- Не повезло нам, - с явно уловимым оттенком неловкости, негромко проронил пожилой, седоватый водитель, растерянно взглянув на случайного своего пассажира, подобранного им по дороге, бегущей из сельського района в Киев, на которой тот голосовал в надежде остановить попутку, чтобы добраться до столицы. Грустная фраза повисла в салоне автомобиля после нескольких безуспешных попыток хозяина машины запустить двигатель видавшей виды, старенькой своей "Таврии".
А случайным этим пассажиром оказался сорокапятилетний, спортивной внешности, преподаватель математики Кронин Владимир Николаевич, в лёгкой, осенней курточке с капюшоном. По какой-то невероятной иронии судьбы горемычный автомобиль отказался ехать по мокрой от дождя, октябрьской дороге как-раз в том месте трассы, где она врезалась в Кнышев, рассекая его на две части. То есть врезалась в село, где много лет назад учитель впервые открыл дверь классного кабинета, за которой появления нового преподавателя с любопытством ожидали семиклассники, первые ученики, с которыми довелось работать Кронину после окончания университета. На протяжении восьми лет учительствовал он в селе, но вышло так, что потом уехал из Кнышева преподавать в другую школу и после отъезда бывал в нём очень редко. А тут, поди ж ты, довелось.
Пожав плечами в ответ на констатацию факта поломки автомобиля водителем "Таврии" и поняв, что тот решил пешком отправиться к своему родственнику, живущему неподалёку, чтобы переночнвать у него, а автомобиль ремонтировать уже утром следующего дня, учитель вышел из машины и ступил на Кнышевскую землю, перекинув через плечо дорожную сумку.
Осенний дождь упрямо барабанил и по остывшей уже от летнего зноя земле, приготовившийся к холодам, и по асфальту в трещинах, напоминающих морщины, и по проломленной каким-то непостижимым образом или, может, просто треснувшей от старости бетонной крыше, разрисованной подростками автобусной остановки, к которой и направился учитель в надежде, что там легче будет словить попутку. Остановка располагалась метрах в ста от застывшей "Таврии". Нельзя сказать, что у Кронина в Киеве были такие уж срочные дела. Так, не особо важная, рутинная встреча с давними знакомыми, можно сказать, визит вежливости, но, хотя учитель не сильно спешил, удовольствия от стояния под дождём, на обочине трассы, Владимир Николаевич не испытывал.
Время шло.
"Удивительно, - подумал преподаватель,- за полчаса проехало меньше десятка машин и ни один водитель не подобрал голосующего путника".
А на улице начинало темнеть.
"Неужели придётся ночевать в Кнышеве?, - возникла неожиданная мысль в голове учителя, - ночевать в Кнышеве, хм. Легко сказать. Но где? Ведь связь с Кнышевом растворилась вместе с годами."
И тут Владимир Николаевич вспомнил Рому Тущенко, бывшего своего ученика, как-раз того класса, в котором Кронин проводил первый свой урок в качестве уже не студента-практиканта, а учителя. Кто знает, отчего именно простое и доброе лицо Тущенко всплыло в памяти преподавателя в те секунды. Возможно потому, что жил Рома не очень далеко от автобусной остановки, на которой в растерянности стоял учитель. Образ щупленького, черноволосого, скромного, всегда по-доброму относящегося к одноклассникам, да и вообще к людям, мальчика совершенно явственно возник из глубин подсознания преподавателя.
"Сколько же лет прошло с тех пор, если сейчас 2012 год? Да, наверное, добрая четверть века. Роме, вероятно, сейчас хорошо за тридцать" ,- начал рассуждать про себя Владимир Николаевич, а ноги его уже делали первые шаги в направлении жилища братьев Тущенко, да, именно братьев, - младшего Ромы и на четыре года старшего Толика.
