Это уже не первый фильм режиссера-документалиста из Бостона Маши Герштейн. В начале года на одном из всеамериканских конкурсов телевизионных фильмов ее лента "Разведка боем. Встреча с Эренбургом" была награждена призом как "Лучший документальный фильм 2007 года". Герштейн эмигрировала в США из Горького (ныне Нижний Новгород) в 1990 году; там она окончила сценарные курсы при Горьковском телевидении. И вот — премьера ее нового документального фильма по сценарию Леонида Спивака "Набоков: счастливые годы". Недавно стало известно, что картина принята на Нью-Йоркский кинофестиваль 2008 года.
— Маша, вы сняли документальный фильм о Набокове, который вызвал большой интерес у русскоязычной аудитории. На премьерном просмотре картины в Бостоне людям пришлось стоять, так как все билеты были распроданы.
— Кроме премьеры в кинозале бостонского кинотеатра, у нас было еще два просмотра: в Бостонском университете и в кинотеатре города Сэлема. Что касается Бостонского университета — мы специально искали место, куда могут добраться люди без машины. Там был аншлаг. Желающих посмотреть фильм оказалось и на этот раз больше, чем вмещал кинозал. Третьего февраля мы устраиваем дополнительный показ фильма.
— До вас доходят какие-то отзывы, отклики? Высказываются? Пишут? Звонят?
— Зрители нас порадовали. После фильма многие знакомые и незнакомые люди подходили с благодарностями. Говорили, что узнали о неожиданных сторонах жизни Набокова, отмечали подбор музыки, хвалили чтение стихов, заметили и красоту Новой Англии. Я получила много электронных писем. Отклики положительные.
— Но интереснее как раз "спорные" отзывы. Есть в фильме моменты, всколыхнувшие зрителей?
— Главный результат — это то, что многим после фильма захотелось перечитать Набокова. Одна зрительница порадовалась, что фильм получился без упрощений. Говорили, что фильм сбалансирован и держит внимание... Все же картина документальная и длится больше часа...
— Критика была какая-то или только похвалы?
— Некоторые сетовали, что не было интервью с сыном, Дмитрием Набоковым. К сожалению, не все зависело от нас.
— Он принципиально отказался участвовать? Или здесь другое?
— Нет, он просто плохо себя чувствовал. Не знаю, стоит ли об этом...
— Наверное, стоит. Иначе не понятно, почему реально существующий сын в фильме отсутствует.
— Мы с ним беседовали по телефону и переписывались. И он нам помогал. Мне было важно, чтобы в фильме прозвучал голос Набокова.
— А пленка была у Дмитрия Владимировича?
— Нет, диск с записями Владимира Набокова находится в Гарвардской библиотеке, в Поэтической комнате. Но чтобы использовать записи в фильме, нужно было получить разрешение сына.
— И он его дал.
— Да, за что мы ему очень благодарны.
— Помнится, в самом начале работы вы так хорошо рассказывали о Вере Набоковой, которая помогала мужу чем могла, чтобы "выдержать" сложные бостонские годы. Вера Набокова в фильме практически отсутствует. Почему?
— Вера Набокова — действительно очень интересная личность. Она играла огромную роль в жизни мужа и достойна собственного фильма. Помните, мы говорили о книге "Вера" Стэффи Шиф?
— То есть вы сознательно ушли от этой темы, так как она большая и вы не хотели ее касаться поверхностно? Так я вас поняла?
— И это тоже. Еще у нас был лимит времени. Набоков — фигура исключительно многогранная и объемная. Втискивать его в рамки фильма было нелегко. К тому же, о Вере набиралось мало визуального материала. Но несколько ее фотографий и связанных с ней историй в фильм все же вошли.
— В сценарии Лени Спивака ей уделялось место?
— Конечно, о Вере было написано больше, но в ходе работы сценарий много раз переписывался, все урезали и урезали. Леня уже с содроганием ждал реплики: "Надо сокращать".
— Пришлось от какого-то материала освободиться, и освободились от Веры.
— Я не считаю, что она осталась за кадром. Но отдельной главы о ней, как мы первоначально планировали, нет.
— Так вы думали об отдельной главе?
— Думали. Будем надеяться, что о ней будет снят игровой фильм. Даже представляю сцену: сидит женщина в строгом платье в аудитории, где Набоков читает лекцию...
— Вы уже видите этот фильм, его начало...
