Две жизни. Воспоминания театрального фотографа. ESTERUM Publishing, Frankfurt/Main, 2024
Книга Нины Аловерт – большая, недаром называется «Две жизни», она вместила огромный и разнообразный материал, связанный как с пребыванием автора в России (до эмиграции в 1977 году), так и со всей последующей жизнью в Америке. Вторую часть названия - «Воспоминания театрального фотографа» - не советовала бы воспринимать буквально.
Во-первых, в книгу входят не одни воспоминания, но и рассказы, о которых мне еще предстоит написать. Во-вторых, слово «фотограф» лишь в малой части отражает то, чем занималась Нина Аловерт ТАМ и ТУТ. Да извинит меня Нина Николаевна, я воспринимаю такое название как своеобразный троллинг. При том, что формально Нина Аловерт действительно работала театральным и балетным фотографом, книга говорит о другом: перед нами необыкновенно талантливый писатель, необыкновенно талантливый искусствовед, необыкновенно талантливый фотохудожник и необыкновенно талантливый по своей природе и сути человек.
Но давайте по порядку. Хотя, по правде, начала я читать книгу с конца, с рассказов. После них идут только «Избранные фотографии». Объясняется мое «обратное» чтение просто: хотела узнать Нину Аловерт с этой, не знакомой мне стороны - как автора художественной прозы.
Отдельные главы «Воспоминаний» я читала раньше, до появления книги, когда Нина Николаевна присылала их для публикации в наш русско-американский журнал ЧАЙКА. Сейчас – к сведению заинтересованных – мы продолжаем публиковать главы, не включенные автором в книгу, среди которых тексты о танцовщиках – Александре Линеве, Александре Годунове... Великолепные тексты, сопровождаемые не менее великолепными снимками. К слову сказать, несколько фотографий солистов балета, с разрешения автора, украсили обложки наших Альманахов ЧАЙКА. И уверяю, трудно придумать что-то более привлекательное...
Был соблазн сначала написать про поразившие меня рассказы. Но решила начать с другого.
Необходимо сказать несколько слов о человеческих качествах Нины Аловерт, легко просматриваемых и за этими рассказами, и за воспоминаниями об артистах, балетных и друзьях.
И на первое место я поставлю такое качество как безрассудную и безоглядную смелость. Качество это, скорей всего, было унаследовано ею от матери, поддерживавшей дочь на всех этапах жизни и во всех ее «безумных» начинаниях. Именно ей книга посвящена:
«Памяти моей матери, Елены Александровны Тудоровской, благодаря любви и поддержке которой я прожила две жизни». Елена Александровна, будучи студенткой 3 курса Петроградского университета, была арестована советской властью, из 12 лет брака с ссыльным Николаем Аловертом 6 лет провела с ним в разлуке – по разным ссылкам, и до конца жизни так и не знала, что он расстрелян. Ребенка, родившегося в Ленинграде 21 сентября 1935 года, Елена Александровна растила и воспитывала сама, хотя и в окружении своей «правильной» профессорской семьи.
Смелость и безрассудство проявлялись у Нины Аловерт по-разному, но на протяжении всей жизни. Могла сделать научную карьеру – однако не дописав диссертацию по истории, пошла на зов Театра. И то сказать – позвал сам Николай Акимов, создатель и режиссер Ленинградского театра Комедии. Могла «благополучно» создать семью, но шла за своими чувствами, влюблялась, рвала с мужьями и уходила – в очередной раз – в свободное плаванье. Так же решительно уехала из страны, от любимого Ленинграда, от друзей и бывших мужей, одна, с двумя детьми...
Еще два качества – невероятная преданность друзьям и способность любить. Назову также какую-то глубинную доброту. Скажу, что, когда в первый раз увидела фото Нины Аловерт в фейсбуке, – сразу подумала: какое хорошее доброе лицо. Эту доброту можно ощутить даже на расстоянии. Мы с Ниной Николаевной никогда друг друга не видели, время от времени обмениваемся короткими записками, но я постоянно ощущаю идущее от нее тепло.
