Редакция получила многочисленные отклики на публикацию рассказа Ирины Чайковской "Старый муж" ("Чайка" №22, 16-30 ноября 2007 г.). Публикуем заметку Надежды Брагинской из Нью-Йорка и ответ автора рассказа Ирины Чайковской. Приглашаем вас присылать отклики на взволновавшие вас материалы.
Пушкинисту Надежде Брагинской из разных мест прислали номера журнала "Чайка" с моим рассказом "Старый муж". Как я понимаю, читатели хотели получить от пушкиниста ответ на несколько вопросов:
1. какого мнения она о рассказе
2. что в нем соответствует фактам, а что плод воображения автора.
В своем громком письме профессор Брагинская на вопросы читателей, как кажется, ответила неубедительно и даже не очень профессионально. Возьму на себя смелость это показать.
Уважаемый автор письма утверждает, что с разных концов Америки ей присылают публикации о литературе, особенно часто - о Пушкине. Не знаю, не знаю, где та самая упоминаемая в письме "плодовитость". Может быть, пушкинисту и попадается что-то о Пушкине, мне же из новенького крайне редко.
Мало сейчас обращаются к Пушкину и до обидного невнимательны к материалам о нем1. Вот 10 лет назад итальянская пушкинистка Серена Витале сделала сенсационное открытие - получила в свое распоряжение от правнука Дантеса барона Клода де Геккерна, умершего в 1996 году, 7 новых - до того скрываемых семьей - писем Жоржа Дантеса к Екатерине Гончаровой.
Письма проливали новый свет на взаимоотношения старшей сестры Натальи Николаевны Пушкиной и молодого француза и, следовательно, заставляли по-новому трактовать всю преддуэльную историю. Письма были переведены, откомментированы и помещены в журнале "Звезда" за 1997 год, № 8.
Но как видно, даже не все специалисты по Пушкину удосужились познакомиться с публикацией. Пушкинист Надежда Брагинская с открытием итальянской коллеги явно не знакома: ей кажется крамольным упоминание в моем рассказе о том, что Екатерина Гончарова "ждет ребенка от Дантеса", она негодует на то, что это происходит именно тогда, когда он "клялся ее сестре Наталье Николаевне в безумной любви". Что ж, не мне, автору рассказа, отвечать за неосведомленность критика, отвлекли, отвлекли специалиста от сенсационной находки самотек, работа на радио... мало ли какие дела могут быть у пушкиниста...
А, между тем, меня эта публикация взяла за живое. Когда-то посещала в Московском университете пушкинский семинар Сергея Михайловича Бонди, следила за "пушкинианой" - и вдруг вся привычная картина полетела... Показалось интересным понять психологические коллизии отношений между Натальей Николаевной, Дантесом, Екатериной Николаевной, Пушкиным - да, да, между ними, а не между "вымышленными героями, не прототипами", чего бы хотелось моему ученому оппонету. Кстати, говоря, что означает здесь это "не прототипами"? Какие, любопытно узнать, прототипы были у Пушкина или, например, у Дантеса? Поясняю читателям, так как уважаемый филолог мог сбить их с толку, что "прототипы" могут быть у литературных героев, но никак не у реальных людей.
И вот - с душевным трепетом, но и с отвагой взялась я писать рассказ "Старый муж". Заметь, дорогой читатель, рассказ, а не статью, как называет "Старого мужа" мой весьма ученый оппонент. И если филолог не понимает разницы между этими жанровыми определениями, то позволь, читатель (только не обижайся!), тебе ее напомнить.
Статья - жанр научный или публицистический, требует фактографической точности, не терпит вымысла.
Рассказ - жанр художественной литературы и предполагает "авторскую концепцию", рассказу - даже историческому - вымысел не противопоказан, иначе мы бы имели вместо исторических произведений, например, Тынянова, свод документов пушкинского времени. Юрий Тынянов - творец замечательных исторических романов и рассказов, говорил: "Я начинаю там, где кончается документ".2
Итак, я писала рассказ, а не статью, и, как всякий автор художественного произведения, изображала в нем свое видение ситуации. Мои герои, хоть и лица исторические, становились героями моего рассказа и обретали самостоятельность.
Но до определенных пределов. Фактографическую канву я не нарушала (хотя и это не противопоказано художественному тексту!)
Если моему оппоненту "трудно" назвать мой рассказ "художественным произведением" - на то ее святая воля, но говорить о его "псевдодокументальности" - значит противоречить фактам или не знать их.
Так в чем же "псевдодокументальность", по мнению Н.Б.?
Оказывается, старая дама Наталья Кирилловна Загряжская, почему-то названная уважаемым оппонентом "иной" героиней рассказа (как легко в пылу полемики растерять русские слова!) "никогда близко не общалась с Пушкиными, не встречалась домами и уж никак не могла стать душеприказчицей (так!) Натальи Николаевны, поверенной в ее сердечных делах".
Тут уж я, признаться, растерялась. Положим, "душеприказчицей", то есть той, кому поручают дела по исполнению завещания, девяностолетняя Загряжская для Пушкиной действительно стать не могла. Уважаемый филолог опять продемонстрировала досадное невладение русской лексикой - чего не перепутаешь в полемическом негодовании! Но уж "поверенной в сердечных делах..."помилуйте! Почему нет? Оплачивать Натальины туалеты могла, Пушкину байки про старину рассказывать (см. его Table Talk) - могла, а быть поверенной сердечных тайн - боже упаси, не могла.
А вот Екатерина Ивановна Загряжская, родная тетушка Натальи Николаевны, оказывается, поверенной быть могла. Да почему же? Да потому, уверена мой ученый оппонент, что помоложе будет ("пятидесятилетняя"), к тому же, "бывала всякий день в доме Пушкиных".
