Тихон

История эта началась летом тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Тридцать первого июля на улице Чкалова, что в Москве недалеко от Курского вокзала, у здания «Главмособлстроя» толпились взрослые люди в ожидании возвращения детей со второй смены из пионерского лагеря «Гайдар». Колонна автобусов и два грузовика с чемоданами медленно подползли к зданию Главка и, вздохнув тормозами, замерли на месте. Было четыре часа пополудни, и июльский зной давал себя знать. Порывы ветра гоняли обрывки газет, как пацаны, пинающие в московских дворах разорванные мячи.

 Двери автобусов открылись, и дети посыпались на тротуар. Их заключение на природе закончилось. Отцы зорко осматривали округу, чтобы первыми заметить какую-либо опасность и пресечь её. Мамаши хлопотали вокруг отпрысков, осматривая их на предмет царапин и синяков, как будто их можно избежать, оставляя детей на вольном выпасе почти на целый месяц.

 Мы с женой ожидали возвращения нашего шестилетнего отпрыска, Витька, из четырёхнедельного пребывания в пионерском лагере. Света, моя супруга, стояла у дверей автобуса с надписью «10 Отряд» и заметно нервничала. Я же отправился к грузовикам с багажом и через пять минут присоединился к группе ожидания у автобуса. Десятый отряд состоял из тридцати двух мальчиков и девочек в возрасте шести и семи лет. Детишки медленно, с помощью вожатого, спускались по ступеням автобуса на тротуар, тут же попадая в объятья родителей. Процесс этот здорово затянулся. Загорелая детвора выползала из проёма и, попав в руки родителей, растворялась в муравейнике взрослых, теснившихся вдоль фасада Главмособлстроя.

 Мы с женой насчитали тридцать одного ребёнка, покинувшего автобус, а Вити всё не было и не было. Наконец-то в дверях появилась спина, а потом и руки нашего сына. Он бережно стаскивал по ступеням полурваную клеёнчатую сумку, в которой что-то шевелилось. Я поспешил на помощь, подхватив сына одной рукой, а сумку другой, и бережно поставил драгоценную ношу на тротуар. В этот момент вожатая отряда заговорила строгим менторским тоном:

- Виктор Наумов, я же запретила тебе везти в город это животное! И что ты теперь будешь делать?

Отпрыск виновато смотрел на нас с женой и молчал, опустив голову. Перед нами стоял явно подросший сын, но выглядел он не как городской мальчик, которого мы отправили в лагерь в начале июля. Перед нами стоял маленький деревенский мужичок. Он подрос на сантиметр - другой, чему я был очень рад: весь в меня и в мои сто девяносто один сантиметр ростом. «Так держать», - думал я. Ни Света, ни я не были готовы к такой метаморфозе, и Витька мгновенно уловил этот факт. Он наклонился и приоткрыл молнию на сумке.

- Родители, я привёз нам щенка.

Он выделил слово нам. Дипломат доморощенный! В этот момент я осознал, что сын знает нас лучше, чем мы его. Переведя взгляд с Витька на сумку, из которой появилась чёрная лохматая морда щенка, я приподнял клеёнчатую рвань, и голова лизнула мне руку, как бы говоря:

- Привет, мужик.

Щенку на вид было месяца три и весил он килограммов шесть, семь. Витёк погладил лохматое существо и гордо произнёс:

- Ему два с половиной месяца. Зовут его Тихон. Он смесь волкодава и волка!

Всё, что Света выдавила из себя после сей тирады: - Только этого нам не хватало. О, Боже, грехи наши тяжкие.

 Мы поймали такси и поехали домой.

 Машина подрулила к нашему подъезду в половине шестого. Выйдя из такси, мы с интересом наблюдали за Витей. Он вылез из авто, вытащил сумку и открыл молнию до конца. Оттуда выкарабкалось лохматое существо чёрного цвета с серыми подпалинами на обоих боках и с коричневого цвета ушами. Побарахтавшись, оно уселось на травку газона и уставилось на Витю. Мальчик вытащил из сумки потёртую верёвку и, накинув петлю на шею собаки, сказал:

- Пошли гулять.

