Oper plaxov iz ubojnoj sily 2005.jpg
«У моего героя сердце бьется в три раза медленнее, чем у обычных людей»
— Костя, я понимаю, что точную цифру назвать невозможно, и все же: какое сегодня соотношение между вашими «да» и вашими «нет» в ответ на предложение сняться в новом фильме?
— Вы имеете в виду качество предложений?
— В принципе, да.
— От некоторых ролей я вынужден отказываться не из-за того, что они такие плохие, а потому что сейчас занят в очень серьезном проекте с плотным графиком.
— Вы имеете в виду Wanted — голливудский проект Тимура Бекмамбетова?
— Нет, в Wanted я уже отснялся. Там у меня маленькая роль, пять-шесть съемочных дней. Я имею в виду «Колчака» для «Первого канала». Поэтому говорить, что я отказываюсь от пяти ролей из десяти или от семи из пятнадцати было бы неправильно. Просто я решил сосредоточиться на чем-то одном. Пора выбирать.
— А все же откровенной швали вам много предлагают?
— Кажется, перестали. Но я не вполне владею ситуацией, потому что мой товарищ и по совместительству директор весь поток мужественно берет на себя. А мне на глаза попадается уже то, что он решил из этого потока извлечь.
— Я допытываюсь про ваши «да» и «нет» не из праздного любопытства. Хочу понять, чем увлек вас «Русский треугольник»?
— В первую очередь тем, что это было приглашение от Алеко Цабадзе — режиссера, с которым я уже работал на сериале «Бухта Филиппа». В Алеко есть все, что мне нравится в режиссерах, вот я и согласился.
— А что вам нравится в режиссерах?
— Понимание того, что такое кино. Знание того, какое кино ты хочешь делать. Воля, чувство юмора и обязательно самоирония, потому что если ее нет, то чувство юмора получается с изъяном. Еще — чувство дистанции, чувство меры. И чего сейчас катастрофически не хватает — желание и умение работать с актерами. Алеко хоть и иностранный режиссер, но пытался все подробно объяснить мне по-русски.
— Вы часто сталкивались в работе с режиссерами, которые не умеют обращаться с актерами?
— Часто. И такие впечатления надолго остаются в памяти.
— А бывало так, что чаша неприятных впечатлений в какой-то момент переполнялась — и вы хлопали дверью в разгар съемок?
— Чтобы прямо в разгар — такого я еще себе не позволял. Все-таки завершал работу.
— И уже потом высказывали все, что думали?
— Бывало. Я не могу сказать, что получил в «Русском треугольнике» подробно и глубоко прописанную в сценарии роль. Если бы на такую роль меня позвал другой режиссер, я раздумывал бы дольше. Но вместе с Алеко мы нашли характер этого тяжелого парня. Знаете, когда внешних проявлений почти нет, зато есть особый внутренний ритм, и сердце бьется в три раза медленнее, чем у обычных людей.
— Среди ваших близких или хороших знакомых есть люди, которых впрямую коснулась война в Чечне?
— В свое время мы снимали «чеченские» серии «Убойной силы», и нас везде сопровождали ребята из Владикавказского ОМОНа. Они в Чечню ездят как на работу, и мы пообщались с ними на съемках достаточно плотно. Те серии «Убойной силы» получились нестыдными, как мне кажется. Кроме того, два года назад я снимался в одном фильме, там был очень обаятельный пухленький молодой человек, и играл он такого же совершенно безобидного фотографа. Я никогда бы не подумал, что он прошел Чечню, но оказалось, что да. Там я убедился, что война на всех откладывает разный отпечаток. Это не обязательно нервный тик или обугленный взгляд.
«Девушка на полном серьезе приняла меня за Константина Райкина»
— Вам на театр времени хватает?
— Я работаю в старых названиях. «Белая гвардия», «Гамлет», «Утиная охота» в МХТ и параллельно «Калигула» — мне сейчас этого достаточно. Это старые названия, но не состарившиеся спектакли — большая разница. Нашу театральную компанию так научили, видимо, что мы все время пробуем, все время ищем новые смыслы. Как только перестанем — спектакль слетит.
— Из четырех названных вами спектаклей последним вышел «Гамлет». Для вас не секрет, что критика приняла его кисло. Вообще, ваши питерские театральные работы в прессе встречали с гораздо большим воодушевлением. Вас это задевает?
