 |
| Елена Георгиевна Боннэр |
|---|
Вдова Андрея Дмитриевича Сахарова Елена Георгиевна Боннэр живет сейчас в Бостоне — рядом с дочерью и ее детьми... Говорить с ней всегда интересно и поучительно — в этом наши читатели могут убедиться сами.
— Елена Георгиевна, вы — человек общественный, посему первый мой вопрос — политический: как вы относитесь к кавказскому конфликту?
— Погодите включать диктофон, дайте закурить (закуривает).
— Диктофон я включил и сразу позволю себе упрекнуть вас. Ведь вы врач по образованию, почему же не бросаете курить?
— А я вообще не считаю, что курить так уж вредно! Поезжайте, например, в Абхазию — там 110-летние старики курят. Еще они вино пьют, которое, как доказано медициной, для здоровья полезно. Я вино не пью, мне остается только курево.
Моя позиция в этом вопросе такова: кто хочет — тот пусть курит, кто не хочет — еще лучше. Но я совершенно уверена, что в некоторых случаях, в частности, в моем, резкий отказ от курения ведет к ухудшению здоровья. Такое нередко бывает! И вообще: вмешательство в жизнь человека на уровне курения-некурения — это абсолютная глупость, если ни сказать резче. Я против этого всемирного борения!
Я считаю очень важным не допускать подросткового курения, а взрослый человек пусть сам решает: сокращает он этим себе жизнь или, наоборот, продлевает. Что вредней: стресс и срыв, или сигарета? И еще одно — очень серьезное — соображение: борьба с курением заменила активную борьбу с наркоманией и алкоголизмом!
Мне кажется, это какая-то политика, однако политика эта опасна для общества. Я могу перечислить целый ряд положительных качеств курильщика — подростки при этом, естественно, исключаются. Обычно этот человек не пренебрегает семейными обязанностями, ответственен за свою работу, более того — в каком-то плане — курильщик это трудоголик. Курильщик, как правило, исправный плательщик налогов, от него не исходит опасность на автотрассе, он один из деятельнейших членов общества — начиная с Черчилля и кончая, простите, Сталиным, который находится по другую от сэра Уинстона сторону гуманизма.
Все это нашему, американскому и мировому, сообществу почему-то не нравится, как перестала нравиться традиционная семья и многие другие вещи.
Вернемся, если угодно, к традициям. У костра, вдыхая дым, сидели наши далекие предки, и все, что мы имеем сегодня, мы имеем от них.
— И какова была продолжительность жизни наших предков?
— Да, жизнь их была коротка, но, думаю, не от курения или не столько от курения, сколько от многих других факторов...
— Вы назвали двух курильщиков, двух антиподов — Черчилля и Сталина. А что, не приложу ума, делать с вегетарианцем и любителем собак? К тому же он не курил и в рот не брал спиртного...
— Примеров совершенно противоположного толка можно привести сколько угодно. Но! Я считаю, что вторжение в частную жизнь миллионов — не что иное, как нарушение прав человека. На очень серьезном уровне. А вегетарианец и любитель собак пусть живет так, как ему нравится. Но, если вы имеете в виду человека по имени Адольф, то ведь в Историю он вписан как один из самых страшных извергов человечества не за любовь к салату и собачкам. Пусть каждый живет по своему вкусу, лишь бы это не грозило безопасности других. Моя свобода не должна препятствовать свободе другого. И все!
— Елена Георгиевна, мы далеко отклонились от первого вопроса из моей домашней заготовки: что вы думаете о грузино-осетино-российском конфликте? Надолго ли, по-вашему мнению, сохранится статус-кво?
— Я думаю, что статус-кво — надолго.
Россия последние десятилетия провоцировала Грузию, грузинский народ при каждом удобном и неудобном случае. Вспомните хотя бы историю с минеральной водой "Боржоми", с грузинскими винами, с выселением грузин из Москвы. Их, бедолаг, сперва поместили в изоляторы, где несколько из них умерли, детей в школах дискриминировали только за то, что они имели грузинские фамилии, из квартир выселяли. Были и бесчисленные провокации на границе...
Все это нагнетало обстановку, дело дошло до прямых военных действий.