Пёс послушно поплёлся за Витьком. Подойдя к чахлому деревцу, что росло посередине газона, сын скомандовал:

- Делай свои дела!

Тихон обнюхал дерево и быстро справил нужду.

Витя опять приказал:

- Пошли домой! – И потянул щенка к загородке газона.

Оба они ловко перепрыгнули через невысокий заборчик и направились в наш подъезд. Мы последовали за ними. Поднявшись по лестнице на второй этаж, всё семейство вошло в квартиру. Витёк снял петлю с шеи щенка и тот, не задумываясь, побежал в комнату сына. Остановившись 

посередине, он поднял голову и, потянув носом, немедля направился в угол, где у окна стоял письменный стол. Прокрутившись пару раз на месте, Тихон плюхнулся на пол и, положив голову на передние лапы, прикрыл глаза. Мы поняли: это означало, что пёсик нашёл своё место. Витёк пошуровал рукой в кармане штанов и извлёк оттуда что-то завёрнутое в газету.

- Мама, - сказал он. – Тихон должен питаться по часам, два раза в день: в семь утра и в семь часов вечера. Это – его ужин. – И сын развернул газету, в которой красовался кусок варёного мяса и сахарная косточка.

- Откуда у тебя это «богатство»? – Спросила Света.

- Повариха, тётя Настя, дала на дорожку, – ответил Витя. – Мама, мне будет нужна миска для воды и плошка для еды. Я потом тебе объясню, чем Тихон должен питаться.

Сын водрузил на свою кровать чемодан, открыл его и начал аккуратно вынимать вещи и раскладывать их в своём шкафу по полкам. Света и я не могли прийти в себя от изумления: нам подменили ребёнка. В лагерь уехал мальчик, который умел разбрасывать вещи, как никто другой, а вернулся аккуратист. Мало того, что все вещи были сложены, они были выстираны и выглажены. Чудо, да и только! А Витёк, продолжая раскладывать шмотки, что-то искал в чемодане. Света потеряла дар речи, а я не удержался и спросил:

- Кто постирал и погладил твои вещи?

- Я сам, – ответил сын. – Я помогал тёте Насте на кухне, а она за это кормила меня и помогала мне присматривать за Тишкой. Ну и заодно научила меня стирать и гладить. Она пожилая одинокая женщина – мне её было жалко, вот я и помогал ей по кухне и в свободное время тренировал Тихона.

- Что ты ищешь в чемодане? – Спросила Света.

- Старый ремень. Я хочу из него сделать ошейник для Тишки, а то верёвка трёт ему шею.

Мы только переглянулись, поняв друг друга без слов: наш сын за этот месяц повзрослел по меньшей мере на год.

- Папа, - изрёк Витёк – мне нужен будильник, чтобы выгуливать Тишку по часам.

На следующий день, в воскресенье, будильник разбудил нас в шесть утра. Витёк повёл собаку на прогулку.

 В понедельник, после работы, я заехал в зоомагазин и купил миски для воды и еды и красивый кожаный ошейник с поводком. Когда я отдал все эти вещи сыну, глаза его источали такую радость, какой я не видел с тех пор, как мы со Светой подарили ему велосипед на день рождения.

 Прошло три недели. Все заботы о собаке наш сын взял на себя. Единственное, что требовалось от нас, то есть от моей жены – это еда для пёсика. Витёк кормил и выгуливал собаку по часам и занимался с ней по два часа в день, приучая к различным командам. Комната нашего отпрыска, ранее напоминавшая склад палок, гвоздей, металлолома и прочей рухляди, превратилась в образцово показательную комнату суворовца. Нет, не подумайте только, что винтики и гайки исчезли. Нет, они просто нашли себе место, освободив пространство для щенка. А Тишка,как сказочный герой, рос не по дням, а по часам. Размеры его лап уже были больше, чем руки Светланы, и я с ужасом думал, каких размеров достигнет это лохматое существо с чёрной пастью, но с очень добрыми глазами, когда вырастет. Кстати, о Тишкиных глазах: как-то вечером, играя с ним, я обратил внимание на маленькую ранку в уголке его левого глаза. Прошло несколько дней, но красное пятнышко явно стало больше и виднее. В пятницу вечером, перед сном, я зашёл к сыну в комнату и спросил:

- Витёк, ты не обратил внимания на то, что ранка у глаза Тишки становится всё больше и больше?

