Вадим Молодый — автор многочисленных публикаций в России и на Западе. По образованию врач-психиатр. Родился, жил и работал в Москве. С 1990 года живет в Чикаго.
Ленке
Памяти Бориса Корнилова
Цепочкой на снегу следы босые,
вонзились в небо черные столбы.
Чудовище голодное — Россия —
с рычанием взметнулось на дыбы.
Я молча бьюсь в его когтистых лапах,
и мне в лицо, наотмашь, сквозь пургу,
летит, звеня, застывшей крови запах
следов, навечно выжженных в снегу.
...
А ты идешь, почти что невесом,
на вьюгу глядя отрешенным взглядом,
и вологодский, с грудью колесом,
тебя лениво тыкает прикладом.
Овчарки лижут капли на снегу,
топорщатся от холода погоны,
а ты сидишь один на берегу
и молча дожидаешься Харона.
И омочив в потоке рукава,
ты на воде вычерчиваешь что-то,
и медленно плывут твои слова,
втекая плавно в вечности ворота...
...
В холодном сквере шелестит поземка
и я, присев на каменной доске,
с твоей душой беседую негромко,
захлебываясь в собственной тоске...
*
Я ждал из зазеркалья знака
и вот, увидел в глубине,
как тень, возникшая из мрака,
безмолвно тянется ко мне.
Я сделал шаг навстречу тени,
и, расступившись предо мной,
стена мерцающих видений
сомкнулась за моей спиной.
И я спустился в мир фантомов,
где бродят души без одежд,
где воздух плавится от стонов
моих несбывшихся надежд,
где время движется по кругу,
ухмылки злобной не тая,
где тени смотрят друг на друга
в холодной мгле небытия,
где память оборотнем рыщет,
где ужас прячется в тиши,
где я стою на пепелище,
среди руин моей души,
где дух во тьме рыдает глухо,
и где несбывшимся маня,
судьба, как ласковая шлюха,
глядит с улыбкой на меня.
...
Благословенье ли, проклятье,
но в череде ночей и дней
тоски холодные объятья
меня сжимают все сильней.
И мне не вырваться из круга —
в дневном бреду, в кошмарном сне,
смерть — похотливая подруга,
бесстыдно ластится ко мне.
*
Прости меня за все, что не сказал.
За все, что не сумел, не смог, не сделал.
Холодный вечер. Сумерки. Вокзал.
Перрон. Состава вздрогнувшее тело.
Лизнув колеса, лег на рельсы пар,
поникший дым к трубе прижался робко.
Угрюмый, красноглазый кочегар
куски моей души бросает в топку.
Туман промозглый, мокрая земля,
усталый Йорик дремлет, яму вырыв.
Носильщики, губами шевеля,
разносят по вагонам пассажиров.
Редеет провожающих поток,
подписаны свидетельства и справки.
Зажав в зубах обкусанный свисток,
кондуктор подает сигнал к отправке.
Ревет огонь, бушуя под котлом,
стучат по рельсам ржавые колеса,
и вечный старец на воде веслом
вычерчивает вечные вопросы.
Плывет в потоке темного огня
душа моя — беспечная транжира.
Проводники, стаканами звеня,
разносят чай безмолвным пассажирам...
*
Покинув склеп, помятая Джульетта
спешит наставить Гамлету рога.
Офелия, забывшая про это,
уходит спозаранку на бега.
Тоскуя, Макбет рвет зубами лиру,
а Оберон хохочет и поет,
и Гермиона что-то шепчет миру,
на помеле отправившись в полет.
Угрюмый шут Гекубе не судья.
Что он Гекубе, что ему Гекуба,
и два веронца, верные друзья,
друг другу молча выбивают зубы.
Нетрезвый Лир бушует за стеной,
кляня судьбу, как сорок тысяч братьев.
Бредет Шейлок с котомкой за спиной,
в плену сиротских слез и вдовьих платьев.
Девичью честь отчаянно храня,
в углу Отелло душит Катарину.
Три Саламандры, выйдя из огня,
срывают латы с пьяного Корина.
В объятьях колченогих королев,
дрейфуя по поверхности явлений,
смирясь, но до конца не присмирев,
Ромео шпагой разгоняет тени.
Дразнясь, рычит на Цезаря Фальстаф,
и Цимбелин рыдает над Мирандой,
а Ариэль, от воздуха устав,
сидит в клетушке тесной под верандой.
Гонзалло честный врет, как никогда,
Тезей с Гертрудой пьют во тьме могильной,
и освещает яркая звезда
всё, чем торгует Лондон щепетильный.
Марцелл с Бернардо выкупав коня,
его подводят медленно к Юноне.
Негромко колокольчиком звеня
Антонио пристроился на троне.
А добрый Яго плачет над платком
и растирает слезы кулаком...
Добавить комментарий