Алексей Порошин завоевал второе место во Втором поэтическом конкурсе журнала "Чайка" им. Льва Лосева по разделу "Лирика".
А Я НЕУКЛЮЖ С ТОБОЙ... ...А я неуклюж с тобой, как большая панда, как старый баркас на фоне изящной яхты. И вечно с тобой ребята твоей команды, и вечно с ними в каких-то чужих краях ты. Они-то мальчишки, и все, как один, верзилы, в роскошных тату и с цепями на четверть пуда. Ты кошечка-пусси. Я рядом с тобой Годзилла. Триасовый ящер с назойливой верой в чудо. Понятно, что всё нелепо, но всё же верю. И теплится где-то в сердце — а вдруг, а если?! В колонках душевно плачет Мэрайя Керри, а я в старом кресле, помятый, как Элвис Пресли... ... Но сколько подобным мыслям не отдавайся, не светит мне стать нужнее, чем те мальчишки. И жаль, что в продаже отсутствует тип девайса, который бы мог отслеживать эти фишки. Который бы мог увидеть анфас улыбки, и мысли того, кто трёт тебе спинку в ванне... Швырнёшь мне смычок, прикажешь — сыграй на скрипке. А я не умею даже на барабане. И мне не по сердцу записывать эти ноты и плакать с листа, проглатывать соль бемолей. А ты для меня, как обруч стальной гарроты. Ну, что за любовь в кромешной пучине боли... АПРЕЛЬСКОЕ Замечательный и солнечный апрель, лучик солнца улыбается воде. Как торпеда, наведённая на цель, я лечу навстречу собственной беде. И начёрта это мне — не знаю сам. Каждый нерв гудит, разбит и напряжён. Ну, зачем я раздавал святыни псам? Сам не знаю, вот и лезу на рожон. Ты сегодня элегантна как стилет — красный свитер и помада точно в тон... Я сжимаю бесполезный амулет, словно кровью истекающий тевтон. Под уютный незатейливый мотив пляшут бесы, подбоченившись хитро. Зло, способное на яркий креатив, добивает бесхребетное добро. Все слова твои — метательная сталь, не спасает повреждённая броня. Расцветает метастазами печаль там, где раньше было сердце у меня. В грязных тучах новый день уныло сер, пышет жаром воспалённое нутро. Я сражаюсь словно раненый берсерк, отбиваясь до последней капли кро...
ТЫ ЗНАЕШЬ...
.... Я ревновал... Не знаю как, но сохранял невозмутимость, хоть в этот миг невыносимость стучала молотом в висках. Вслед за словесным дефиле тянулась ты плющом послушным... Стал резким свет, а воздух — душным и очень горьким — божоле.
Завяли радость и кураж, взорвалась боль в сто тысяч лезвий... угасли, всхлипнув, и исчезли цвета и звуки, как мираж...
... Запить? Расстаться? Умереть? пуститься в тяжкие, как прежде? Уйти в несбыточной надежде, что будет легче хоть на треть...
... Но одиночества беда в том, что в полуночные бденья на точках соприкосновенья душа искрит, как провода. И так саднит любовный яд, собой заполнивший пустоты, что распадается на ноты ночной минорный звукоряд... И дуло тянется к виску, и страшный миг всё ближе, ближе, но сердце так стремится выжить, что боль сливается в строку, испепеляя новый лист всей мощью огненной геенны, но вечер с запахом вербены всё так же пуст, суров и мглист.
... И кто-то шепчется в углах, смеясь тихонько злобным смехом... Лишь образ твой витает эхом в усталых пыльных зеркалах...
Добавить комментарий