— Некоторые сцены, действительно, представляются.
— Но, может, вам как раз и предстоит его сделать? Посмотрим, к чему все это приведет. А пока вот какой вопрос. В вашем фильме очень много "рассказчиков". Маргарита Зарудная-Фриман видела "героя" фильма своими глазами. Впечатляет рассказ Максима Шраера о том, как Набоков, редактируя переводы своих текстов на английский, постепенно перешел к писанию на английском языке.
О дружбе семьи Набокова и Добужинского прекрасно рассказывает коллекционер Михаил Ковнер. Очарователен молодой профессор из Уэлсли-колледжа, одинаково блестяще на английском и на русском повествующий о Набокове-преподавателе. Как вы искали участников фильма? Что о них скажете?
— Скажу с большим удовольствием. Если говорить об успехе фильма, то он, в первую очередь, обязан этим людям. С Маргаритой Ивановной Зарудной-Фриман мы знакомы давно, она устраивала вечера у себя дома. У нее большой свой круг, но она приглашала и вновь приехавших. Маргарита Ивановна — одна из ветеранов иммиграции в Бостоне. На днях ей исполнилось 99 лет, и она мне по телефону рассказывала, что готовится к встрече 100-летия.
— Дай Бог жизни.
— Она нам дала исключительно интересное интервью. Мы приходили к ней домой, она читала свои стихи, рассказывала о Набокове, о Михаиле Карповиче, о Норберте Винере, о Романе Якобсоне — со всеми ними она была лично знакома. Она поделилась с нами своим архивом, фотографиями 30-40-х годов.
— Замечательно, что фильм демонстрирует архивные артефакты, раритеты, собранные в тиши и скрытые от глаз большой аудитории.
— Да, это уникальные материалы из личных архивов. Например, Сергей Карпович, кроме того, что поделился собственными впечатлениями от встреч с Набоковым, предоставил нам фотографии своего отца, близко дружившего с писателем.
— Кто вам помогал в розысках?
— Прежде всего, нам помогло обращение к архивам Уэлсли-колледжа и Гарвардского музея сравнительной зоологии. Помогали и наши друзья и близкие. Связывали кто с кем мог. Нас познакомили, например, с Иосифом Богуславским.
— Знаю его, интересный человек. У него находится архив Аврама Ярмолинского, известного знатока русской литературы в Америке.
— Иосиф нам увлеченно рассказывал о Ярмолинском и в связи с ним — о Набокове.
— Тема для серьезной исследовательской работы. И опять вам повезло: Богуславский поднимает непаханные пласты.
— Совершенно верно. Он рассказывал и о жене Ярмолинского, поэтессе Бабетте Дейч.
— Переводчице Пушкина.
— Они оба, муж и жена, как и Набоков, переводили "Евгения Онегина" Пушкина. И на этой почве у них были и дружба, и разногласия.
Именно Богуславский познакомил меня с Мишей Ковнером как с коллекционером живописи. Вообще-то мы были знакомы с ним давно и знали, что у него уникальная коллекция аудио и видеозаписей выступлений бардов. Оказалось, что Миша еще собирает картины. Он щедро открыл нам свою коллекцию, показал рисунки Добужинского, рассказал о совместной работе Добужинского и Набокова над пьесой "Событие", поставленной в Америке.
— Где она впервые была поставлена?
— В Европе, в Париже. Ходасевич писал, что это действительно "событие" в Русском эмигрантском театре.
— А здесь ее поставили в Бостоне или в Нью-Йорке?
— В Нью-Йорке.
— Не знала, что Добужинский был домашним учителем рисования у Володи Набокова.
— Это было еще в 10-е годы. Ковнер рассказывает в фильме, что, когда Набоковы приехали в Америку, их дружба с Добужинским продолжилась. Существует экземпляр "Николая Гоголя", подаренный Добужинскому, на котором рукою Набокова написано: учителю от ученика.
— Теперь, после вашего фильма, эти две судьбы в нашем сознании будут переплетаться. Один преподавал в Уэлсли, другой — писал там пейзажи. Дружили и сотрудничали. А как вы нашли преподавателя из Уэлсли-колледжа?
— Это Адам Вайнер. Он сейчас в буквальном смысле сидит в кресле Набокова.
Он читает курс о Набокове, работал над книгой о нем. А еще он пробивает мемориальную доску в честь Набокова в Уэлсли-колледже.