Впервые учитель попал в дом своего ученика из-за нескольких не выполненных Ромой домашних заданий. Полный энтузиазма выпускник университета Кронин в далёком 1989 году наивно и искренне полагал, что все школьники должны старательно постигать математику. Вот ему и пришла в голову мысль посетить дома младшего Тущенко и поговорить с его родителями. В один из осенних (тоже осенних) вечеров так и сделал. Нерешительное рычание дворового пса не остановило учителя, и он постучался-таки в дверь. Её открыл растерянный Рома, в глазах которого легко читалось отчётливое понимание им причины вечерниго визита к нему преподавателя математики и возможных последствий такого визита.
Оказалось, что мама братьев ушла в гости к своей сестре, а папа их ещё не вернулся с работы. Однако Рома пригласил учителя войти в дом и, тяжело вздохнув, произнёс:
- Наверное, вы всё равно будете их ждать, так давайте я вас чаем угощу.
Учитель пожал плечами, но от угощения не отказался, хотя, садясь за стол, почувствовал некоторую неловкость из-за того, что пришёл в чужой дом с пустыми руками.
Но как только кухня наполнилась чайным ароматом, с громким стуком открылась входная дверь и в дом вбежал старший брат Ромы, Толик, явно чем-то взволнованный. Такой же худощавый, как и его младший брат, но ростом на голову выше.
- Здравствуйте, - небрежно бросил он в сторону преподавателя, -там на улице такое делается, такое делается, там такое, такое! –жестами он изображал нечто непонятное.
- Во-первых, добрый вечер, во-вторых, успокойся и объясни, пожалуйста, что случилось? - попросил Кронин, встречавший уже Толика ранее в школьных коридорах.
- Там всё светится, - произнёс он дрожащим, почти испуганным голосом.
Естественно, после этих слов и Рома, и учитель, поднявшись из-за стола, решительно вышли на крыльцо и то, что увидели, действительно потрясло и породило неожиданные мысли. Село заливало яркое, голубое свечение. А ещё несколько минут тому назад, когда Владимир Николаевич шёл по улице, ничего подобного не было.
- Смотрите!- выкрикнул Толик, показывая рукой на Север,-там свечение ярче !
И действительно, ощущение было такое, будто источник неровно дребезжащего света находится где-то в северной части села.
- У вас есть велосипеды?- спросил учитель у братьев.
- Есть, два, но в них пробуксовывают цепи временами.
- Ничего, можете дать мне один, а на другой вдвоём поместитесь, - предложил Кронин, - поедем посмотрим, что это может быть.
От такой идеи мальчики были в восторге и все второём двинулись в путь. Цепи действительно упрямо пробуксовывали, мокрый снег усилился, ехать было тяжело, но по мере движения загадочный свет становился всё более ярким. По дороге велосипедистам не встретился ни один человек. Село, как будто вымерло, и казалось, что неожиданные путешественники присутствовали на съёмках фантастического фильма. Учитель так напряжённо всматривался вдаль, пытаясь понять, где же находится загадочный источник света, что не заметил яму перед собой. Поскольку он ехал первым, то и попал в неё колесом. Хотя яма была не очень глубокая, математик оказался в луже. Но что значила грязная одежда, если вокруг был разлит таинственный свет, который ставал всё ярче, а желание узнать, откуда он берётся, всё сильнее и сильнее.
- А может, это пришельцы с далёкой планеты? - крикнул Толик, ехавший сзади.
В другой ситуации Кронин бы засмеялся, но тогда промолчал, а сам подумал: "Почему бы и нет, ведь в газетах только за минувший месяц появлялось несколько публикаций о загадочных НЛО над Киевской областью?"
Источник света велосипедисты увидели сразу же, как только проехали мимо последнего дома в селе. Объяснение оказалось намного прозаичнее, чем прилёт инопланетян. Замыкало два провода высоковольтной линии. Космических пришельцев вблизи не было. Возле столба работали электрики. Один из них почему-то очень внимательно и несколько удивлённо взглянул на учителя. Тот сначала не понял, в чём дело, но потом опустил голову и увидел себя в ярком свете. Длинный плащ, отутюженные брюки и ботинки оказались забрызганными грязью.
Сзади к преподавателю подошёл Рома и осторожно дотронулся до его рукава.
