Когда в понедельник утром, я появилась в офисе, взоры сотрудников в меня так и впились. "Как, не знаешь? Уезжала на выходные? Весь ваш Фар-Рокавей гудит..." — полушепотом произнесла медсестра-ирландка, вместе с которой не один год трудимся в солидном агентстве, призванном делать жизнь больных и слабых максимально облегченной. — "Сын убил мать! В этом самом доме! Они ваши, русские..." На лице у Джоанн, кроме явного смятения, было и осторожное любопытство, вполне понятное: ей-то, имеющей не одного русскоязычного пожилого пациента, хорошо известно, что, как правило, русские иммигранты нежны и внимательны к своим старикам. Любящие, но занятые взрослые дети проявляют необыкновенную, подчас даже чрезмерную настойчивость, усиленно добиваясь для своих стареньких пап и мам самого лучшего медицинского и социального сервиса, самого трогательного домашнего ухода...
Согласитесь, покушение на жизнь родителей в семьях выходцев из бывшего СССР — случай почти невероятный. Скажем напрямую: если б какой-нибудь конченый подонок из гетто отличился, реакция была бы стопроцентно иной...
Джоанн протянула вырезку из газеты — и я ужаснулась, увидев на фото лицо человека, которого близко не знала, но встречала в этом здании, где и расположен наш офис, почти каждый день на протяжении более десятка лет — столько, сколько тружусь на ниве психотерапии и социального сервиса, разделив свою жизнь между новой специальностью и журналистикой... Несовершенная копировальная, она же факс-машина, смяла тонкую газетную бумагу, словно отказываясь воспроизводить два лица, таких милых и домашних: сидят оба на диване, симпатичный сын обнимает красивую дородную маму. Кто знал этих двоих, в изумлении разводят руками: да какой же дьявол вселился в несчастного Сергея...
Несчастье произошло в пятницу, 19 сентября, а уже в субботу расторопная "Дейли Ньюс" поместила репортаж на полосу. Они в Америке жили да были — правда, не вполне как все. Уроженка Украины Людмила Мамонтова безумно переживала за то, что жизнь сына оказалась разбитой. Еще в детстве он лишился нескольких пальцев в результате несчастного случая. Но несмотря на это, стал музыкантом, исхитрялся играть на разных инструментах. Однако, судьба словно пометила человека злой метой физического увечья: приехав в Штаты, он стал подрабатывать на бензоколонке и попал под колесо перепутавшего педали водителя — в результате лишился ноги. Неудачный протез причинял при ходьбе страшную боль. Когда умер отец — умница, интеллигент, опора семьи, Сергей оказался в психиатрическом отделении госпиталя со страшным нервным срывом...
Психоэмоциональная неуравновешенность его была очень заметна — но человек продолжал жить в коммьюнити, в одном доме с мамой — и был он нежнейшим сыном: дотошно интересовался ее здоровьем, давал советы — иногда слишком много, слишком взволнованно, но у любви, как известно, плохо с чувством меры. А еще он любил живое — птиц, зверье, растения. У него жила симпатяга кошка и был удивительный попугай, который без фальши выводил добрых полтора десятка мелодий. В его студии — почти пустой, не особенно уютной — был настоящий садик комнатных растений: он брался выхаживать самые чахлые — и они набирали рост и силу...
В пятницу Сергей Мамонтов, всегда озабоченный тем, чтобы живущая в соседнем корпусе мама Людмила не уставала, чтобы достаточно спала, явился к ней в три часа ночи. Через некоторое время в полиции раздался звонок: "Я убил свою мать. Я не пойму, почему это сделал...". После этого он попытался покончить с собой — как выясняется, не впервые: в его медицинской истории, согласно "Дейли Ньюс", зафиксировано несколько попыток самоубийства. Приехавшие копы, видавшие разные виды, все поняли и отвезли несчастного убийцу в психиатрическое отделение одного из городских госпиталей.
А теперь вопрос — самый банальный из всех предполагаемых: если бы он оказался там раньше? Или, допустим, не там, но под амбулаторным контролем специалиста-профессионала? Тогда почти наверняка жива была бы мама — которой, кстати, он недавно принес дивные цветы на восьмидесятилетие...
Говорят, в последнее время неустойчивость его психики, достаточно заметная ранее, проявлялась сильнее: Сергей страшно суетился, усиленно жестикулировал, разговаривал быстро — еще быстрей и больше, чем обычно. Кроме того, увлекся религиозной литературой, беспрестанно рассуждал о Боге: порой заговаривался, логические нити рассуждений обрывались... Было совершенно очевидно, что он болен, что однозначно нуждается в скорейшей консультации врачей и систематическом лечении. Но эта помощь получена не была: Америка — свободная страна, в которой не желающий лечиться просто не лечится, а доказать, что больной может быть опасен для себя и окружающих, необычайно трудно.