— Мне интересно, когда что-то говорят и пишут по делу. Но когда девяносто процентов рецензий на «Гамлета» начинаются с того, что «менты» захватили Эльсинор, мне становится скучно, потому что сразу понятен уровень таких театральных «писателей». Если разбор по существу — я радуюсь. Если мне указали на принципиальную ошибку, я тут же советуюсь с режиссером, и мы либо исправляем то, что не заметили и упустили, либо остаемся при своем мнении. Но такие вещи крайне редки. Зато все больше людей не стесняются того, что не смотрели спектакль, который рецензируют. Пришли в зал после первого акта или сбежали в буфет еще до антракта. Или вообще по рассказам написали. В прошлом году после церемонии «Чайка», где я получил за Клавдия награду «Лучшему злодею», ко мне подошла девушка и на полном серьезе стала брать у меня интервью как у Кости Райкина, который тоже был в «злодейской» номинации — за спектакль «Косметика врага».
— Да ладно. Вы хотите сказать, что наши девушки не знают вас и Райкина в лицо?
— Я был поражен. Вроде бы, мы не так уж с ним похожи, да и по актерской манере разные. И, тем не менее, для той девушки мы были на одно лицо.
— Она спросила, был бы рад ваш папа Аркадий Исаакович награде сына?
— Нет, она спросила, интересно ли мне было работать с Романом Козаком. Я стал судорожно вспоминать, что за спектакль с моим участием Роман поставил, а я об этом забыл. Но так и не вспомнил. Вот какие вещи сейчас в театральной журналистике встречаются.
— В свое время, еще в Петербурге, вы с режиссером Юрием Бутусовым начинали работать над спектаклем «Идиот». А потом все прекратилось. Прошло уже лет десять. Не возникало идеи возобновить репетиции «Идиота» уже в Москве?
— У меня или у Бутусова?
— Совместно.
— Нет, не возникало, к сожалению. Кстати, тогда на роль князя Мышкина был назначен Миша Трухин, но он потом покинул театр из-за другой работы, и Мышкин по наследству перешел ко мне. Мы достаточно интересно начали работать, но летом театр ушел в отпуск, а по возвращении Юра все остановил, и мы начали репетировать другой спектакль.
— Вот вы говорите «к сожалению». А почему бы вам тогда по праву старого товарища не напомнить Бутусову про «Идиота»?
— Нет, у нас такие вещи не приняты. Наша театральная команда воспитана так, что мы роли себе не выпрашиваем.
— Зачем же сразу «выпрашиваем»? Просто подходите к своему режиссеру и говорите, что вам было бы интересно вернуться к Мышкину.
— Это и называется «выпрашивать роль».
— Но роли-то вам нужны. Подозреваю, Олега Павловича Табакова как художественного руководителя МХТ напрягает, что артист Хабенский из-за его кромешной занятости в кино играет в театре только старые названия. У него же на вас своя ставка.
— Согласен. Достаточно больной вопрос, и иногда я это на себе ощущаю. У меня есть интересные театральные предложения на следующий сезон — вопрос в том, чтобы застолбить в календаре три месяца для выпуска спектакля.
— Это нереально?
— Нет, почему же, все возможно. Но должны совпасть три главные составляющие — режиссер, название и три свободных месяца.
«Радует одно: мне еще ни разу не приписали роман с мужчиной»
— В последнее время вы стали чемпионом среди наших актеров по газетным и журнальным сюжетам из личной жизни. У Хабенского с одной роман, у Хабенского с другой роман. От Хабенского ребенок, не от Хабенского ребенок…
— Меня это забавляет. Друзей тоже. Но родных и близких — не очень. Я коротко и прямо скажу: в этом вопросе я большой поклонник Александра Гавриловича Абдулова.
— Вы имеете в виду историю с мордобитием?
— Да. Видимо, у него не хватило терпения объяснить все спокойно. Но будь я на его месте — не ручаюсь, что не поступил бы так же. Люди с копеечной душой, которые пробавляются копеечным делом, были всегда. Но сейчас они стали не просто вылезать на поверхность, а считать себя законодателями моды, поставщиками настоящих новостей, специалистами по раскрутке тех или иных персонажей и истиной в последней инстанции.
— Они вам скажут, что сами по себе ни при чем — просто отвечают запросам публики, которой надо именно это и ничего другого.
