943 г., которое длилось более 7 месяцев, Михоэлс и Фефер побывали в США, Англии, Канаде и Мексике. В результате их деятельности были собраны десятки миллионов долларов, огромное количество военного, технического, санитарного оборудования, медикаментов, продовольствия и одежды. Был также улучшен имидж страны на международной сцене. После войны большая часть активистов ЕАК подверглась репрессиям. Но Дыскин избежал этой участи, так как в работе ЕАК ему не довелось участвовать.
В 1942 г. в жизни Е.А. Дыскина, кроме получения звания Героя Советского Союза, произошло еще несколько важных событий.
На базе Свердловского госпиталя, где он находился после ранения, размещалось эвакуированное сюда в июле 1941 г. Киевское военно-медицинское училище со всей материально-технической базой и преподавательским составом. Фронт требовал быстрейшего пополнения медицинских кадров. Поэтому в первые месяцы войны были пересмотрены учебные программы и училище переведено на ускоренный курс обучения, который длился обычно один год, вместо трех до войны. Раненые госпиталя находились в постоянном контакте с курсантами училища. Видимо, командование училища предварительно знакомилось с ранеными и их личными делами и отбирало кандидатов для приема в училище. Так, неожиданно для себя Дыскин был приглашен на беседу с начальником училища Павлом Ильичем Гавросем. Он поинтересовался прошлым Ефима и предложил ему по возможности начать посещать занятия. Поначалу Дыскин даже не очень осознал смысл этого предложения. Дело в том, что он "был очень истощен, болела раненая нога, начался остеомиелит, мучился от бесконечных фурункулов". К тому же Дыскин полагал, что как артиллерист, он вскоре должен вернуться на фронт в одну из артиллерийских частей. Прочитав его мысли, Гаврось сказал: "На фронт ты скоро не вернешься - надо лечиться. Но парень ты молодой, видать, способный, не теряй время, учись, а медики в нашей армии нужны не меньше, чем артиллеристы. Учись и лечись". Словом, вернулся Дыскин в палату в полном смятении. Однако благодаря длительному лечению в госпиталях, где Дыскин изо дня в день видел самоотверженный труд врачей, медсестер и санитарок, он решил связать свою жизнь с медициной. Это событие произошло еще до выхода Указа. Программа учебы была перенасыщена, тяжела в теоретической и практической части. К учебе Дыскин относился очень серьезно. Дыскин постепенно все больше и больше стал втягиваться в учебу и увлекаться новой для него наукой. Ефим посещал лекции, семинары, а на практических занятиях, которые нередко проводились в соседних палатах, ловко делал перевязки, накладывал шины и делал уколы. Поддерживал Дыскина в трудные минуты Гаврось, он оказался удивительно заботливым человеком. Впоследствии еще многие годы, до самой его кончины, Дыскин поддерживал связь с этим удивительным человеком. Гаврось оказался прав вскоре стало известно, что после страшных ранений служба в боевых частях Красной армии была ему противопоказана.
В это же лето 1942 г., примерно в июле, судьба свела Ефима Дыскина с начальником Главного военно-санитарного управления Красной армии Ефимом Ивановичем Смирновым. Прибыв с инспекцией на Урал, он побывал и в свердловском госпитале, где лечился Дыскин. Очевидно, Смирнову доложили о нем как о Герое Советского Союза и талантливом курсанте Киевского военно-медицинского училища. Состоялась памятная беседа. Ефим Иванович был исключительно внимателен, говорил с тезкой по-отечески, дружелюбно и предложил продолжать образование в Военно-медицинской академии (ВМА) им. С.М. Кирова. Она была одним из самых серьезных и престижных учебных заведений Советского Союза. Заслуживает внимания такой факт. До и во время войны в ВМА никакой дискриминации не ощущалось, там обучалось довольно большое число евреев. Из 473 погибших выпускников ВМА было 97 евреев (20,5%, при количестве обучавшихся 12-15%). Смирнов был заинтересован в таком курсанте как Дыскина, так как на тот момент Герои Советского Союза в академии не обучались. До войны академия находилась в Ленинграде, но в ноябре 1941 г. ее эвакуировали в Среднюю Азию - в Самарканд. Туда из Свердловска Е.И. Смирнов рекомендовал до сентября отправиться Ефиму Дыскину.
