Прилетели мы в эту страну лет этак тридцать тому назад. Ошалелые поселились у друзей в Филадельфии – городе, я не боюсь этого слова, Братской Любви (это я тогда не боялся, потом смущался, а теперь опять не смущаюсь уже ничем).
Первый день прожили спокойно, как в тумане, а на второй – наши друзья начали строить наши планы на будущее. Они к тому времени были в стране уже полгода, а значит, знали, что к чему. Миша мне говорит: "Ты английский учил? – и сам с удовлетворением отвечает, – учил. Значит, на курсы английского времени тратить не надо, а надо тебе искать работу. Чтобы работу искать, надо машину купить. Чтобы машину купить, надо права получить. Чтобы права получить, надо проехать на машине.”
Но нужно не просто проехать и показать, что ты умеешь рулить, а что ты умеешь рулить, куда инспектор сказал. То есть сдать экзамен по английскому за рулем. К счастью, я тогда этого не знал, и Миша не желал меня преждевременно расстраивать. “Вот тебе газета, звони, тренируйся в английском, вечером отчитаешься”.
Я, сказать вам по правде, как любил говаривать президент Клинтон, до этого момента ни одной машины еще в своей жизни по телефону не покупал, уже не помню почему. "Я же не знаю, что спрашивать", – взмолился я.
"Они тебе все сами расскажут, ты только directions возьми", – наставляет Миша.
"Ты имеешь в виду адрес? Это я, наверно, смогу", – хватаюсь я за соломинку.
"Нет, по адресу здесь никто не ездит", – отрезал Миша с лестницы.
Что делать? Звонить страшно, а не звонить стыдно. Я действительно английский учил, а Миша, наоборот. Он рассказывал, как у него проходило первое интервью по телефону. Позвонил человек из, конечно, не разобрать, какой компании (а переспрашивать нельзя, потому что ему может ошибочно показаться, что вы недостаточно знаете английский), и что-то стал ему рассказывать, видимо, про компанию и работу. Потом сказал что-то с вопросительной интонацией и замолчал. Тогда Миша чеканно говорит: "Yes, I can", – потому что знал, что мог сделать все, что тем могло быть нужно, всем вместе взятым. Тот молчал долго, видимо, пытался совладать с охватившими его чувствами. Это ему не удалось, и он повесился, по-английски, не прощаясь.
Вот такой человек Миша.
Ну, что делать? Взял я газету, а там одни шифровки: 4dr, a/c, p.w., mint cond, ну, вы знаете. Я засомневался в том, что, когда они сами все расскажут, как заверял оптимист Миша, мне хоть что-нибудь станет яснее. Я принял для храбрости, сказал заклинание "yes I can" и позвонил по одному телефону. Мне отвечают: "Hold on". Я говорю скороговоркой: "Очень приятно, а это Изя по объявлению 4dr, a/c, p.w., mint cond — это вы про машину?" Никакого ответа, тишина... Звоню им снова. Этот тип опять представляется мне, что он "Hold on", но уже как-то задумчиво "Хооулд оон". Тишина. На третий звонок, он уже узнал мой голос и не представляясь, как старому знакомому, сказал несколько слов, которые, как я уже тогда знал (язык все-таки учил!) к автомобильному делу отношение имели косвенное.
Я тогда еще не знал, что Холдон по каждому моему звонку ходил на второй этаж и звал своего начальника к телефону. Тот едва успевал подняться к себе, как я, собравшись с духом звонил снова. Ну, одним словом, машину я тогда не купил.
Всё, думаю, Мише отчитаться есть чем. Пойду погуляю. Гуляю себе и вдруг вижу шикарная белая трехспальная машина стоит, а в окне табличка "4 sale". Такая, думаю, новая, наверно, сто тысяч стоит. Интересно, сколько в четвертый sale, четвертую распродажу, просят. Нет, я знал, что это не для меня, у меня всего ссуда на 1200 долларов была. Позвонил из чистого любопытства. Этот, в отличие от Холдона, был любезный. Да по машине было видно высшее общество. "Я, – говорит, – хотел бы twelve hundred или best offer". Ага, думаю, двенадцать тысяч или лучшее предложение, т.е. аукцион устраивает. "Извините, говорю, у меня таких денег нет."
"А сколько у вас есть?" – "У меня только one thousand, two hundred, извините," – и не дав тому оправиться от шока, повесил трубку. Он, наверно, до сих пор у телефона стоит, цифры бормочет.
Вот так наши учителя английского языка уберегли меня от неудачной покупки. Нас учили, что если 12, то "thousand", а если тысяча двести, то one thousand two hundred. Так не пора ли нам всем на сэкономленные всеми нами деньги поставить памятник нашим учителям, которые учили нас английскому, как они себе его представляли. Это подвиг, учить языку, на котором говорят во многих странах, а ты ни в одной из них никогда не был. Ну, как минимум, давайте выпьем за их здоровье.
Добавить комментарий