Помнятся ли вам такие строки:
Их не били, не вязали, Не пытали пытками, Их везли, везли возами С детьми и пожитками. А кто сам не шел из хаты, Кто кидался в обмороки, Милицейские ребята Выводили под руки.
Что было там, на Урале или в Забайкалье, куда "с детьми и пожитками" их привозили?
Что ж там? Как? Да так. Хороший край. В лесу, в снегу, стоит барак, Ложись и помирай.
Наверно, вы узнали советские 30-е годы, самое начало коллективизации? Писал эти строки Александр Твардовский в своей поэме "Страна Муравия", которая увидела свет в 1936 году — но без них, вычеркнутых цензурой и оставшихся еще на пару десятилетий лишь в "Рабочем дневнике" поэта.
Смоленский крестьянин, он знал коллективизацию не по лозунгам и книгам, для его семьи (а также многих семей других мальчишек, соседей по Починковскому району) коллективизация стала судьбой: в 1931 году отца Трифона Гордеевича, мать и четырех братьев (младшему, Василию, было 4 года) за "справное хозяйство" (а, может, и по разнарядке, спущенной сверху) признали кулаками и выслали в необжитые края Северного Урала. Это "справное хозяйство" своим трудом и своими руками много лет поднимала семья сельского кузнеца... Александр, который уже несколько лет жил в Смоленске и работал в газете, считал, что никаким "кулаком" его отец не был — и пытался втолковать это первому секретарю смоленского обкома партии Ивану Румянцеву. Однако тот напомнил сельчанину, что "революция требует жертв" и поставил перед выбором: "революция — или родители". Что мог ответить искренне веривший "в революцию" Александр, молодой комсомолец? (Небольшая справка: стал ее жертвой и сам И.Румянцев, расстрелянный как "враг народа" в 37-м году).
Высылка родителей не прошла даром и ему, "кулацкому сыну": Александра исключили из смоленской писательской организации, а когда, отучившись два года в тамошнем пединституте, он уезжал в Москву, из Смоленска за ним полетел донос, что "стихи его — откровенно кулацкие", а поэма "Страна Муравия" содержит "клевету на коллективизацию". Этот донос организовал и отправил глава смоленских писателей Николай Рыленков (впоследствии он переехал в Москву и издавал там свои, весьма патриотические стихи).
В 1936 году Александру все же удалось родителей из ссылки вытащить. Он отдал им свою комнату в смоленской коммуналке, а сам продолжал учиться в московском ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории), продолжал писать и много работал над поэмой "Страна Муравия". Ее главным героем был крестьянин, с симпатичным прозвищем "Моргунок", который, отправившись вместе со своей конягой на поиски "счастливой страны", находил ее в колхозе. Это неудивительно — ведь сам автор был убежден, что именно в колхозе крестьянина ожидает лучшая жизнь. Поэму опубликовало смоленское издательство, и вскоре она получила Сталинскую премию.
Последующая писательская и журналистская деятельность Твардовского проходила в многочисленных поездках по Союзу. Он постепенно прозревал, что в колхозах "все, что имеет успех, достигается только вопреки, а не благодаря" (это его слова из упомянутого "Дневника"). Он читал официальную печать, которая твердила, что единственная задача земледельца — это "надоить", "вырастить" и "сдать". Невольно возникал вопрос, "а как насчет собственного пропитания, одежды и обуви для детей", разве это земледельца не заботит? Вот строки из его тогдашнего, так и не опубликованного стихотворения:
Как-то было в октябре —
Гости из отдела:
- Коммунизм на дворе,
За тобой лишь дело.
Тетке странно, что за ней
Спрос такой суровый.
"За тобою. А точней —
За твоей коровой.
За коровий этот хвост
нечего держаться,
Запах от нее — воздух загрязненный —
Близко, рядом — центр районный".
- "А как с детьми,
в смысле молочишка?"
- "Обязательства возьми на себя —
и крышка...
То есть, "молочишком" обеспечит колхоз, в котором она должна "взять обязательства", так что незачем ей будет личная корова. Как результат, "молочишка" стало меньше и для нее, и для города...
В "Дневнике" Твардовский записал заинтересовавшую его историю "о вступлении в колхоз всем селом, отслужившим молебен, помолившимся о новой и справедливой жизни". А потом вышло: "попа посадили, в колхозе выявили кулаков и подкулачников, имущество их роздали, а дома заняли".
Как же это? Ведь в "Кратком курсе" было написано (Сталин написал!), что "у нас не было для индустриализации страны ни возможности внешних займов, ни возможности эксплуатации колоний (имелось в виду, что так поступали капиталистические страны), и что мы не могли пойти на еще один источник средств — ограбление деревни". Писано это было в 1938 году, да вот Твардовский видел, что страна пошла именно "по пути ограбления деревни"! Пошла на "исторжение из деревни не только материальных средств, но и человеческих кадров, на перемещение их в города и на новостройки".
Вступил он в партию в конце 30-х годов, веря в ее идеалы и цели, но с горечью убеждался, насколько партийные слова расходятся с реальным делом...
