25 августа итальянистке, профессору-слависту, преподавательнице нескольких итальянских университетов, переводчице и писательнице Юлии Добровольской исполнится 90 лет. Читатели «Чайки» знают об ее необыкновенной жизни по главам автобиографической книги «Постскриптум» (1), печатавшимся в журнале, по интервью, которые я регулярно у нее брала, по ее собственным публикациям. А как смотрят на Ю.А. ее нынешние соотечественники, итальянцы? Что для них главное в ее жизни и судьбе? В надежде найти ответы на эти вопросы я обратилась к только что вышедшей в Италии книге о Марчелло Вентури, где есть глава о Добровольской, и к статье о ней, напечатанной в газете Indice (№ 5, 2007). (2)
Вентури... вспоминаю фотографию, на которой они вдвоем - Добровольская и ее давний итальянский друг писатель Вентури. Оба - аристократического вида, красивые, и позы у них на фотографии благородные, прямо царственные... Возможно, Вентури, в отличие от Добровольской, дочери советского лесничего и «училки», в самом деле аристократ (3). Знаю, что Юлия Абрамовна послерождественские дни обычно проводит в старинном Средневековом монастыре, принадлежащем Марчелло и его жене. Несколько лет назад, по рассказам Ю.А, этот монастырь, похожий на замок (видела его на фотографии), в отсутствие хозяев, навестили грабители и вынесли из него одиннадцать (!) драгоценных полотен итальянских мастеров. Грабителей, как водится, не нашли, картины бесследно исчезли. Совсем недавно Ю.А. опять в телефонном разговоре упомянула Марчелло - была у него в больнице. Он лег туда с безнадежным диагнозом, но нет, не сдался, после операции ворчал, что не может читать, как обычно, утреннюю газету... Закваска у него еще та - коммунистическая. Этот итальянский владелец замка в не столь далеком прошлом был коммунистом.
Когда в 1996-м году мы с мужем в первый раз приехали в Милан - к Добровольской, а было это на рождественские каникулы, помню, как она сказала, что ее друзья Вентури очень удивились, услышав, что она должна их покинуть (Ю. А. как раз тогда гостила в их родовом «монастыре») ради каких-то незнакомых Ирины и Саши, прибывших из Анконы... Это было чудо для нас и, возможно, для нее... Неожиданно и стремительно мы обрели друг друга. Поздним вечером, после долгого дня знакомства и разговоров, разговоров, разговоров, уже в миланской гостинице я раскрыла подаренную Ю.А. только что вышедшую книгу Вентури «Via Gorkij 8 interno 106", где героиней была она, Юлия Добровольская, недаром в заголовке значился ее московский адрес. Раскрыла - и с жадностью принялась читать.
Не могу сказать, что в произведении Вентури была другая Добровольская - с первого дня знакомства, и даже еще раньше - когда наткнулась на ее уникальный учебник «Il russo per Italiani», - я поняла, что эта женщина из какой-то особой беспримесной и крепкой породы. Но в книге, написанной писателем, к тому же итальянцем, поневоле устанавливались свои ранжиры, давались свои объяснения и толкования, удивляющие порой некоторой наивностью... Все же изнутри - оно виднее, объемнее и объяснимее. Может быть, потому, когда через несколько лет переводчик книги Вентури на венгерский язык (бывший ученик Ю.А. Дьердь Рети) предложил мне сделать ее русский перевод, я ему ответила: «Давайте подождем воспоминаний самой Ю.А.».
К тому же, в книге итальянского писателя, как положено в романе, присутствовала романтическая героизация биографии Ю.А. Поклонник Хемингуэя, Вентури связывал юную ленинградскую переводчицу, Юлю Добровольскую, попавшую сразу после университетской скамьи на испанский фронт, со своим кумиром... Хемингуэй, по мысли Вентури, встретив Юлию в охваченной гражданской войной Испании, именно в ней увидел золотоволосую русскую Марию из романа «По ком звонит колокол». Эта романтическая «догадка-домысел» потом начала перекочевывать в устные и письменные рассказы о Ю.А. В очередной раз эту «историю» рассказал Сережа Никитин, написавший предисловие к переизданному учебнику Добровольской «Практический курс итальянского языка» (впервые в 1964-м году!).