- Да, папа, – ответил он. – Я промываю ему глаз тёплой водой три раза в день, но рана не уменьшается. И ещё, иногда он скулит, когда трёт глаз лапой.

— Вот что, Виктор, я попрошу тётю Иру, в понедельник сходить с Тихоном к ветеринару. Она ведь учительница и всё ещё в отпуске. Уверен, что она не откажет. Заодно доктор сделает все необходимые прививки. Ты сходишь с ней. Согласен?

- Да, папа, – ответил сын.

 В понедельник вечером, возвращаясь с работы, я увидел сына, сидевшего на лавочке возле нашего подъезда. Он явно ждал меня и, когда я подошёл, изрёк:

- Пап, мне надо тебе кое-что рассказать.

- Я тебя выслушаю, но до этого должен тебе сказать, что Ира позвонила мне после визита к ветеринару. Доктор сделал все необходимые прививки, но оставил Тихона в лечебнице по меньшей мере на неделю, чтобы подлечить ранку у глаза.

- Ну, а теперь, я тебя слушаю.

- Да, папа, я знаю, что Ира тебе звонила. – Как-то по-взрослому заговорил мой сын. – Я должен тебе рассказать, как я познакомился с Тишкой.

- А ты не хотел бы рассказать это маме и мне? – спросил я.

- Нет, – отрезал он. – Это сугубо мужской разговор. Я расскажу тебе, а ты решай сам, говорить маме или нет. – произнёс Витёк, глядя прямо мне в глаза.

- Хорошо, сын, – ответил я. – Слушаю тебя.

Витя на мгновение задумался и заговорил:

- Всё началось через неделю после нашего приезда в лагерь. Меня назначили в дежурившую по кухне команду. В шесть утра следующего дня семь человек из разных отрядов выстроились у кухни. Шеф-повар, тётя Настя, объяснила нам, что надо будет делать, а мне сказала, что я как самый младший буду у неё на подхвате. К девяти часам лагерь был накормлен завтраком и тётя Настя позвала всех помощников к столу подкрепиться. Когда все ребята собрались за столом, она отозвала меня в сторонку и сказала:

- Я и ты сначала должны накормить всех работников, а потом уж и сами поедим.

За столом было весело. Помощницы поварихи и ребята уплетали завтрак за обе щеки. А когда все наелись и разошлись, тётя Настя и говорит мне:

- Теперь наше с тобой время покушать. На вот тебе две миски и отнеси их собакам, покуда я приготовлю яичницу. Вон, видишь, на пригорке старый домик — это хибара нашего ночного сторожа Спиридона. Там у лагерного забора конура нашей собаки, Машки. Она ощенилась полтора месяца тому назад. Всех щенков разобрали, и только один остался, самый большой да лохматый, по кличке Тихон. Дай им поесть и налей свежей воды в плошки, которые лежат у конуры.

 Я был на расстоянии метров двадцати от конуры, когда увидел Спиридона. Он был пьян. В одной руке у него была початая бутылка водки, а в другой – палка, которой он норовил ударить Машку. Я остановился как вкопанный и поставил миски с едой на траву, не зная, что предпринять. А Спиридон продолжал ругать собак. Тишке это явно не понравилось, и он засеменил на помощь матери, ловко схватив штанину сторожа зубами и что есть силы потянув её назад. Но Спиридон, изловчившись, ударил щенка носком сапога по глазу. Тихон взвизгнул от боли и отполз к конуре. И вот тут я сделал очень плохую вещь: подняв палку со ржавым гвоздём, которая валялась у забора, я побежал в сторону сторожа и закричал, что убью его, если он не оставит собак в покое. Спиридон просто бросил деревяшку, развернулся и, шатаясь, пошёл через калитку к своему дому, при этом громко ругаясь матом и выкрикивая что-то вроде:

- Понаехала тута городская нечисть!