Да, хорошие аргументы, очень тонкие, психологические. Если всякий день бывала да, кстати сказать, знала всю ситуацию вокруг Екатерины Гончаровой3 то, конечно, могла, могла быть поверенной сердечных тайн. По этой логике самый лучший поверенный для сердечных тайн - тот, кому и рассказывать ничего не надо: все тайны ему и так известны. Но это, как читатель понимает, логика не моя, а оппонента. И на основании этих тонких, весьма "психологических" мыслей мой оппонент смело заявляет, что автор рассказа "перепутала" Загряжских, из чего делает желаемый вывод: "такая рокировка исключила заявленное правдоподобие и документальность сюжета". Ну и ну! Очень надеюсь, что ты, читатель, обратил внимание на "подстановку", проделанную моим оппонентом, и понял, что я и не думала путать ну очень разных Загряжских.
Идем дальше. Итак: "Автор собрала все, что, по ее мнению, может представить исторических героев только со знаком - минус, не стесняясь некоторых сведений просто устаревших или опровергнутых. Опорочены все: мать и отец Натальи Николаевны, предки Пушкина, сестра Натальи Николаевны Екатерина Николаевна и - сам Александр Сергеевич".
А вот любопытно, как это злодей автор смог их всех так опорочить! Неужто не постеснялся сказать, что мать Натальи Николаевны сильно пила и отсутствовала на свадьбе дочери Екатерины, как и ее психически нездоровый отец?! Как посмел злокозненный автор (заодно с пушкинистами, сообщающими "устаревшие и ныне опровергнутые" сведения о предках Пушкина) написать, что прадед Пушкина приревновал свою жену-гречанку и чуть не уморил ее голодом, что его родной и двоюродный деды вели себя сходным образом!
Ату всех этих летописцев, заодно с теми, кто за ними повторяет некрасивые истории! Долой пушкинских биографов - Павла Анненкова, Павла Щеголева, Викентия Вересаева, не объявивших родословную Пушкина "устаревшей" и не "опровергнувших" ее, вкупе с биографией поэта, дабы заменить то и другое девственно непорочными сведениями. Ох, как хочется некоторым современным "пушкинистам", прямо по Оруэллу, освободиться от "порочащих" фактов, да сам Пушкин не дает: "... клянусь вам честью, ни за что на свете не променял бы я родины и родной истории моих предков, данной нам Богом" (из письма к Чаадаеву).
И вот мы добрались до коды - конца статьи, где оппонент дает волю праведному гневу: "за 170 лет после кончины Пушкина в русских публикациях еще никто (возможно, я ошибаюсь), не решался так грубо вторгаться в душу Натальи Николаевны".
Автор ежится под тяжестью обвинения, и лишь возможность ошибки обвинителя не дает ему, автору, окончательно пасть духом. Ведь можно, можно в эти скобки втиснуть и Анну Ахматову, и Марину Цветаеву, не очень жаловавших жену Пушкина... А заодно покрасоваться в хорошей компании...
Можно, да как-то не хочется. Ибо автор, в отличие от великих поэтесс, Наталье Николаевне сочувствует и в рассказе своем показывает мучительную ситуацию, сложившуюся в те преддуэльные дни для обоих - для жены и для мужа. Героиня моего рассказа - она, Наталья Николаевна Пушкина, чья "непривычная стилистика" (еще одна словесная находка оппонента!) так возмущает ученого пушкиниста. И еще мой рассказ о том, как пушкинские стихи волей-неволей оказываются роковыми прозрениями, предсказаниями, сбывающимися внутри его собственной семьи... Верю, что внимательный читатель, не будучи ученым пушкинистом, отыщет в тексте отсылки к пушкинским строчкам и поймет их значение...
Наш ученый оппонент выдает за "общеизвестное", что отношения между супругами - что бы ни произошло - были "доверительными и сердечными". На этот счет в пушкинистике существуют разные мнения. Безапеляционное утверждение уважаемого пушкиниста очень напоминает доперестроечные рассказы для детей о дедушке Ленине, который "всегда вел себя примерно и никогда не шалил". Все же реальные люди, даже и гении, - не манекены и не мумии. В связи с чем, напомню признание еще одного гения - Маяковского, не столь часто цитируемого сегодня. Обращено оно к Пушкину:
Я люблю вас, но живого, а не мумию. Навели хрестоматийный глянец. Вы по-моему при жизни - думаю - тоже бушевали. Африканец!
Всей душой присоединяюсь к этим словам.
Надеюсь, что мои пояснения помогут читателям, у которых возникли вопросы при чтении рассказа, а также тем, кто, желая в этих вопросах разобраться, прислал журнал на стол моему уважаемому оппоненту.
Ирина Чайковская (Бостон)
1 В 1995 году в Италии вышел роман Серены Витале "Пуговица Пушкина", затем он был переведен на английский. В 2001 году роман наконец появился на русском языке.
2 Интересно, что Тынянов-прозаик в романе "Пушкин" дал художественное воплощение своей исследовательской гипотезе о любви юного поэта к Екатерине Карамзиной, - гипотезе, кстати сказать, не поддержанной ни одним биографом Пушкина, но под пером Тынянова ставшей удивительно достоверной.
3 Екатерина Ивановна Загряжская пишет Жуковскому в середине ноября: "Слава Богу кажется все кончено. Жених и почтенный его батюшка были у меня с предложением... и так все концы в воду". См. Письма Жоржа Дантеса к Екатерине Гончаровой ( 1836-1837гг.). Публикация и комментарии профессора Серены Витале. Вступительные заметки В. П. Старка. ж. Звезда, 1997, № 8
Добавить комментарий