Вот и Джованни Кaпекки, автор книги о Вентури, не преминул поведать о встрече «Джулии» с Хемингуэем, правда, «носящей характер легенды». Я не перестаю удивляться, зачем к такой интересной биографии, как у Ю.А., нужно еще что-то добавлять, пусть и легендарное. В книге самой Юлии Добровольской о встрече с суровым американцем - ни слова, зато есть «редкий» герой - Кампесино, обретенный на испанских дорогах. И я соглашусь с автором итальянской рецензии Массимо Бачигалупо, что «достаточно страниц о Кампесино, чтобы рекомендовать эту книгу». Тот, кто книги Добровольской не читал, возможно, пожмет плечами: ему имя Кампесино ничего не скажет. Об этом герое гражданской войны в Испании, «испанском Чапаеве», впоследствии прошедшем свой «лагерный» путь в стране Советов, мы не слыхали. Наговоренная им автобиография в 1978-м году вышла в Париже, но в соседней Италии те, кто интересовался историей, имени Кампесино не знали. Помню, как рассказывала со слов Ю.А. его правдивую, но невероятную одиссею своим итальянским друзьям, а они слушали ее как сказку. В ней, и вправду, много сказочного: хотя бы побег из развалившейся в результате знаменитого землетрясения ашхабадской тюрьмы или опознание «самозванца» членами семьи по родовой примете - родинке на теле. Чем ни древнегреческий сюжет? А Юлия Абрамовна запросто встречалась с этим человеком, переводила русскому советнику его, кампесиновские, «залихватские» оправдания в ответ на обвинения в неправильном, партизанском ведении военных действий...
А ведь был еще Хосе дель Баррио, упрятанный Ю.А. в Post Scriptum ее нетолстой книги. Дель Баррио - один из лучших военачальников-республиканцев, за личной жизнью которого следила вся Барселона. С этим невзрачным на вид, но неотразимым «мачо», победителем женских сердец, у юной переводчицы были постоянные «пикировки». И вот после поражения республиканцев, когда «испанская номенклатура» собирала чемоданы в Москву, он внезапно предлагает Юлии уехать с ним в Латинскую Америку. Диалог между ними, как всегда у Ю.А., предельно краток:
- Но кто и что я тебе?
- Все!
- ?!
После этого переданного в поэтике минимализма разговора автор сообщает, что двадцать лет спустя узнала от коллеги, что Хосе дель Баррио стал мультимиллионером в Мексике. К счастью или нет избежала Ю.А. такого поворота судьбы?
В итальянской рецензии на книгу Ю.А. наталкиваюсь на слово «gulag», вошедшее в языки мира вместе с солженицынским «Архипелагом Гулагом». После Испании Ю.А. в числе многих вернувшихся попала на Лубянку, а затем в сталинский лагерь. Но, в отличие от многих, она ничего не подписала и ни в чем не созналась (правда, ее не били и не пытали). Напомню чудовищную по саморазоблачительной силе статью, предъявленную обвиняемой: «находилась в условиях, в которых могла совершить преступление». Реабилитация, ввиду «отсутствия состава преступления», пришла, когда, как пишет Бачигалупо, «свирепый Сталин умер».