Помню, как сама пыталась госпитализировать несчастного шизофреника, который после короткого периода ремиссии впал в агрессию и ярость, начав угрожать обитателям и персоналу специального дома-интерната, где проживал. Со мной, социальным работником, он отказался беседовать наотрез, заявив, что его единственный достойный собеседник — Бог... Приехавший на "Скорой" угрюмый парамедик задал пару отрывистых вопросов мне и медсестре, потом заговорил с больным — и через минуту выдал блистательный вердикт: "Видите, он говорит, что госпиталь ему не нужен! А вдруг вы пытаетесь свести с ним свои личные счеты?" И пока мы с Мэри-Дэниел перечисляли тому обалдую в униформе диагностические критерии и доказывали степень опасности пациента для окружающих, а сам пациент, набирая скорость, уже бочком-бочком отходил от машины, норовя улизнуть в ближайший переулок, — подоспела полиция. Мы знаем эту похвальную особенность оказания американской скорой помощи: полиция и пожарные приезжают в любом случае. В случае нашем это оказалось спасением. Молодой полицейский звучал вполне адекватно, не чета безграмотному, обчитавшемуся инструкций парамедику. Наш разговор занял не более минуты — и, наконец, больной был увезен в направлении ближайшего госпиталя.
Увидев его на улице буквально через неделю — госпитальные врачи были явными либералами, — в переулок должна была нырять уже я...
Что же происходит в нашем обществе — естественно, самом лучшем из всех возможных? Под сенью демократии в цвету идиотической свободы частично подлеченные психические больные по соображениям гуманности переводятся из больниц в так называемые "manors" — центры с проживанием и присмотром. Режим там полусвободный: можешь гулять, даже выходить в город, только принимай лекарства как предписано. Принимают — но не все. А потом бесконтрольные недолеченные сталкивают на рельсы здоровых и нормальных. Дальше начинается разбирательство, кто за что отвечал, кто не проследил за неподчинением больного предписаниям врача — но смерть, реальную смерть ни в чем не виновных людей за скобки не вынесешь... Но добро бы проживание в специальном центре, где хоть не идеальный, но контроль. А ведь многие, очень многие психические больные живут и гуляют, как та классическая кошка, сами по себе — что в данном случае и послужило причиной трагедии.
Какой диагноз был поставлен несчастному Сергею тогда, при первой психиатрической госпитализации, сказать сейчас практически невозможно: конфиденциальную информацию госпитали не выдают. Мы имеем дело с результатом — самым прискорбным, какой возможен — и снова хватаемся за голову: как же близкие не углядели, как же соседи не позвонили в "Скорую", когда больной демонстрировал явные отклонения от эмоциональной нормы? Могли, конечно, звонить — потенциальный результат известен.
Американский корреспондент написал о некоем негативном изменении в жизни, которое — теоретически — могло повлечь за собой вспышку необъяснимой ярости, излившейся на несчастную, ни в чем не повинную мать: компания, в которой трудился Сергей, после долгих лет ожидания выплатила ему компенсацию — и он тут же лишился положенной ему по Медикейду помощи по дому. Это уже чистый Ломоносов: если где чего прибудет — стало быть, где-то непременно отнимется. Тоже американская специфика: один лишний заработанный доллар может ввергнуть в пучину трудностей, неведомых получателям бенефитов по бедности. Тут и здоровый взбеленится.
К слову сказать, у людей здоровых весьма разная способность переживать стрессы: есть те, кто безумно боится озадачить ближних, "нагрузить" собой — и даже большие беды, даже реальные несчастья такие индивидуумы переносят с минимумом драматических средств выражения эмоций. Есть и другие, готовые сделать слона не то что из мухи — из амебы: любая царапающая мелочь для них равна катастрофе, в которой безусловно и неоспоримо виноваты окружающие. И есть третьи — люди с заболеваниями психики, которые довольно часто не могут контролировать свои действия и поступки. Какие страшные картины рисует их пораженное сознание, известно только им самим. У таких любой стресс, настоящий или кажущийся, может вызвать приступ неконтролируемого гнева, жертвой которого могут стать самые близкие и любимые.
Душевные недуги, как известно, есть, существуют и при этом, естественно, не заказываются, — но обывательская злость и невежество часто делают ментальных больных изгоями. И проблема усугубляется зачастую до неразрешимой: сколько я знаю нездоровых людей, которые отказывались идти к психотерапевту или психиатру даже для первичного осмотра только потому, что это якобы позорно. И продолжали мучить себя и родных, оставаясь в состоянии, которого никому не пожелаешь — живя во мраке своего аутичного воображения, видя белый свет в кривом зеркале болезненного восприятия.
Налицо две острейшие проблемы: индифферентность или бессилие близких, не могущих или не желающих добиться того, чтобы ментально больной получал медицинскую помощь, и глупенькая американская вольница, дающая душевнобольным людям право жить среди себе не подобных, то есть здоровых. Сколько еще трагедий должно произойти, чтобы законодатели спохватились, чтобы у рядовых граждан расширились горизонты необходимого знания и поднялась планка ответственности за тех, у кого нарушено душевное равновесие?
Не знаю более мерзкого жеста, чем крутить пальцем у виска, обозначая некое тайное знание об умственных способностях и эмоциональной стабильности ближнего. Это как ржать над калекой, как передразнивать заику, как отпускать загробные шуточки в доме умершего.
Но хуже насмешек — непонимание того, что кому дано больше, с того и спрос соответствующий.
Добавить комментарий