Всё что произошло видела только тётя Настя, стоявшая в дверях кухни.

- Ладно, - сказал я, – маме не будем ничего рассказывать. Ты прав – это действительно мужской разговор.

Мы подошли к двери нашей квартиры, и я произнёс:

- Сын, ты поступил абсолютно правильно, как настоящий мужчина.

Вечером того же дня, рассказав Свете о разговоре с Витей, я предложил жене оставить эту историю в тайне. 

На следующий день, когда Света возилась на кухне готовя ужин, Витёк подошёл ко мне и произнёс очень серьёзным тоном:

- Папа, я когда вырасту, буду врачом. Маме можешь всё рассказать. – Повернулся и, не дожидаясь моей реакции, ушёл к себе в комнату. От ужина в тот вечер он отказался.

 Через три дня мне позвонил ветеринар и попросил заехать к нему. Мы договорились на ближайшую субботу. День этот выдался ветреный и дождливый. По дороге к собачьему доктору, так я величал ветеринара, меня одолевали не очень хорошие мысли. И я не ошибся в своих предчувствиях. Тихон радостно встретил меня, завиляв пушистым хвостом. Левый глаз его был закрыт марлевой накладкой, и сам он напоминал пирата, разве что без сабли. Доктор потрепал его за ухом и предложил мне сесть. Пройдясь к окну и обратно к столу, он сел напротив меня и заговорил:

- У меня для вас плохие новости. Щенка в первые шесть недель его жизни нещадно били, и частенько, ногами. Во время таких побоев в ранку у глаза попал клещ. Клещ – это страшный враг животных, он втискивается в ранку и заражает кровь. Насекомое я удалил, но оно сделало своё дело. Щенок будет мучиться пять - шесть недель и погибнет. Я очень сожалею, но всё что можно я сделал, а в остальном – я бессилен и рекомендую собаку усыпить и, чем скорее, тем лучше.

Врач замолчал, встал и вышел из кабинета, оставив меня наедине с Тихоном. А тот, как будто понимая, о чём шла речь, смотрел мне в глаза и как бы говорил:

- Ну, мужик, принимай решение. Я тебе не советчик. Моей смерти на твоей совести не будет: ты просто спасёшь меня от мучений. Но тебе предстоят два очень серьёзных дела: разговор с сыном и, если бог даст, объяснение с моим убийцей – сторожем Спиридоном. 

Говорят, что собаки не выдерживают взгляд человека. Это не так! Мы с Тишкой смотрели друг другу в глаза - и первым отвёл взгляд я. Примерно через полчаса в кабинет вернулся доктор Шапиро. Я посмотрел на Тихона, потом ветеринару в глаза и выдавил из себя:

- Усыпляйте.

 От собачей больницы до дома я шёл пешком, обдумывая, что сказать Витьку. Вымокший до нитки, через два часа я притопал домой, так и не придумав, как поговорить с сыном. Витя с товарищем что-то мастерил в своей комнате. Рассказав Свете, что произошло у ветеринара, я посмотрел на неё долгим взглядом, а она лишь спросила:

- Как быть с Витьком?

На что я только пожал плечами.

 Вечером я сказал сыну, что мне звонил доктор Шапиро и сказал, что Тихон должен быть под наблюдением по меньшей мере ещё недели три и что дней через десять мы можем его навестить. Я покупал время, просто не зная, как поступить. В девять вечера сын отправился спать. Мы с женой, посмотрев телевизор до одиннадцати вечера, так и не решив, что делать, завалились в кровать. Было начало второго, но сон не шёл. Я вышел на кухню, налил стакан воды из-под крана и уселся за стол. Через пару минут в проёме двери появился Витёк. Он подошёл ко мне и с глазами полными слёз сказал:

- Папа, я всё понял. – повернулся и ушёл к себе в комнату.

 На следующий день мисочки и ошейник Тихона с поводком бесследно исчезли. К разговору о судьбе лохматого щенка мы больше не возвращались.