— Не согласен. Я уверен, что наш с вами разговор отвечает запросам публики не меньше. Не хочу публично обсуждать свою личную жизнь, и считаю, что имею на это право. Кино и театр, политика, глобальное потепление — все это меня волнует, и я могу об этом разговаривать с журналистами, пожалуйста. Но содержимое внутренних карманов я выворачивать не желаю. И другим не позволю.
— У вас же есть директор, он наверняка сотрудничает с юристами. Подайте на обидчиков в суд — вдруг выиграете большую сумму?
— Вряд ли. Это на Западе есть институты урегулирования такого рода инцидентов, а у нас по-прежнему все делается путем топора, кулака и такой-то матери. Потому что в желтых изданиях очень неглупые юристы работают, и все закончится тем, что мы будем годами обсуждать, что такое «сука» — ругательство или литературное слово. И еще окажется, что интервью вовсе не интервью, а ссылка на слова какого-то человека, который давно уехал в Китай, сменил пол, и больше его нет. В общем, поработаем на новый виток популярности этого издания — а зачем? Собака лает — караван идет.
— Между прочим, это одна из любимых поговорок Никиты Сергеевича Михалкова.
— Да? Вот видите, мы с ним, не сговариваясь, пришли к общему мнению.
— Вы готовы к тому, что скоро появятся статьи про ваш роман с Анжелиной Джоли?
— А уже появились. Вы опоздали.
— Описывают ваши похождения с подробностями?
— Этого у кого насколько хватает воображения. Радует меня только одно — что пока мне еще ни разу не приписали романов с мужчинами.
— С Брэдом Питом, например.
— Предположим. Такого нет, и это приятно. Из всего надо извлекать плюсы.
— Не волнуйтесь, Костя, у вас все впереди. И про мужчин напишут, и про животных. Скучно не вам будет.
— Нисколько не сомневаюсь.
— Я понимаю, что вы связаны с продюсерами фильма Wanted жестким договором о неразглашении тайны, но меня не поймут читатели, если я вас об этом фильме не спрошу.
— Да, у меня действительно есть такой пункт в договоре. Это фильм Тимура Бекмамбетова по американскому фантастическому комиксу Миллара и Джонса, и его сюжет в общих чертах всем известен — парень ищет разгадку смерти отца и внедряется в контору наемных киллеров, где тот служил. Про свои съемки в Wanted я могу сказать только одно. Эти ребята, выходя на площадку, просто начинают работать, и работать честно — будь то репетиция или дубль, неважно. Они выкладываются на сто процентов — в отличие от многих наших коллег. Отработав, расходятся по трейлерам и ждут, пока идет перестановка для следующей сцены. Потом снова выходят, снова честно работают — с абсолютным знанием текста, четко и весело. Я думаю, гонорары здесь ни при чем. Дело в отношении к профессии.
— Конечно, гонорары ни при чем и ничего не гарантируют. Взгляните на наших футболистов, и все вопросы отпадут. Но про свою работу с Анжелиной Джоли вы уж пару слов скажите.
— Это было интересно, и это было без понтов. Там на площадке нет такого — «я звезда, а ты никто». Мы вместе работаем — и все. Там нет такого, что я в кадре спиной, поэтому могу как угодно себя вести — валять дурака, пробрасывать текст через губу. По крайней мере, я попал в такую ситуацию. Может, у кого-то опыт был другой.
— Бекмамбетов в этой новой для него ситуации чувствует себя свободно?
— Естественно, ему тяжело. Большому художнику хочется высокого полета, а ему не дают. Жесткий график съемок, ограниченный профсоюзами рабочий день. Но Тимур справится.
— Когда фильм должен выйти?
— Я слышал, что в марте.
— К вопросу о высоких гонорарах. По вашим ощущениям, вы сейчас входите — ну, не в пятерку, а хотя бы в десятку самых высокооплачиваемых русских актеров?
— Ой, я не знаю. Честно не знаю.
— Мне просто интересно, переходит качество в количество или нет.
— Понимаю. Я не имею привычки лазить в чужой бумажник, но иногда с большим восхищением узнаю, в какие суммы оценивают себя те или иные актеры. У некоторых такая замечательная самооценка, что мне до них и, соответственно, до первой десятки очень далеко.
Добавить комментарий