Я нисколько не симпатизирую господину Саакашвили — это не мой герой. Впрочем, я не вижу на Кавказе ни одного человека, кто мог бы стать моим героем!
Я очень люблю — по-разному, конечно, — и Армению, и Грузию, и ингушей, и осетин. Но то, что мы сделали с Грузией — ужасно. Ведь мы отторгаем от себя ее великую культуру! Культуру, которая давно стала и частью нашей культуры. Ну, куда теперь нам деть "Витязя в тигровой шкуре?" Хотя бы вот эти строки:
Блуд одно — любовь другое, Разделяет их стена. Не пристало человеку Путать эти имена...
А мы путаем, без конца все путаем. И это не власть только, а мы — страна.
Отторжение близкой культуры, без преувеличения, — варварство на уровне какого-нибудь IV века.
Вообще, мне близки все республики Советского Союза. Я, фронтовичка, вспоминаю: что всю войну пели советские солдаты? А пели они "Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю..." и "Рэвэ та стогнэ Днипр широкий..." А теперь, что же — украинцы — наши враги?
Что происходит на Украине, я не очень понимаю и вдаваться не хочу, но знаю одно: России соваться в дела Украины не следует.
Мы никак не можем жить в своей отдельной квартире — нам очень, ну очень интересно, что делается у соседей, нам позарез нужна коммунальная свара ...
— Вы правы, Елена Георгиевна... В наступающем году исполняется 20 лет со дня смерти Андрея Дмитриевича, в 2011-м — 90 лет со дня его рождения. Собираются ли в России отмечать эти памятные даты? Если да, то где Указ президента о создании соответствующих комиссий и тому подобное?..
— Тихо-тихо! (Именно так — В.Н.) Пока я жива, никаких указов президента России не будет! Россию я не ругаю, она тут ни при чем — это у меня дурной характер. И я не хочу, чтобы из Сахарова делали героя с национальным душком, приправленным православием. Он таким не был, а был космополитом в самом лучшем смысле этого слова. И только таким должен остаться в Истории.
Наверное, вы не в курсе, что 24-25 октября в Дэвис-центре при Гарвардском университете прошла международная двухдневная конференция, посвященная 40-летию выхода в свет "Размышлений..." Сахарова. Конференция называлась "Россия вчера, сегодня, завтра". Конференция была очень представительной, участвовали многие ранее работавшие в СССР и России дипломаты и журналисты, историки, экономисты. Все люди не только информированные, но и смелые в своих суждениях. От России на этой конференции присутствовало 9 человек!
Общая атмосфера конференции была и высокоинтеллектуальной, и очень теплой. Я там сказала не очень оптимистичные слова, но в них есть и надежда: Россия была, Россия есть, Россия будет. Только мы не знаем, какой она будет, ибо "нам не дано предугадать...".
— Но ни одна российская газета, Елена Георгиевна, ни один вещающий на Америку российский телеканал об этой конференции не обмолвился ни словом! Так что ваше отношение к Указам президента, о которых мы только что говорили, вполне понятно.
В нашем первом с вами интервью вы рассказывали, что на похороны Андрея Дмитриевича пришел Михаил Сергеевич Горбачев. Он спросил вас: чем он может вам помочь? Вы ответили: "Зарегистрируйте общество "Мемориал". И общество было мгновенно зарегистрировано! После этого вы общались с первым и последним Президентом Советского Союза?
— Ну, точнее Горбачев сказал: "Вот пройдут похороны, и мы подумаем, как увековечить память Андрея Дмитриевича". На это я ответила: "А что тут думать? Надо зарегистрировать "Мемориал" — и все". Именно в те дни горбачевское окружение всеми силами сопротивлялось регистрации "Мемориала".
А вообще я встречалась с Горбачевым множество раз, причем общения были и хорошие, и плохие. Однажды по моей просьбе буквально на следующий день были помилованы пять политических заключенных. Представляете — на следующий день! Нарочный мне на дом принес письмо — сообщение о помиловании!
И это на фоне того, что нынешнего президента России о помиловании одной беременной женщины-зэка1 просят 60 тысяч человек, но никто не чешется хоть что-нибудь им ответить!..