- Вон там за столбами стоит трактор, а в нём мой папа, вы будете сейчас с ним разговаривать?
- Как-нибудь в другой раз, - нерешительно ответил учитель, и искатели инопланетян, развернув велосипеды, медленно направились в сторону села.
А вот позже действительно Кронин познакомился и с отцом, и с мамой мальчиков, занимающейся только домашним хозяйством. У них сложились очень добрые отношения. Владимир Николаевич помогал после уроков отстающему по математике Роме, а иногда и Толику, а родители братьев часто приглашали молодого педагога, который жил один в пришкольном общежитии, то на домашние вареники, то на шашлыки, то на различные праздники. Мальчики не блистали знаниями в школе, но со временем учитель понял, что нельзя назвать их ленивыми . Они собирали в лесу грибы, лекарственные растения, а в диких, то есть в ничьих посадках, летом обрывали яблоки зимних сортов и всё это сдавли за деньги в заготконтору. А была же ещё привычная работа на огороде и по домашнему хозяйству, ведь двум бычкам, козе и нескольким курам требовался уход.
Добродушное лицо Ромы, от рождения разговаривающего несколько медленне чем его сверстники, не стиралось с памяти педагога, пока он шагал по направлению к дому семьи Тущенко. Учитель несколько лет назад, от случайно встреченных в Киеве бывших своих учеников узнал, что отец Ромы и Толика, по имени Анатолий, проработавший всю жизнь трактористом, полный и невысокий весельчак, уже умер. А такой добродушный был человек. Никогда не обходился без шуток-прибауток, ни за столом, ни за домашней работой. Причём казалось, что не существует тем, которых он не мог бы коснуться своим простонародным, но добрым юмором. От этих же учеников преподаватель услышал и о том, что Толик и Рома стали прикладываться к рюмке, да ещё как прикладываться, но он не поверил. Мало ли, что люди говорят. Любое село всегда полнится слухами, большая часть из которых пусты, хотя где-то в душе Кронина и мелькнула тогда мысль, что дыма без огня не бывает, но всё же новость эту учитель всерьёз не воспринял.
На этот раз во дворе не оказалось не только лающей, но даже рычащей собаки. Владимир Николаевич постучался в дверь и её открыл Рома, как и много лет назад. Он оказался не очень гладко выбритым, в домашней одежде и с сильным запахом перегара. Неужели это тот Рома, который на рыбалке учил Кронина надевать наживку на крючок, а когда вместе возвращались со ставка и увидели, что горит пекарня, он в свои 14 лет, не задумываясь бросился вместе с другими односельчанами спасать мешки с мукой, вынося их из объятого пламенем здания во двор? Да, это был Рома, тот самый, теперь уже со взрослым, но таким же добродушным, как и в детстве, лицом. Ясно, что и внешность Кронина прошедшие годы не изменить не могли. Но бывший ученик узнал своего учителя. Решительным движением он широко открыл дверь и, будучи верным своему немногословию, вместо дежурных фраз, типа: "сколько зим, сколько лет", или: "откуда вы к нам попали", коротко, но искренне произнёс, улыбаясь, одно слово: "Заходите" и только потом, уже в прихожей начал долго, молча трясти руку Владимира Николаевича.
Учителя он проводил в зал, куда вышла мама братьев, мама Зина, как они её иногда называли. В сердце Владимира Николаевича кольнуло не оттого, что он увидел перед собой изрядно, не по годам постаревшую женщину в простеньком, застиранном до бледности халате, а оттого, что куда-то пропал так свойственный ей раньше глубинный, добрый блеск глаз, сменившийся теперь излучаемой усталостью и грустью.
Потом, конечно, были расспросы, что да как, откуда и куда. Тему алкоголя не затрагивали до поры, до времени, хотя ее отголоски присутствовали и в разговорах о поисках работы Ромой, и в растерянных взглядах, и в помятой одежде, и в пустых стопках, притаившихся на краю стола, и в стеклянной поллитровой бутылке, стоявшей под ним.