И вот поразительно. В итоге все сложилось. Дети выросли и стали помощниками, Нина Аловерт занялась любимой работой, оказалась в ней востребованной; ее ценят и награждают, ее книги и альбомы издаются, ее фотографии - артистов и танцоров – признаны во всем мире, считаются лучшими... И, кажется, я поняла, в чем тут секрет: в них живет Нинина любовь к тем, кого она фотографирует.
Еще об одном свойстве, присущем Нине Аловерт, следует сказать особо - в связи с ее профессиональной деятельностью. Чувство красоты, переживание красоты, наслаждение красотой, доводящее до экстаза, до слез. В одном месте своих воспоминаний писательница говорит о том состоянии, в которое впала при виде Вестминстерского аббатства в Лондоне: «Подошла к воротам и рыдаю, просто вот рыдаю, слезы так ручьем и текут: сердце красоты этой смертельной не выдерживает».
Не так давно видела я фильм якутского режиссера Любови Борисовой «Не хороните меня без Ивана». Там один из героев, простой парень-якут, впадает в летаргический сон – от каждого «укола» красотой – увиденного пейзажа, художественно вылепленного сосуда, прекрасной женщины. Воспринималось это мною как своеобразный художественный прием - гипербола. Но вот – с Ниной Аловерт это происходит на самом деле. И я уверена, что лучшие ее снимки несут как раз такой «укол» красотой, переданный автором фотографии своим зрителям.
Об этих замечательных фотографиях, вызывающих удивление тем, что камера запечатлела артиста именно в момент, когда он находится на пике своей роли, своей сцены, своего прыжка - хорошо говорить в соединении с теми текстами, которые помещены в книге. Конечно, в первую очередь это зарисовки и фотографии балетных. Но даже фотографии из эпохи работы в драмтеатрах (а она в биографии Нины Аловерт предшествовала «балетной») обычно запечатлевают то главное, что содержалось в рассказе.
Вижу это и в фотографиях Акимова, где и в позе, и в выражении лица при разговоре с самыми обычными людьми заключены яркая эксцентричность и энергетика (сам Мастер оставил чудесную фотографию Нины с воздушным шаром и ее шутливый длинношеий профильный портрет, который мы, с разрешения владелицы, использовали для обложки одного из наших Альманахов). Был Николай Акимов явно расположен к молодой театралке, взятой им на работу заведующей театральным музеем. В тексте можно узнать его в неком неназванном N, благородно не воспользовавшемся ситуацией, когда девушка в минуту отчаяния (вот они, уколы Первой любви!) назначила ему свидание.
И в фотографиях актеров акимовского Театра Комедии, таких как Милиндер и Ульянова, особые моменты их игры подсмотрены зорким и любящим глазом. Столь же выразительны и фотографии Юрского, которому посвящены две замечательные главы «Сергей Юрский в Ленинграде» и «Сергей Юрский в Москве».
Но, конечно, фотографии балетных - Улановой, Долгушина, Нуреева, Макаровой, Минца, Осипенко, Барышникова - всех не перечислить, как и описание высочайших точек их жизни на сцене, - бесспорно принадлежат к лучшим страницам книги.
Нина Аловерт – ленинградка, петербурженка. В ее родном городе, в Балетном училище Вагановой, зародился тот высокий балет и тот особый «петербургский стиль», который принес славу российскому балетному искусству. Корифеи – Уланова, Вечеслова, Нуреев, Макарова, Барышников – вышли из этих стен.
Фотографий Улановой у Нины Аловерт немного. Увидела она ее девочкой, в «Спящей красавице», было это в далеком 1947 году. Но первое, невероятно сильное впечатление, как и Первая любовь, осталось с Ниной на всю жизнь.
Да и есть ли в мире человек, на которого танец Улановой, даже в плохой записи, не произведет впечатление? Скажу про себя. Так получилось, что фильм-балет «Ромео и Джульетта» (1954) с Галиной Улановой я посмотрела сразу после просмотра дзеффиреллиевской картины с юными актерами в роли шекспировских героев. Сопоставление было настолько разящим, так удивительна, наивна, изысканна, проста, поэтична и невероятно прекрасна была Джульетта Улановой, такая трагедия была сыграна-прожита ею в финале, что не шло это ни в какое сравнение с юной миленькой итальянской Джульеттой...
Несу это впечатление через всю жизнь.