Дыскин откровенно высказал Смирнову сомнения относительно состояния своего здоровья. Но Смирнов, как и Гаврось, заметил: "Что ж, будешь лечиться и учиться. В академии тебя обязательно вылечат".
Второй проблемой Дыскина была неоконченная учеба в училище. На это Смирнов ответил, что надо приложить усилие, чтобы сдать выпускные экзамены досрочно. Он помог Дыскину это сделать. Успешно сдав экзамены за курс военно-медицинского училища, Ефим Дыскин стал военным фельдшером. Ему было присвоено звание лейтенанта медицинской службы. С "путевкой" от Е.И. Смирнова в августе 1942 г. он отправился в Самарканд.
В сентябре 1942 г. Е.А. Дыскин поступил в ВМА. Вся его последующая жизнь была неразрывно связана с учебой и службой в ВМА им. С.М. Кирова.
На занятия и лекции он ходил с трудом. Мешали плохо заживающие раны, осложнения, дополнительные операции. Дыскин старался не обрашать внимания на боль. Помогали книги, надежды на выздоровление и желание учиться. Для него началась новая жизнь. Появилась цель - стать военным врачом. Собранный и целеустремленный, способный и ответственный, Е.А. Дыскин вызывал у друзей и преподавателей уважение и симпатию.
Через некоторое время после поступления в академию курсант Ефим Дыскин встретил очаровательную молодую девушку Дору Дубову. Это произошло в одной из клиник Самарканда, где он продолжал проходить лечение, а она после окончания школы работала лаборанткой. Дора была на год моложе Ефима, она родилась в 1924 г. под Киевом в семье еврея-служащего. Ее отец Марк Дубов ушел на фронт и погиб. Остальные эвакуировались в Днепропетровск, а затем в Самарканд. В тяжелых условиях эвакуации вскоре от брюшного тифа умерла ее мать.
9 сентября 1943 г. Ефим и Дора поженились. Через год у них родилась дочь Инна, а через 11 лет - сын Дмитрий. В 1943 г. Дора поступила в Самаркандский медицинский институт. Они учились и помогали друг другу. При обострениях его болезни Дора всегда была рядом и как медик помогала ему снова встать на ноги. Брак Ефима и Доры был удачным. Они прожили вместе 69 лет.
В Самарканде Е.А. Дыскин познакомился с эвакуировавшимся туда Моисеем Хащеватским, еврейским советским поэтом, драматургом, переводчиком, литературным критиком, писавшим на идише. Хащеватского очень заинтересовала судьба молодого Героя Советского Союза. В результате многих бесед с Дыскиным Хащеватский написал брошюру, в которой подробно рассказал о жизни с момента рождения и подвиге Ефима Дыскина. Брошюра "Хаим Дыскин. Дер Хелд фун Советнфарбанд" (идиш, Хаим Дыскин. Герой Советского Союза) была опубликована в Москве в 1943 г. Она широко цитируется в данной работе.
Трагически сложилась судьба Моисея Хащеватского, ставшего Е. Дыскину близким человеком. В 1942 г. из Самарканда на фронт ушел сын Моисея. Отец писал об этом: "Идут бойцы, идут - поют в строю, идет опора наша и надежда, а я стою, а я на них смотрю: теперь мой сын красноармеец тоже". Однако не прошло и полгода, как отец получил известие, что сын его пал в бою. И 46-летний Моисей Хащеватский добровольно уходит на фронт и - увы! - 8 октября 1943 г. он также погибает.
Учеба Е. Дыскина в академии была длительной. После победы на "Курской дуге" все военные академии были переведены с ускоренных на полные (5-6-летние) курсы обучения.