Вдруг в зал тихо вошёл Толик, вероятно, открывший входную дверь своим ключом. Оценив в долю секунды ситуацию, расплывшись в улыбке, он громко констатировал:
- О, Николаевич у нас дома. Значит, не зря я за водкой ходил и правильно сделал, что взял не пол-литра, а 0,75.
Упомянутую бутылку он сразу достал из внутреннего кармана бесцветной своей куртки и поставил на стол. Учитель ощутил неловкость и, взглянув на маму мальчиков, то есть маму мужчин, понял, что она давно смирилась с течением событий, очевидно чувствуя, что не в силах изменить их ход. Женщина лишь тяжело вздохнула и негромко сказав: "Сейчас приготовлю вам ужин", - вышла на кухню.
И опять начались вопросы-распросы с хлопаньями по плечам, многократным пожатием рук, только теперь уже с Толиком, а не с Ромой.
Естественно, что добродушное, несмотря ни на что, семейство Тущенко, не могло приступить к ужину, не пригласив к столу, накрытому в кухоньке примыкавшей к залу, учителя, который опять, как и больше чем два десятка лет назад, корил себя за то, что пришёл в чужой дом с пустыми руками. Однако от предложенной стопки он отказался. Маме своей Толик и не наливал, понимая, что она не будет пить водку. Жареное сало с луком, яичница, вкусный, удивительно густой горячий супчик с обилием плавающих в нём маленьких, куриных фрикаделек и долгая беседа за сменяющимися одна за другой рюмками... Сколько это всё продолжалось? Наверное, часа полтора. Но мама Зина сидела за столом совсем недолго, а затем оставила сыновей с учителем, однако выглянула минут через пять.
- Я вам постелила в зале, а Рома с Толиком будут спать в своей комнате, - сообщила она буднично Кронину и он, кивнув женщине, поблагодарил её.
За ужином учитель узнал, что и Рома, и Толик были женаты, но совсем недолго. Однако успели при этом завести детей. Почему краткой оказалась их семейная жизнь? Думаю, что ответ на это читатель знает, ответ стоял на столе, в стеклянной бутылке тёмно-зелёного цвета.
Толик, который уже навеселе зашёл с водкой в дом, после четвёртой стопки, смерив стол помутневшим взглядом, решительно встал и произнёс: "Я пошёл спать, сегодня устал". Затем подвинув ногой стул, чтобы иметь возможность открыть дверь из тесной кухоньки в зал, он неуверенной походкой направился через него к своей комнате. А учитель с Ромой остались сидеть за столом и бывший ученик, желая выговориться, поделиться сокровенным с преподавателем, которого считал своим другом, тихо сказал:
- После развода с женой через пару месяцев я пришёл к ней, чтобы проведать свою дочурку, принёс шоколадку, а бывшая меня прогнала.
Младший Тущенко рассказывал о перечёркнутой своей любви, о несправедливостях судьбы, никого конкретно в них не обвиняя. Он говорил медленно, как и в детстве, или, пожалуй, ещё медленнее. И вдруг он замолчал. Кронин взглянул ему в лицо, желая что-то уточнить, но не стал этого делать, увидев в глазах бывшего ученика неимоверную тоску, которая, казалось, вырывалась из глубин его души, обманутой водкой.
Рома налил себе стопку и залпом выпил. Закусывать не стал, а уставился в одну точку на полу, подперев голову рукой. То есть нет, он смотрел не в одну точку, а внимательно наблюдал за чем-то, хотя учитель понял это не сразу, а только тогда, когда сам опустил взгляд на пол. Он увидел там две одинаковые, белые, керамические мисочки, в каждую из которых ученик его, за несколько минут до того, во время застольной беседы с учителем, налил поровну давно остывшего супа. Возле одного блюдечка сидела кошка, не дотрагиваясь до еды, а из второго аппетитную порцию с куриными фрикадельками быстро поглощал её котёнок, умело орудуя маленьким язычком. И только когда он вылизал своё блюдечко до блеска, кошка, очевидно его мамаша, не спеша принялась за свой суп. А котёнок, по-видимому, желающий добавки, несмотря на то, что съел довольно приличную, по сравнению с размерами его желудка, порцию, понаблюдав несколько секунд внимательно, как ест мамаша, сунулся головой к её блюдечку, приготовив свой язычок.