 Прошёл год. Наш сын закончил первый класс и вновь отправился на вторую смену в пионерский лагерь «Гайдар». В тот год в Подмосковье случилась беда: горели торфяники. Даже в самой Москве по временам было трудно дышать. Воздух был насыщен гарью, но погасить пожар на торфяных болотах почти невозможно – они должны выгореть до дна. Их мог бы загасить сильный дождь, но в Московской области стояла засуха.

 От наших знакомых мы узнали, что в районе лагеря дела обстоят ещё хуже, чем в Москве, и решили забрать сына домой. В ближайшую субботу мы сели на электричку - и через пару часов езды и ходьбы оказались перед воротами лагеря. Выяснив, что Витёк дежурит по кухне, мы с женой разделили обязанности: Света пошла оформлять бумажные дела с дирекцией лагеря и собирать вещи сына, а я отправился за Витей. Здание столовой и кухни находилось в дальнем углу лагерных угодий, в пяти минутах ходьбы от домика Первого отряда. Дежурные по кухне дети носились по залу столовой, накрывая столы к обеду. Витёк увидал меня и, подбежав, выпалил:

- Что случилось? Ты что здесь делаешь?

Я с трудом узнал своего сына. У Вити был какой-то очумелый взгляд. Сильный запах гари висел в воздухе и явно действовал на ребят.

- Мы с мамой приехали, чтобы забрать тебя отсюда, – ответил я.

— Вот здорово! – Заорал он. - Пап, мы здесь просто задыхаемся. У нас из отряда уже забрали шесть человек, а ещё двое попали в больницу.

Не знаю почему, но в этот момент меня как будто осенило и я сказал: 

- Витёк, ты заканчивай свои дела, а я хотел бы посмотреть на Машку. Это возможно?

- Да, вон её конура. – И он указал пальцем в открытое окно.

Я увидел собачью будку в углу забора и направился к ней по примятой жухлой траве. Собака лежала возле своего домика и тяжело дышала, высунув язык. Торфяной пожар донимал не только людей, но и всю живность в округе. Рядом с будкой лежала пустая миска для воды. В это время калитка распахнулась и в неё, скорее, ввалилось, чем вошло, эдакое существо метра в полтора ростом. Это был мужичок лет шестидесяти, коих мы частенько называем «метр с кепкой». В одной руке мужичка была початая бутылка водки, а другой он держался за забор, ловя равновесие и при этом слегка приседая:

- Ты, кто такой будешь? Посторррронним вход запрещён! – произнёс он, запинаясь на букве «р».

Я почувствовал, что вот - вот раздавлю эту гниду, но сдержавшись произнёс:

- Принеси собаке воды.

- Чаво ты сказал?! Да я тебя… - Он качнулся и осел прямо у забора.

Будучи на две головы выше этой мерзости, я уже не мог сдержаться. Схватив его за грудки одной рукой, я выхватил бутылку водки и вылил ему на голову:

- Слушай меня, жлоб, немедленно принеси собаке воды! – Я не говорил, а шипел, и это явно подействовало. 

Он сорвался с места, как спринтер со старта и через пару минут принёс из дома крынку холодной воды. Я заполнил Машкину посудинку, и она с жадностью вылакала её до дна.

- Слушай меня внимательно, Спиридон, - продолжал я шипеть. – Каждый божий день ты будешь следить, чтобы у собаки были вода и еда. А, ежели ослушаешься, то найду я тебя, из-под земли достану - и повешу за воротник вот на этом самом заборе, у конуры.

Вид у меня, наверное, был устрашающим, да и водка Спиридону смелости не добавила:

- Так точно, ваш благородь! – услышал я в ответ и с трудом сдержался, чтобы не загоготать.

Вечером того же дня мы добрались до дома, и через неделю наш сын вновь стал похож сам на себя.

***

 Прошло четыре года. Света, Витёк и я покинули Советский Союз и поселились в Америке. Мой сын стал врачом. В его доме проживало несколько поколений собак, но ни разу ни одну из них он не назвал Тихоном. А Россия всё пьёт горькую, продолжая спиваться…