Чуть ниже сталкиваюсь с неточностью, связанной с непониманием советских реалий. «В паспорте Джулии, - пишет итальянский рецензент, - было написано.., что она «иудейского вероисповедания» (religione ebraica), и эта маленькая шероховатость была громадным минусом в послевоенной России». По итальянским понятиям, еврей - тот, кто исповедует иудаизм. Где итальянцам догадаться, что в сталинской и послесталинской России еврей определялся по маме-папе, то есть по крови, и будь он трижды христианином, не было это для него защитой (а в случае со светлой памяти отцом Александром Менем его этническое еврейство стало, как кажется, причиной для учиненной над ним расправы). Вдобавок, принадлежность к любой религии была в Советской стране криминалом, и, воспитанная под пионерско-комсомольскими знаменами, Юлия Добровольская к религии относилась вполне по-советски - как к дурману. Но вот тот факт, что паспортная пятая графа многое определяла в жизни советского человека, - итальянец понял правильно.
От себя добавлю: сама Ю.А. никогда не зацикливалась на своем еврействе. Оба ее мужа были русскими, с детства она впитала атмосферу любви к русской культуре и открытости к культурам мира. Нечего и говорить, что не знала она ни еврейского языка, ни религиозных обрядов... К ней «прилипло» межнациональное имя Юлия вместо данного при рождении строго еврейского Юдифь. И, как кажется, от ее национальной принадлежности больше, чем она сама, страдали ее мужья, особенно генерал Александр Добровольский, увезший ее под венец прямо из ховринского лагеря; женитьба на еврейке, к тому же бывшей лагернице, испортила этому незаурядному человеку карьеру.
Вспоминаю, что Ю.А. рассказывала: когда начался отъезд евреев из страны и ее мама, преподавательница английского языка, под влиянием «взрослых учеников» заинтересовалась историей своего народа, у дочери просто не было времени углубиться в проблему. В общем, могу свидетельствовать, что Ю.А. по своему духу была и осталась «гражданином мира».
Еще одно недоразумение: книга Юлии Добровольской, по мнению Джованни Кaпекки, - «свидетельство о жизни диссидентов-интеллектуалов в Советском Союзе». Под диссидентами-интеллектуалами, надо полагать, подразумевается сама Ю.А. и круг ее друзей. Но в строгом значении слова Ю.А не была диссиденткой, то есть человеком открыто выступающим против режима.
Путь к отрицанию коммунистической доктрины пройден был ею поэтапно, в несколько приемов. Вовсе не со школьной скамьи стала она «критически относиться к режиму», участие в испанских событиях и даже пребывание в камере КГБ и в ховринском лагере не сделали ее антикоммунисткой.
Парадоксы советской жизни! Со своим вторым мужем, профессором-латиноамериканистом Семеном Александровичем Гонионским, Юлия исполняла роль «полезной идиотки» для той самой власти, что не выпускала его - в Латинскую Америку, чем довела до преждевременной смерти, а ее, даже за премией, - в Италию; попала она туда в позднем возрасте, в 65 лет, благодаря фиктивному браку с итальянцем.
Выражение «полезный идиот» - калька с итальянского «utile idiota» и обозначает простака, которого власть умело использует в своих целях. Высококлассная переводчица, любитель и знаток искусства, Ю.А. сопровождала приехавших из Италии выдающихся писателей, художников, композиторов - Джанни Родари и Альберто Моравию, Ренато Гуттузо и Оттилио Стефанони, Ренату Тибальди и Клаудио Аббадо... Общаясь с Ю.А. и ее друзьями (а в их числе были Лев Разгон и Марк Розовский, Юрий Любимов и Мераб Мамардашвили...), итальянцы выносили ложное убеждение, что в стране, где живут такие люди и дозволены такие речи, существует свобода, что с этой страной «все в порядке». Властям было выгодно, что Ю.А., отбросив страх, ведет себя «как если бы она жила в нормальной стране»; до поры до времени ей это спускалось... Они с мужем ходили на приемы к послам, принимали у себя иностранцев, в то время как, скажем, артистам «Современника» перед самой встречей с американским драматургом Артуром Миллером в доме у Олега Табакова эту встречу запретили. Со стыдом и обидой повествует об этом случае Михаил Козаков в своих мемуарах. А вот Ю.А. такие - несанкционированные - встречи сходили с рук.