И тут Рома, к удивлению Кронина, резким движением схватил маленькое, серое, пушистое создание за шкирку и громко начал кричать на него:
- Что же ты, гад, делаешь? Сам уже поел, а хочешь, чтобы мать осталась голодной? Что же ты за жлоб такой?
Младший Тущенко от волнения даже немного увеличил темп своей речи, обращаясь к перепуганному котёнку, которого держал правой рукой перед своим лицом, так, как будто не сомневался, что тот понимает смысл сказанного хозяином.
- Нельзя этого делать. Она же твоя мать! - продолжил Рома, а затем встал, открыл дверь в прихожую и бросил туда нелепо расставившего свои лапки питомца, а вернувшись к столу, нагнулся к мисочке с супом, подвинул её ближе к растерянной кошке и уже изменившимся, ставшим нежным голосом, тихо сказал ей:
- Ешь, это твоё!
Но кошка, сделав несколько скромных глотков, большую часть фрикаделек оставила в мисочке. Котёнку своему? Кто знает.
А младший Тущенко молча налил себе ещё стопку и, когда выпил её, неожиданно упал головой на стол.
Нет, ему не стало плохо, как сначала подумал Кроинин. Рома просто отключился от реальности, и через несколько мгновений кухонька заполнилась громким храпом.
Дверь в комнату открылась, и из неё показалась голова мамы Зины:
- Идите спать, - негромко и с привычной грустью сказала она учителю, - вы знаете куда, там уже постелено. А Рому я сама уложу, пока на кушетку в прихожей.
Кронин спорить не стал, но отдых его до утра был неспокойным. В нелепом сне котёнок ходил кругами вокруг маленькой тарелочки, в которую кто-то налил суп с фрикадельками. Ходил, опасливо косясь на желанное блюдо, но не прикасаясь к нему.
Учитель встал рано, поскольку знал, что первый автобус до Киева отправляется в 5.30. Он очень удивился, что мама Зина встала раньше его и, когда вышел из зала, то на столе кухоньки увидел на тарелке бутерброд с маслом и чашку с чаем, из которой шёл пар.
- Покушайте перед дорогой, - тихо сказала добрая женщина.
И Кронин послушался. Ел он молча. Да и о чём было говорить? Не знал учитель, чем мог помочь братьям.
Попрощавшись с мамой Зиной, Кронин быстрым шагом направился к автобусной остановке. Ночью выпал снег, по большому счёту первый настоящий в том году, а не мокрый. Лёгкий морозец утром напомнил о приближении зимы. Снег скрипел под ногами, в предвкушении радости спящих пока детишек, которые поднявшись с кроватей выглянут в окно и вспомнят о санках и снеговиках, улыбнувшись изменению погоды, радуясь отступлению нависающей ещё вчера над Кнышевом равнодушной, мокрой серости.
Уже заняв своё место в автобусе, учитель через оконное стекло скользил взглядом по притихшим, скромным сельским строениям, зная, что в большинстве из них покой ночи начал уступать место утренним заботам по хозяйству.
"Вот ведь и Рома с Толиком, когда-то, будучи ещё учениками, по дороге в школу радовались первому снегу, одаривая его детскими улыбками, но неумолимо текущее время по-своему выстроило их жизни".
Преподаватель математики чувствовал, что прикоснулся к судьбам братьев, как касательная прикасается к графику функции и ощущение своего бессилия изменить направление линии графика тяжёлым грузом легло на его душу.
А утренний автобус, осторожно выехав по заснеженной дороге из Кнышева на трассу, как-раз в том месте, где школьники с учителем (как-будто вчера или в прошлой жизни?) искали инопланетный корабль, окутанный голубым свечением, начал набирать скорость, двигаясь в направлении столицы.
Добавить комментарий