После полного освобождения Ленинграда от нацистской блокады, в феврале 1944 г., курсанты и преподаватели ВМА возвратились из эвакуации в Ленинград. Ситуация в городе после страшной блокады была ужасной. Требовалось восстановить практически все компоненты жизнеобеспечения людей. Но, несмотря на большие трудности, курсанты и сотрудники академии, среди которых был и Е.А. Дыскин, справились с возложенными на них задачами.
В 1944 г. Е.А. Дыскин вступил в коммунистическую партию. Уже тогда это было необходимым условием, позволяющим сделать карьеру. Без членства в партии было невозможно занять солидную должность.
В годы учебы в академии Дыскин периодически на месяц-два ложился в госпиталь. Блестящий хирург и ученый, полковник (впоследствии генерал-майор) медицинской службы, сотрудник ВТА Тувий Арье дважды оперировал его. Постепенно Ефим стал поправляться - сказались умение врачей, молодость героя и забота жены.
3. После войны
В 1947 г. Ефим Анатольевич окончил академию, став военным врачом. В 1947 г. Е.А. Дыскин прошел по конкурсу в адъюнктуру при ВМА, а в 1951 г., защитив диссертацию, стал кандидатом медицинских наук.
В те годы все явственнее давал себе чувствовать государственный антисемитизм. Евреев часто и открыто изображали и принимали как чужеродных в этой стране. Конечно, не мог этого не видеть и не чувствовать Ефим Дыскин. Однако он находился под защитой Звезды Героя.
Начало 1950-х гг. явилось наиболее сложным периодом в истории ВМА. Она, как и вся страна, переживала трудное время в связи с делом "врачей-вредителей", среди которых оказались выпускники и профессора ВМА.
"Врачи-вредители" обвинялись в том, что они "злодейски подрывали здоровье больных", ставили неправильные диагнозы, неправильным лечением губили пациентов. Арестованным врачам инкриминировали убийство методом вредительского лечения виднейших советских деятелей и попытку "вывести из строя" крупных советских военачальников. Власти прямо указывали, что "врачами-вредителями" были евреи, они же изображались как основные враги советского народа. Большое число евреев было исключено из партии, снято с работы, отправлено в Гулаг или расстреляно по решению специальных закрытых судебных присутствий, или "троек".
В связи с "делом врачей" был снят с поста министра здравоохранения СССР Е.И. Смирнов. Он якобы не "проявил бдительности и принципиальности в деле выявления вредителей и сросся с разоблаченными врачами-вредителями". Со дня на день он ожидал ареста. После смерти Сталина и закрытия "дела врачей" его назначили руководить ВМА в Ленинграде. Это был тот самый Смирнов, который десять лет назад привел Е.А. Дыскина в ВМА. О нем и Гавросе Е. Дыскин писал "Они в полной мере определили и направили всю мою последующую жизнь и я навсегда сохранил к ним безграничное уважение и благодарность".
Дыскин продолжал двигаться вперед, достигая новых высот. В 1961 г. Е.А. Дыскин защитил докторскую диссертацию, в 1966 г. стал профессором, а в 1968 г. - начальником кафедры нормальной анатомии, которой он руководил в течение 20 лет. В 1981 г. Е.А. Дыскину присвоили воинское звание "генерал-майор медицинской службы". Дыскиным было написано более 200 научных трудов, в числе которых монографии, руководства и учебные пособия. В 1988 г. Ефим Анатольевич вышел в отставку. Но и после ухода с кафедры нормальной анатомии Ефим Анатольевич продолжал трудиться в ВМА на кафедре судебной медицины на должности профессора-консультанта. У Е.А. Дыскина было много учеников и последователей. Он являлся научным руководителем 15 кандидатских и семи докторских диссертаций. Он стал видным ученым, внесшим большой вклад в развитие медицины.
Ефим Анатольевич Александрович Дыскин умер 14 октября 2012 г., не дожив трех месяцев до своего девяностолетия. Его подвиг стал бессмертным. Он является ярчайшим символом битвы за Москву и всей Второй мировой войны.
Добавить комментарий