Двойной портрет Альберт и Александр Марковы

Альберт и Александр Марковы. Photo by Kevin Robinson

Быть музыкантом, да еще солистом, в Америке — подвиг. Есть два великих соблазна, позволяющих расстаться с положением "свободного художника": сесть в оркестр и, получив приличную зарплату, ни о чем не беспокоиться. Или... переквалифицироваться в программисты — а из музыкантов почему-то получаются хорошие программисты — и тоже жить припеваючи. Но что делать с тем, что дано не каждому — что делать со своим призванием, даром, талантом — "зовите это, как хотите?". На этот вопрос я попытался получить ответ у двух известных музыкантов — мастеров скрипичного искусства: Альберта (отца) и Александра (сына) Марковых.

— Альберт, нашим читателям интересно знать, откуда вы родом, кто ваши родители, где вы учились играть на скрипке?

— Я родился на Украине, моя мама — музыкант, она жива и, слава Богу, здорова. Вокруг меня в семье были музыканты, в основном, певцы. Я же весьма неожиданно заинтересовался скрипкой.
В смысле учителей мне повезло: когда мне исполнилось 10 лет, я начал заниматься у знаменитого одесского скрипача Столярского. Произошло это в Свердловске, в эвакуации.
Столярский сам по себе представлял целую эпоху: дал советской музыке самых знаменитых музыкантов — от Давида Ойстраха до Натана Мильштейна.
После войны наша семья переехала в Харьков, где мне тоже повезло с учителями: моим педагогом был Лещинский, который, в свою очередь, был воспитанником очень известного немецкого скрипача и педагога Карла Флеша. Таким образом, во мне соединились два направления игры на скрипке — советское и немецкое.
И, наконец, третьим моим педагогом был профессор Московской консерватории Юрий Исаакович Янкелевич, побивший все рекорды по подготовке выдающихся скрипачей — лауреатов различных конкурсов и обладателей золотых медалей.
Под руководством моего профессора я закончил Гнесинский институт, затем принимал участие во множестве конкурсов: всероссийском, всесоюзном и, наконец, поехал в Брюссель на конкурс Королевы Елизаветы. Всего я завоевал три Золотые медали.
В это же время я изучал композицию, что пригодилось мне потом: став концертирующим скрипачом, я получил возможность сначала написать, а потом и опубликовать целый ряд собственных сочинений: сперва — для скрипки, позднее — сочинил симфонию и сравнительно недавно закончил писать оперу.

— Альберт, а не было ли желания написать концерт для двух скрипок, предвидя появление в семье второго скрипача?

— Такого концерта я не написал, но многие сочинения для двух скрипок аранжировал, и мы с Александром их исполняли. Это были, в основном, произведения классического репертуара, но и виртуозные сочинения — Паганини, Сарасата — тоже вошли в наш репертуар.
Накопив достаточный исполнительский опыт, я понял, что могу передавать его молодым музыкантам. И главный результат моей педагогической деятельности — мой собственный сын.

— Альберт, в каком возрасте у Александра проявились музыкальные способности?

— Довольно рано: в два с половиной года. Мы, родители, не предполагали обязательно сделать из него музыканта — путь этот довольно тернист. Но когда в два с половиной года он спел Фугу Баха — "участь его была решена".

— Александр, вы помните свою первую скрипку? Она называется, кажется, четвертушкой...

— ...И сделал мне ее папа! Что-то тихонько мастерил в сарае, оказалось — скрипку. Я начал играть на ней в пять с половиной лет. Помню, как будто это было вчера, поступление в музыкальную школу...

— Вы ее закончили?

— Увы, ни ее, ни высшего музыкального учебного заведения я не закончил. В Америке я закончил обыкновенную хайскул, начал посещать Манхэттен скул оф мьюзик (ВУЗ), но вскоре ушел оттуда, решив сосредоточиться на сольной карьере.

— Собираясь эмигрировать в Америку, вы представляли себе, что музыкантам здесь пробиться очень нелегко?

— Папу здесь оценили с первых же шагов, предложив выступать в качестве солиста с лучшими американскими оркестрами. Он был буквально нарасхват! Наш дуэт начал складываться еще в России, когда я был совсем ребенком. Помню город Ярославль, мы стоим с папой на сцене и играем. Иногда, кстати, мы играем тройные вещи — мама тоже скрипачка.