Я была на горбачевском Туринском форуме несколько лет назад. Он приглашал меня и в минувшем году, но я не поехала, поскольку теперь мало двигаюсь, все мне стало физически трудно.
Живя в Америке, вы, возможно, не в курсе, что к 70-летию Горбачева вышла книга о нем, в которой есть и моя статья. Напомню вашим читателям, что именно он вернул нас с Андреем Дмитриевичем из горьковской ссылки. Мог бы, конечно, сделать это пораньше, но простим ему это промедление.
— Как и то, что на Первом съезде народных депутатов (в 1989 году) Михаил Сергеевич прилюдно, грубым жестом, отстранил протянутые ему Андреем Дмитриевичем документы. В этом, мне кажется, весь Горбачев — правой рукой делал одно, левой — другое. Вопрос: с нынешним президентом России и его предшественником вам не приходилось встречаться?
— С этой сладкой парочкой? Нет, Володя, эта сладкая парочка не про меня (смеется).
— Работа вашей дочери2 связана, мне кажется, с деятельностью Андрея Дмитриевича...
— Да, она была много лет куратором сахаровской программы в университете имени Брендайса, что в Бостоне. А теперь, когда я передала архив Сахарова Дэвис-центру Гарвардского университета, она стала в этом учреждении директором Сахаровской программы по правам человека. Эта программа предусматривает и работу над архивом Сахарова, и еженедельные семинары, тематически связанные с Россией и бывшими сателлитами СССР — странами Восточной Европы. На этих семинарах из россиян выступали Владимир Буковский, Мариэтта Чудакова, Андрей Пионтковский, Андрей Илларионов, израильтянин Натан Щаранский и многие другие достойные люди, в том числе новая поросль российских правозащитников, чьи имена пока мало известны. Семинар, обращаю ваше внимание, открыт для публики, в том числе для журналистов. Так что говорю от имени дочери: милости прошу, приходите, приезжайте — в любой понедельник, кроме выпадающих на праздники.
И еще есть одна Сахаровская программа. По ней из Москвы приезжают активисты-правозащитники, стажируются здесь по темам: защита прав человека и становление гражданского общества. Очень хорошая программа, только вот денег на нее нет, поэтому она вот-вот может кончиться.
Но главная, стержневая, что ли, забота моей дочери — это обработка архива Андрея Дмитриевича, выпуск каталога. Вы знаете, что эйнштейновский архив до сих пор полностью не обработан? Только что вышел каталог этого архива, но он не полон, поскольку, повторяю, не все материалы архива Эйнштейна обработаны.
И в российском архиве Сахарова, и в американском работает один, от силы — два человека, денег катастрофически не хватает, никто им ни рубля, ни доллара не дает! Раньше — было дело — один российский олигарх деньги дал. Но теперь он, кажется, уже и не олигарх (речь идет о Борисе Березовском — В.Н.) — обеднел, возможно?
Если бы "сладкая парочка" хотя бы намекнула олигархам: "Дай!" — они бы, уверяю вас, денежки дали б! Умри я сегодня, завтра Медведев и Путин нашли бы деньги и для архива Сахарова, и для его музея, не преминув сделать из Сахарова угодную им фигуру.
— У директора музея Сахарова Юрия Самодурова недавно случились какие-то неприятности. В чем дело, Елена Георгиевна?
— В музее Сахарова прошли две выставки, которые все российские СМИ крыли почем зря, дело дошло до суда. Какая-то религиозная община, посетив выставку, сочла себя оскорбленной и обратилась в прокуратуру с просьбой привлечь устроителей выставки к уголовной ответственности. Никто эту общину силой на выставку не загонял, правильно? Она могла и близко не подходить к этой выставке.
Несомненно одно: общину эту просто-напросто науськали. Кто? Можно только догадываться...
Уверена в одном: судить устроителей выставки есть прямое нарушение прав человека! А Самодуров с должности директора Музея ушел по собственному желанию. Выставки тут ни при чем — у него были серьезные разногласия с Общественной комиссией — Фондом Сахарова (председатель С.А.Ковалев). Но при всех разногласиях и общественная комиссия, и совет музея, и я — все мы будем доступными нам законными, правовыми способами защищать Самодурова на предстоящем абсолютно неправовом (по содержанию обвинительного заключения) суде.