Не могу не привести здесь поразившую меня мысль Нины Аловерт о творчестве балерины: «Галина Уланова была не просто великой балериной. С моей точки зрения, она была уникальным «голосом времени». Героини, которых она воплощала на сцене, обладали врожденным чувством собственного достоинства. Они гибли под натиском грубой силы или в результате предательства, их звали Мария, Джульетта, Жизель, но в каждой роли балерина оставалась верной своему предназначению: в самый страшный сталинский период она всем своим творчеством утверждала, что нравственность бессмертна».
Схожую мысль я нашла в рассказе о работе балетмейстера - Юрия Григоровича: «...какой тревожный, неустроенный мир, полный драматических коллизий и нравственных ловушек, создал в своих балетах и в редакциях классических балетов Юрий Григорович! И всё это – в советское время, вопреки показному оптимизму, в самом официозном театре страны. Балетный феномен! Сам Григорович, как и ранее Уланова, отнёсся к моему толкованию его творчества с недоумением. «Нина, я не космический Юрий, я просто Юрий», – сказал он мне. Но сам художник не обязан понимать, в чём его миссия».
Хорошо, когда на дороге художника встречается такой человек, как Нина Аловерт, способный «объять и осмыслить» его творчество в целом.
Балетные режиссеры...о, это особый класс людей, как правило, увлеченных, имеющих свои «завиральные» идеи. Нина Аловерт столкнулась с несколькими из разряда самых талантливых, даже гениальных. На заре жизни ей довелось танцевать в самодеятельном кружке, руководимом «закрытым» властями Касьяном Голейзовским, в разное время она видела постановки Леонида Якобсона, общалась с Олегом Виноградовым, Юрием Григоровичем, Борисом Эйфманом... В книге мы найдем их всех.
Мне было интересно прочитать про двух таких разных художников, как Григорович и Эйфман. Путь обоих был достаточно тернист, и оба были не слишком склонны к конформизму – с дирекцией ли театра, с артистами ли труппы. Григорович большУю часть жизни проработал в Большом театре, поддерживая и укрепляя славу «лучшего в мире» русского балета. Эйфман так и остался «питерцем», ценой невероятных усилий, преодолевая сопротивление системы, создал свой театр, с особым лицом, со своим влюбленным в его поэтику зрителем. Оба бесспорные гении, но такие непохожие по своему типажу. Об Эйфмане Нина пишет так: «Бледный, смуглый, с печальными глазами еврейского пророка...». «Балетмейстер должен быть как шаман», - это Эйфман. Про Григоровича такого не скажешь, он, пожалуй, «атаман», предводитель...
Посмотрите на их портреты, запечатленные Ниной Аловерт, там вы найдете и то, что написано словами, и кое-что еще, привнесенное искусством фотографа!
Солисты балета... За судьбой Михаила Барышникова, «Маленького принца», автору довелось следить еще со времени его учебы в Вагановке. Его творческий путь восстановлен скрупулезно и любовно.
Выписываю небольшой кусочек из воспоминаний Нины Аловерт о необыкновенном дуэте совсем еще молодого Барышникова с солисткой Большого театра Натальей Бессмертновой. Барышников станцевал этот дуэт вопреки запрету директора Кировского театра, поставив на кон свое в нем пребывание. «... в тот незабываемый день в атмосфере нервозности, зависти и восхищения Жизель – Бессмертновой и Альберт – Барышникова казались существами из иного мира, а их дуэт виделся нам символом вечной любви и красоты, не подвластной времени и злобе дня. Говорят, плёнку, на которую был снят дуэт, «смыли», как только стало известно, что Барышников остался на Западе. У меня же сохранились мои фотографии».
Слава Богу, фотографии сохранились и для нас, зрителей. На них можно полюбоваться в книге.
Здесь к месту будет сказать, что Нина Аловерт дает несколько описаний партии Альберта и Жизели, сыгранных и прочувствованных по-своему разными танцовщиками и балеринами – Барышниковым и Долгушиным (в паре с Макаровой!), Улановой и Вечесловой. Читать описания того, как большие артисты воплощают эту драму любви и предательства (в чем-то она напоминает пушкинскую «Русалку») чрезвычайно увлекательно.
Но вернемся к Барышникову. Думаю, не забудется обоими, что Нина Аловерт первой из друзей «Миши» переговорила с ним по телефону после знаменитого «побега».