Иногда я думаю: может быть, дело в мере смелости? Добровольскую знали как человека прямого и решительного и, вполне возможно, побаивались с нею «связываться». А еще я объясняю этот феномен так: человек, прошедший в юности через такие испытания, какие прошла Ю.А, должен получить закалку на «всю оставшуюся жизнь». Ему уже ничего не страшно, и это передается окружающим...
Не помню, чтобы Ю.А. говорила, когда именно стала она активной антикоммунисткой. После 20-го съезда? Вслед за Венгерскими событиями? Встретившись с нею в Италии, стране, где коммунисты сильны как нигде, я обнаружила, что Добровольская «на дух» их не переносит, везде и всюду прокламируя свою антикоммунистическую позицию. Надо сказать, что она, эта позиция, в Италии, где левой интеллигенции пруд пруди, неудобна и невыгодна: из-за нее приходилось рвать с друзьями, жертвовать сотрудничеством в тех издательствах и университетах, где засели «леваки». Так что прав автор книги о Вентури - самое большое сходство итальянского писателя и его русской подруги, итальянистки и переводчицы, в их «счетах с коммунизмом». Оба от святой в него веры пришли к его отрицанию и обличению.
Судите сами, легко ли в возрасте, который в России считается послепенсионным, порвать с прошлым, расстаться с домом, друзьями, с родными могилами и совершить прыжок в эмиграцию, названный в книге «генеральной репетицией смерти»?! Вопрос риторический, однако в нем есть одна хитрость. Нужно знать Ю.А., видеть ее фотографии, снятые сразу после приезда в Италию, чтобы понять, что настоящий, не паспортный возраст Добровольской был в то время от силы лет 30-35. От Ю.А. можно услышать об ее слишком позднем и долгом взрослении, может, секрет в этом? Кто-то бегом пробежал свой отрезок, спешил, обгонял, задыхался... а кто-то шел «с отставанием», шага не форсировал, за обгоняющими не гнался и сохранил свежее дыхание. К тому же, новая и сложная задача - необходимость быстро освоиться в чужой стране и сразу начать зарабатывать деньги на жизнь (занимаясь преподаванием уже не итальянского, а русского) - придала «Джулии» и новые силы. Вспоминаю ее рассказ: как-то зимой в «замке» Вентури выключилось отопление. Чтобы не замерзнуть, Ю.А. начала танцевать. Кончила, когда отопление починили. Наука всем нам.
Массимо Бачигалупо в своей эффектной и доброжелательной рецензии пишет, что книга Добровольской завершается ее отъездом в Италию. То, что случилось потом, - переводы книг и составление словарей, работа над учебниками, бесконечные поездки на поездах, пароходах и гондолах в различные итальянские университеты, потеря старых друзей и обретение новых, - все это, по словам рецензента, нашло отражение в предшествующих главах. Но нет, не нашло. Италия, увиденная Юлией Добровольской после эмиграции из России, осталась за занавесом - возможно, как тема для будущих меморий.
Интересно вот что: за все 25 лет эмиграции Ю.А. ни разу не побывала в России. Почему - можно только гадать. Лично мне кажется, что, при всем ее бесстрашии, в душе ее засел страх перед непредсказуемой иррациональной родиной, которая может и не отпустить... Но ведь и так не отпускает. Все эти 25 лет Россия живет у нее в сердце и никак не отпускает, несмотря на то, что обретенная ею Италия так несказанно прекрасна. 1 - Юлия Добровольская. Post Scriptum: вместо мемуаров. Алетейя, СПб, 2006 2 - Giovanni Capecchi. Lo scrittore come cartografo. Saggio su Marcello Venturi, Milano, 2007 3 - Как выяснилось, Марчелло Вентури - сын железнодорожника, то есть его «аристократизм», как и у Добровольской, - внутренний. Жена Вентури, писательница Камилла Сальваго Раджи, - итальянская маркиза. Монастырь Бадия ди Тильето был подарен ее предку, кардиналу, самим Папой.
Добавить комментарий