— Альберт, как складывался ваш репертуар? Сколько программ у вас в руках?

— Репертуар артистов концертного плана во многом зависит от заказов. Чаще всего, когда вас приглашает к сотрудничеству концертное агентство, оно же предлагает репертуар, поскольку выстраивает определенную программу на целый год. Агентство требует разнообразия программ, заботясь о посещаемости концертов. Поэтому артист выучивает то, что необходимо данной организации. Таким образом и накапливается практический репертуар солиста. Кроме стандартного репертуара, который артисты держат в руках, — Моцарт, Бетховен и тому подобное — имеют место и совершенно специфические заказы, например, новые сочинения какого-то современного композитора. Или наоборот: сочинения совершенно забытые, но представляющие интерес для публики.
Когда я приехал в Америку, у меня оказались готовыми к исполнению примерно 25 произведений, в том числе все основные концерты для скрипки с оркестром. Иногда ведь приходилось заменять очень известных артистов — по срочному вызову. Таким образом я заменял Исаака Стерна, Натана Мильштейна, Игоря Ойстраха — мне необходимо было сыграть то, что предполагали сыграть они, — только и всего.

— Теперь вопрос вам, Александр. Простите мне его наивность, но я его все же задам: кто сейчас скрипач номер один в мире?

— Вопрос ваш носит субъективный характер. В Америке ведь как? Кто более знаменит, кто больше зарабатывает, тот, стало быть, лучший. Но в мире искусства все не так просто. Есть музыканты малоизвестные, но по своему таланту превосходящие знаменитостей: они тоньше, глубже понимают музыку, композиторов, ее создавших. Кто из вас знает, например, Мирона Полякина? Его исполнение трогает меня намного сильнее, нежели игра Давида Ойстраха. Еще один пример: Оскар Шумской — скрипач талантливый, даже выдающийся. Жил он и умер в Америке, так и не получив должного признания.

— Но все-таки: есть ведь несколько неоспоримых имен, таких, как Евгений Кисин в фортепианной игре...

— Ну, если угодно, я считаю очень хорошим скрипачом Вадима Репина. Есть великолепная немецкая скрипачка Анна-София Муттер. В Америке вопрос первенства еще более сложен из-за... внешних данных артиста. Выйдет на сцену красивая девушка, обаятельно улыбнется, и она уже — гений (смеется).

— В пианистическом искусстве как бы наметилась тенденция завоевания первых позиций выходцами из Азии: японцами, корейцами, китайцами... Что вы можете сказать по этому поводу, Альберт?

— Через мои руки проходят, как говорится, "дети разных народов" (смеется), поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Выходцы из Азии страшно тянутся к европейской культуре, в американских консерваториях большинство составляют азиатские студенты. Они очень стараются, среди них много талантливых исполнителей. Но природа азиатской культуры несколько иная, нежели европейская. Степень выражения чувств у представителей Азии не столь драматична, как у европейцев. Они больше склонны к орнаментальности: возьмите, например, китайские картины, нарисованные не маслом, а акварелью... Азиатские студенты, в основном, красиво играют, точно и аккуратно выигрывают каждую нотку, теряя при этом, однако, драматизм исполнения. Замечу, что это качество отнюдь не расовое, нет! Оно зависит от общей, совершенно своеобразной культуры тех народов, о которых мы с вами говорим. И те азиатские студенты, которые приезжают сюда в раннем возрасте и попадают в хорошие руки, прекрасно справляются с европейским репертуаром! Сравнительно недавно в Линкольн-центре играла Элизабет Ву — исключительно талантливая скрипачка, показавшая зрелую, интересную игру именно в европейском репертуаре и продемонстрировавшая, что ей вполне по плечу европейский способ мышления! Замечательная скрипачка, которой всего 20 лет!

— Александр, в скольких странах вы побывали на гастролях?

— Честное слово, не помню! Это и Париж, и Монреаль, и Будапешт, ну и Нью-Йорк, конечно — Карнеги Холл.
В предстоящих концертах в Филадельфии и Вашингтоне мы отдадим дань всем школам, всем направлениям в музыке: от Барокко (Бах, Гендель), до классики и романтики (Паганини, Чайковский). Не забудем и нашу, американскую, музыку. Возможно, большим сюрпризом для филадельфийской публики будет исполнение нами фрагментов оперы "Порги и Бесс" Джорджа Гершвина в папиной обработке.