Пожалуй, пора сказать про рассказы. Читала – удивляясь и радуясь, что столкнулась с необычным и интересным писателем. Яркие сочные рассказы, не похожие ни на какие другие, разве что свободной манерой и очень живым авторским голосом схожие с довлатовскими. По-видимому, Довлатов почувствовал «родственность» в нининых писаниях, так как приветствовал появление уже первого рассказа и поощрял в написании прочих. Рассказы писались «первые семь лет» (1979-1986), начавшись почти сразу по приезде в Америку, и, как мне кажется, помогали Нине Аловерт - одной, с матерью–пенсионеркой и двумя невзрослыми детьми, подвизавшейся на случайной, скудно оплачиваемой работе, –элементарно морально выживать...
Нельзя сказать, что они бессюжетны - все рассказы о любви. И мы нисколько не сомневаемся: это не придумано, рассказывается о себе. И даже есть герой этого чувства, некий Шверубович, художник. Судя по всему, никакого отношения к знаменитому артисту Василию Качалову, по паспорту Шверубовичу, герой не имеет, возможно, писательница, человек театральный, выбрала это имя по какой-то своей ассоциации.
Если вы спросите, какой он, тот, в кого Нина так безоглядно влюбилась в Америке, – я не смогу вам ответить. Героиня видит его сквозь призму своих чувств и настроений, таких разных в разных обстоятельствах.
Рассказы эти совсем не бытовые, хотя вроде и о быте и носят такие простые названия (Как я искала квартиру, Один день из жизни, или неприятный Шверубович, Милка в кружевах). Но бывает так, что действие в них перетекает из реальности в какое-то иное измерение и метро «сказочного», «любимого» и «как будто не людьми построенного» Нью-Йорка» становится вдруг местом безумного наваждения, сомнамбулического сна: «...мы спускались и покидали Землю, звезды гасли у нас над головой»...
Бывает ли любовь счастливой? В этой книге – нет. В разделе Воспоминаний есть рассказ о Первой любви – любви драматической, не имеющей счастливого конца. Солист балета, был он женат, и не единожды, имел ребенка – и роман этот был сложный, с надрывом, переживаниями с обеих сторон и в общем вполне безнадежный. Но удивительны воспоминания, оставшиеся в памяти: « ... был сильный ветер, и ветка ударяла в окно». « ... ехали вдоль Малой Невки?... по реке шла ледяная крошка, издавая хрустальный звон. А в мире была абсолютная тишина. И хрустальный звон над рекой. Словом, это была пасхальная ночь» (на самом деле,-И.Ч).
От этого чувства Нине удалось избавиться только через 15 лет, в его последней записке к ней было написано: «Ты удивительный человек и более чем друг. Спасибо тебе за уникальное отношение. Ты сделала для меня то, что не сделал ни один человек». В конце рассказа об этой прошедшей через всю жизнь, мучительной Первой любви читаем: «Так разве не была мне послана судьбою счастливая любовь?».
Редкое свойство – несмотря ни на что и вопреки всему – ощущать себя счастливой!
Рассказать обо всем мне явно не удастся. Еще раз повторю, что книга большая, состоящая из четырех частей (Семейный альбом, Ленинградский альбом, Нью-Йоркский альбом, Соединяя берега), прослойки «О работе театрального фотографа», а также Рассказов и Избранных фотографий.
Такое разножанровое построение – мемуары, искусствоведческие зарисовки, художественные тексты, фотоальбом - обусловливает возможность подходить к ней по-разному - можно читать, можно рассматривать фотографии, сопровождающие текст, а можно сосредоточиться на уникальных фотографиях, собранных в конце книги. И все будет интересно и питательно.
И в заключение скажу, что для любителей театральных сплетен и закулисных интриг в книге Нины Аловерт поживы не найдется. Она - о высоком искусстве и о людях, которые его делают и ему верны. Великое счастье, что есть преданные Театру души, наделенные талантом, вкусом и мастерством, чтобы создавать такие книги, как эта, снабжая их невероятной красоты фотографиями.
Вариант рецензии опубликован в журнале ЗВЕЗДА № 4 за 2025 год
Добавить комментарий