Затем случилась финская, а после нее Отечественная война. Военным журналистом Твардовский был на обеих, в фронтовой газете "Красноармейская правда" печаталось то, что позже стало поэмой "Василий Теркин". Были и другие стихотворения, и среди них надолго оставшееся в памяти многих "Я убит подо Ржевом". А мне вот запомнились другие строки, написанные в 1944 году:
Седой солдат расскажет внукам Про эту быль своих времен, Как он, герой, да маршал Жуков Из Польши немцев гнали вон; Как славил их салют московский, России добрых сыновей, Как двинул справа Рокоссовский, Как тотчас Конев дал левей... И разъяснит, как по уставу, Куда какой врезался клин, Когда взята была Варшава И встал на очередь Берлин.
После войны Твардовского по-прежнему не отпускали мысли о селе, о колхозах. Вот строки следующей поэмы, "За далью даль", которые в первом (1951 года) издании цензура вычеркнула:
...Я всюду видел тетку Дарью На нашей родине с тобой, С ее терпеньем безнадежным, С ее избою без сеней, И трудоднем пустопорожним, И трудоночью — не полней.
Ленинскую премию, которую Твардовский поручил за эту поэму, он отдал на постройку районного клуба на Смоленщине. И все больше он склонялся к выводу, что Моргунок, искавший "страну Муравию", был прав, когда представлял ее так:
Земля в длину и ширину Кругом своя. Посеешь бубочку одну И та — твоя. И никого не спрашивай, Себя лишь уважай, Косить пошел — покашивай, Поехал — поезжай. Весь год — и летом, и зимой Ныряют утки в озере, И никакой, ни боже мой, — Коммунии, колхозии!
Твардовский радовался, заполучив в свои руки повесть "Один день Ивана Денисовича": новый, неизвестный автор по фамилии Солженицын мало того, что писал хорошо, но писал он о крестьянине, чью любовь к созидательному труду не мог искоренить даже лагерь.
Имя Ленина для Твардовского было священным, и в своем писательстве он придерживался ленинских слов: "Нам нужна полная и правдивая информация. А правда не должна зависеть от того, кому она служит". Как-то, желая эти слова перечитать, Твардовский достал 54-й ленинский том и увидел, что дальше имеется пояснение: оказывается, Ленин делил информацию на "нелегальную" (только для партийного руководства) — и "легальную" (для всех), причем эта последняя "должна иметь хорошую организацию подбора фактов" (т.е., сообщая что-то "для всех", следует подбирать отдельные, нужные "для сегодня" факты). Прочтя это, Твардовский, как он пишет в "Дневнике", "засмутился..."
В годы недолгой оттепели Твардовский писал о культе личности:
Когда кремлевскими стенами Живой от жизни огражден, Как грозный дух он был над нами, Иных не знали мы имен. Мы звали — станем ли лукавить? Его отцом в стране-семье. Тут ни убавить, Ни прибавить, — Так это было на земле.
Он утверждал, что "хоть сцепились намертво каменья" (памятника Сталину), но возврата к старому, к "культу", быть не должно!
Выходец из села Загорье, Твардовский повидал разные страны и разных знаменитых и незнаменитых людей, воевал с лицемерием и фальшью, а среди его любимых писателей были Иван Бунин (которого не слишком привечала советская власть) и американец Герман Мелвилл, автор "Моби Дика, белого кита".
Будучи редактором "Нового мира", он продвигал в печать честные записки о войне ("Сто дней") Константина Симонова, "Жизнь и судьбу" Василия Гроссмана, новые произведения Солженицына, правдивую книгу о крестьянской жизни ("Две зимы и три лета") Федора Абрамова и многое другое, но в брежневские застойные времена все труднее удавалось публиковать подобные произведения.
И вот, несмотря на то, что его "Новый мир" был лучшим советским журналом, несмотря на любимого народом "Васю Теркина" (в этой "книге про бойца", писал Самуил Маршак, "народ как бы заговорил о себе сам"), на всеобщую славу, в 1970 году Твардовского из журнала — "выдавили". Он имел три ордена Ленина, два "Красных знамени", ордена Отечественной войны и несколько Государственных премий, а его "Ленин и печник" по-прежнему значился в школьной программе... Но чем теперь жить, без журнала и без редакционных единомышленников? На вопрос любопытствующего "как вы отдыхаете", он с усмешкой отвечал: "играю в единоличное интенсивное хозяйство" (на участочке при даче в Пахре). Какого-нибудь карьерного деятеля и устроило бы "кремлевское питание", 500 руб. в месяц "ни за что", перспектива отпраздновать свое 60-летие "на высшем уровне", — но не его.
Осенью 1970 года Твардовский, уже больной, ездил в Калугу выручать посаженного в психушку (подальше от Москвы и иностранных журналистов) биолога и анти-лысенковца Жореса Медведева. А затем оказалось, что болен он очень серьезно, и нет сомнений, что подтолкнула эту болезнь тяжкая обида, нанесенная ему своим государством. В декабре 1971 года Александр Трифонович Твардовский умер.
Могу добавить, что в прошлом году его дочери Ольга и Валентина издали два толстых тома "Рабочих дневников" отца, которые он писал с 1961 по 1970 годы (из них я кое-что и взяла для этой статьи).
В 2010 году, 21 июня, исполнилось сто лет со дня его рождения. Согласитесь, что куда веселее "праздновать-отмечать" день рождения, чем день кончины! Так давайте вспомним, что Твардовский был большим поэтом, очень русским и очень народным. Однако не менее важно, что был он — Гражданином.
Добавить комментарий