— Прибивает или пробивает? Неужели в Уэлсли нет набоковской мемориальной доски?
— До сих пор нет.
— А ведь Набоков — крупнейший американский писатель...
— Надеюсь, что скоро, благодаря усилиям Адама, доска появится.
— А как вы на него вышли?
— Я о нем слышала, что есть интересный преподаватель русской литературы в Уэлсли-колледже.
— Мне вначале показалось, что он не русский.
— А он и есть нерусский. Но по-русски говорит прекрасно.
— Жанр картины я бы определила как "фильм-исследование", ибо вы вместе с соавтором, Леонидом Спиваком, по крупицам собрали материалы о пребывании Набокова в Бостонском ареале. Мне показалось даже, что фильм слегка перегружен: слишком много фотографий, ландшафтов, рассказчиков, закадровых голосов... Кстати, о голосах. Замечательно, что прозвучал записанный на пленку голос Набокова, читающего свои и тютчевские стихи. Но вот интересно: у Набокова обнаружился ярко выраженный акцент и некоторая манерность при чтении. А стихи Тютчева, хрестоматийные "Молчи, скрывайся и таи", он читает с изменением авторских слов и ритма... Вы не боялись, что "такой" Набоков не понравится слушателям?
— Нет, не боялись. Одно дело наше воображение, другое — живой голос и живое восприятие. Я прослушала много записей Набокова — оба поэтических вечера — и выбрала эти два стихотворения: набоковское "Моей юности" и "Silentium" Тютчева. Выбор был не случайным. Мне показалось, что он читает тютческое стихотворение настолько прочувствованно, как будто он его сам писал.
— Вы хотите сказать, что потому и получилась замена слов и ритма? У него, возможно, было ощущение, что это его стихи, с которыми он может делать все что хочет...
— Совершенно верно. Он их как бы присвоил, потому что они ему очень соответствуют. И прочитано стихотворение было очень эмоционально. А что касается произношения — в аристократической среде было принято грассировать. Когда сам Набоков услышал свою запись в 1946-м году, ему будто бы она не очень понравилась, и он начал работать над своим произношением. На поэтическом вечере 1952-го года у него уже значительно меньше в произношении этого раскатистого R.
— В конце вашего фильма звучит песня Елены Камбуровой. Мне показалось, что она случайна в фильме, не вытекает из его музыкального ряда, выстроенного на музыке Баха и Берлиоза.
— Песня Камбуровой мне, напротив, представляется очень точной в передаче набоковского напряженно-поэтического отношения к жизни. Она написана на стихи Набокова "Весенний лес". Песня звучит в конце фильма, чтобы зритель унес с собой набоковское настроение: "Жизнь прекрасна, жизнь печальна — это все, что вам нужно знать...".
Я очень благодарна Елене Камбуровой, которая специально для фильма записала эту песню.
— Записала или написала?
— Написала она ее раньше, а запись делалась по персональной просьбе.
— Фильм прошел в Бостоне, причем не один раз, и будет еще показан в бостонских кинотеатрах. Какие планы с ним связаны?
— Пока мы закончили английскую версию. Фильм пойдет на ТВ, будут еще показы.
Мы подаем его на нью-йоркский фестиваль, хотим посмотреть, какие будут отзывы, критика. Планируем показать его по Америке — многие люди звонят с предложением помощи. Судя по всему, люди неравнодушны к этой теме. Кроме того, что Набоков — известный писатель, его судьба вызывает какой-то личный отклик у наших зрителей.
— Понятно почему. Общая эмигрантская судьба... Был человек, такого масштаба как Набоков, который до них прошел этот путь, не всегда счастливый, хотя фильм и называется "Счастливые годы".
— Скорее всего, это и привлекает.
— А что с Россией? Есть там интерес к фильму?
— На одном из фестивалей нам сказали, что у них есть компания, которая продает картины в Россию. Обрадовались, что у фильма есть русский вариант. Но это все, как вы понимаете, зависит...
— От судьбы. Пусть у фильма будет счастливая судьба. Пусть эту "затонувшую Атлантиду", не известную ни здесь, ни в России, увидит как можно больше людей. И еще: будет замечательно, если вы продолжите это начинание и сделаете фильм о Вере Набоковой, женщине-еврейке, жене, помощнице, музе...
— Все свои книги Набоков посвятил Вере.
— Ну так — в добрый путь!
Добавить комментарий