— Насколько я понимаю, Елена Георгиевна, состояние вашего здоровья не позволит вам часто бывать в России...
— Я никуда не хожу и не езжу. Раньше меня приглашала еврейская коммуна Бостона, я всегда откликалась. Теперь — нет. Два года назад я полетела в Париж на устроенную там поляками конференцию, посвященную 1956 году3. Это была моя последняя дальняя поездка. Теперь дальше Кейп-Кода, куда дочь на две летних недели вывозит своего внука (моего правнука) и меня, я не езжу. Даже у сына в Вашингтоне давно не была.
— Вы же перенесли операцию на открытом сердце...
— Это была большая операция. Помните, весь белый свет носился с Ельциным, которому поставили два шунта? А мне поставили — сколько вы думаете? Шесть шунтов! И еще мне сделали несколько малых операций, когда в коронарные сосуды поставили так называемые стенды.
— У вас много лет назад вышла книга "Дочки-матери". Она мемуарная, очень увлекательная, но очень уж тоненькая. Вы прожили интереснейшую жизнь, и ваши читатели и почитатели ждут от вас толстенной книги воспоминаний, а то и двух...
— Два года назад я закончила работу над дневниками Сахарова. В Москве, в издательстве "Время", вышел большой трехтомник этих дневников. Этот трехтомник является частью восьмитомного собрания сочинений Андрея Дмитриевича. В его составе также два тома публицистики, причем, многое из этой публицистики никогда в России не публиковалось — например, интервью зарубежным СМИ. Во второй том полностью вошла книга Андрея Дмитриевича "Тревога и надежда", вышедшая в России сразу после его смерти.
В третий, четвертый и пятый тома входят воспоминания Сахарова, исправленные и заново прокомментированные. И три последних тома составляет совершенно новая работа — я отдала ей четыре года, не отрываясь как проклятая от письменного стола. Речь идет о дневниках Андрея Дмитриевича. Я назвала эту публикацию "Роман-документ".
Что касается моей одной книги мемуаров — вы не правы. Разошлась моя книга о горьковской ссылке и еще одна маленькая книжка. Она — о родословной Сахарова. Это история одной семьи на рубеже двух веков: полвека XIX-го (с заходом вглубь веков) и полвека XX-го, и еще чуть-чуть — вперед.
— Что вы думаете, Елена Георгиевна, о предстоящих 4 ноября выборах президента Соединенных Штатов?
— Я ведь в этой стране посторонняя. Никаких бенефитов, кроме права проживания здесь, то есть грин-карты, я не имею. Я не просила никакого статуса, хотя могла бы подать на беженство и легко получить его и связанные с ним привилегии. Я, конечно, завидую всем, кто имеет субсидированное жилье, бесплатные лекарства и лечение. Мне лекарства присылают из Москвы — девочки покупают их там за мою пенсию.
Но, подчеркиваю, я никакого прошения о гражданстве не подавала. Объясню, почему.
Я сознательно ничего не имею от этого государства, зато имею моральное право говорить и о нем, и о России все, что я думаю. Понимаете? Я говорю "и о России", ибо сюда меня занесло то, что у меня здесь дочь, без помощи которой я обходиться не могу.
Америка много дала нашим эмигрантам, но когда меня что-то здесь настораживает, я, имей от нее все, что имеют наши беженцы, не имела бы права негативно высказываться об этой стране.
Вы спросили о выборах. Я не могу сказать, что симпатизирую Обаме, скорее уж — Маккейну. Но я прекрасно вижу, что выборы в Соединенных Штатах становятся механизмом безвыборности. А ведь свободные выборы — главный инструмент демократии. Страна, потерявшая честные выборы, перестает быть демократией. И это невозвратимо! Как говорил замечательный писатель и диссидент Аркадий Белинков, возьмешь в рот — не выплюнешь! Вы понимаете, о чем я говорю? Понаблюдав в течение двух последних месяцев по телевидению за тем, что происходит в Соединенных Штатах в связи с выборами, я пришла к выводу, что выборы здесь все больше напоминают российские! Если не административный ресурс, то ресурс СМИ, ресурс безмерно богатой голливудской и другой элиты, оказался ресурсом засилья одной идеологии — идеологии "долой идеологию!".
Чего "долой!" — никто толком не знает. Так вот, названных ресурсов оказалось достаточно, чтобы сломать такой, казалось бы, прочнейший механизм, как честные выборы. Если этот механизм сломан, государство как демократическое образование кончается. И я думаю, что эти выборы решают не судьбу Обамы или Маккейна, они решают судьбу демократии в Америке, потому что ее народ превратился из народа, который электорат, в народ, который — толпа.
Толпа — это не народ, никакой демократии у толпы быть не может.
Замечательная в недалеком прошлом страна, в которой мы с вами живем, к сожалению, во многом перестала быть честной. Когда дебатирующим кандидатам в президенты США задается вопрос: кто виноват в нынешнем кризисе? — они начинают витиевато рассуждать на тему: кто виноват? Возможно, говорят они, виновато государство, возможно, — неумелые финансисты. Но, в конце концов, козлом отпущения становится... Джордж Буш. Да Буш в финансовые дела Америки не лез! А теперь, когда он в них влез, все машут ручонками и вопят: это уже социализм!
Я бы все эти банки, объявившие о своем крахе, с большевистской суровостью судила бы! Никого бы не расстреливала, как в Китае, даже не сажала бы в тюрьму, а для начала отобрала бы все "золотые парашюты" за последние пять лет! Этого вполне достаточно. Ни дом, ни машину, ничего кроме "золотых парашютов"! ("Золотой парашют" — это огромные премии, выписываемые руководству банка — самим этим руководством! — в конце года. В некоторых случаях эти премии составляли 150 и более миллионов долларов в одни руки. — В.Н.) Они бы, банкиры, сразу бы задумались над тем, что они вытворяют.
Кажется, правительство Ангелы Меркель приняло следующее решение: руководство банков, которые возьмут кредит у государства, не сможет назначать себе зарплату свыше 500 тыс. евро в год. И что вы думаете? Горе-менеджеры этих банков (я бы назвала их "воры-менеджеры") задумались: брать или не брать у государства кредиты! Значит, что-то в их банкротстве было нечисто.
— Скорее всего... Елена Георгиевна, вы, мне кажется, учились в Институте философии, литературы и искусства (ИФЛИ), любите литературу, стихи — в том числе...
— В ИФЛИ я ни дня не училась. В приснопамятном 37-ом, когда арестовали маму и папу, я с братом и сестренкой оказалась в Ленинграде, у бабушки. Кончила среднюю школу, поступила на факультет русского языка и литературы Ленинградского педагогического института имени Герцена и одновременно пошла работать старшей пионервожатой в школу. Потом — война, армия, два послепобедных года — госпитали. Одновременно я продолжала учиться в герценовском институте, а в 1947 поступила на факультет педиатрии Первого московского медицинского института, который и закончила в 1953 году.
Пауза. Елена Георгиевна читает:
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин,
в моей пустынной келье...
— Елена Георгиевна, вы здорово читаете! Какие прихотливые интонации, какой голос — низкий, пробирающий до мурашек... Если бы вы не стали той, кто вы есть, вы могли бы стать профессиональной актрисой...
— Вот кем никогда не мечтала стать, так это актрисой. В детстве я хотела быть ремонтером примусов и керосинок — мне запах керосина очень нравился (смеется). А стала педиатром...
У Анны Андреевны есть одно стихотворение, которое я очень люблю, потому что оно — обо мне, о любимой, несмотря ни на что, России. Называется оно "Родная земля". Этим стихотворением мы и закончим наше интервью, хорошо?
В заветных ладанках
не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем,
Не делаем ее в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.
Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чем не замешанный прах.
Но ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно
— своею.
1 Речь идет о помиловании экс-юриста ЮКОСа Светланы Бахминой, находящейся на восьмом месяце беременности. — Прим. ред.
2 Татьяна Янкелевич — директор Сахаровской программы по правам человека Дэвис-центра Российских и евразийских исследований при Гарвардском университете. — Прим. ред.
3 1956 год — год XX съезда партии, развенчавшего "отца всех времен и народов" Сталина — В.Н.
Добавить комментарий