Не кажется ли вам, дорогой читатель, что слово «Паутина» для интернета выбрано не случайно? Рано или поздно вам прийдется из нее выпутаться...
В далекие времена, когда в России еще существовали вполне государственные «Студии звукозаписи», где за 10 советских рублей тебе могли переписать на бобину для катушечного магнитофона альбом каких-нибудь Pink Floyd (авторские права, понятно, казались тогда чем-то проходящим по разделу «их нравы»), один работник такой студии рассказывал мне, как он «подсаживал» малолетних металлистов на замороченный арт-рок, который обожал сам: просто врубал им погромче первый альбом King Crimson — In the court of the Crimson King. Если кто подзабыл, он начинается с длинной композиции «21st Century Schizoid man» — действительно очень жесткой и ритмичной, так что металлист распахивался навстречу знакомой волне и потом уже безболезненно проглатывал завернутые пассажи буддистского гитариста Роберта Фриппа.
Я не Роберт Фрипп, но позволил себе этот длинный пассаж потому, что все в нём имеет отношение к разбираемому мною роману «Паутина»*: и эпический зачин, и лексическая раскованность, и упор на рок-музыку, и ирония по отношению к священной корове копирайта, и ностальгическая нотка, а главное — описанный «троянский» прием.
Читаешь, читаешь «Паутину», и только постепенно замечаешь, что тебя водят за нос, а на самом деле книга совсем о другом и написана в другом жанре.
Вы никогда не задумывались, как выглядит обычная жизнь с точки зрения компьютерных программ? Человек, поддразнивающий нас легкомысленным псевдонимом «Мерси Шелли», — задумывался неоднократно. И очень хочет поделиться с нами плодами своих раздумий.
Но, съев собаку на раскрутке и самораскрутке, он не пишет философическое эссе, которое никто не будет читать, а сколачивает фантастический боевик под броским названием «Паутина»: тут тебе и щекочущее «оруэловское» будущее России (всемогущие спецслужбы, мутировашие в «охранные предприятия»), и техногенные катаклизмы, и шуточки «для своих» про реальных, узнаваемых людей, и свежие каламбуры, и даже любовная линия.
Автор этой книги — человек очень умный, очень остроумный, очень хитроумный и очень тонкий. Первое видно невооруженным глазом — в первую очередь из любопытнейших вставных отступлений теоретического характера, просто из мелких деталей.
Признаком второго служат прежде всего великолепные неологизмы — новые слова, призванные описывать новые явления. Впрочем, совсем новыми эти слова называть нельзя. Этим-то они замечательны.
Как известно, в беллетристике XIX века фраза «Едва войдя в комнату, графиня приказала девушкам курить» означала просто, что графиня велела горничным (которым может быть хоть по 40 лет) зажечь благовонные курения. Слова «девушка» и особенно «курить» изменили значение, сохраняя связь с бывшим ранее. В «Паутине» меня чрезвычайно радовали такие словечки, как «лапоть» или «зипун» в значении «портативный компьютер» (лэптоп) и «архив» (зип). Обороты типа «выложить на стол модный черный лапоть» или «распахнуть зипун» не царапают, а прямо-таки ласкают глаз и ухо, привычные к той же самой классической русской прозе, возвращая слова с музейной полки в реальное употребление.
Третье — хитроумие автора — он сам старательно подтверждает на каждом шагу. Например, в тексте один раз упоминаются «поребрики», выдающие, вроде бы, питерское происхождение «Шелли». Но перед этим, во вставной «теории создания виртуальной личности» черным по белому сказано: упомяните невзначай про поребрик, и все будет уверены, что вы коренной петербуржец. Вот и думай тут, настоящую тебе подбрасывают «зацепку» или специально подставляются.
Но все эти колючие «игры разума» не могут, как автор ни пытается, заслонить последнего: его тонкой душевной организации. Которая, впрочем, не может компенсировать его неопытности как сочинителя. В первую очередь, прямо-таки умилительно выглядят его попытки загримировать себя любимого под пожилого человека.
Это, впрочем, может быть такой же подставой, как и «поребрик», запланированным издевательством над законами жанра. Но вот что точно не входило в авторские планы — из-под всех насмешек над «новыми нетскими» и тревог по поводу того, что художественная литература становится презираемым «худлум», выпирает чистое, прямо-таки детское восхищение автора перед описываемой им высокотехнологичной реальностью, которую он вроде бы собрался представить как антиутопию.
Сам он, разумеется, будет это яростно отрицать. Но именно из этого отрицания и появилась «Паутина» — не столько «детище интернета», как зачем-то заявлено на обложке, сколько преодоление интернета.
В самом начале романа возникает характерная метафора-инверсия. Трое людей (двое из них пытаются запугать третьего) сидят в серой комнате без окон. Над столом в воздухе висит тонкий платок-монитор (чтобы вы не забыли: роман фантастический), картинка-скринсейвер которого изображает бегущих по пестрой саванне антилоп. И у главного героя (этого самого третьего) возникает чувство, что реальным является мир не по эту, а по ту сторону экрана: словно кто-то «вынес и поставил посреди настоящей, красочной саванны кубик-голограмму со снимком из другого мира — серая комната с тремя застывшими вокруг стола людьми».
«Паутина» интересна в первую очередь не хитросплетениями своего сюжета, не тонкими отступлениями-рассуждениями и вставными новеллами, и не обогащением языка (этим всем она интересна во вторую очередь), а именно тем, что это попытка выглянуть в наш мир «с той стороны экрана». И не просто «выглянуть», но вернуться из него обратно в оффлайн, то есть в реальную жизнь.
Необходимость такого возвращения назрела не только субъективно, но и объективно. Роман «Паутина» — это поминки по интернету. По тому интернету, которым Всемирная Паутина могла бы стать, но не стала, будучи сожранной коммерцией. Только не тем пандемоническим, всеобъемлющим, проникающим в мельчайшие поры виртуального и реального бытия Плутосом, который так люто и изобретательно высмеивается в книге, а скучнейшей зауряднейшей купипродайкой.
Elvis ate America before America ate him. Видали мы ваш интернет! Очень удобная бизнес-площадка. Немножко хаотичная пока что, но с приходом серьезных инвесторов скоро всё образуется.
Так что «Паутина», наконец, — это памятник интернету. Памятник буйной романтической вольнице 90-х годов, окаменевший отпечаток мироощущения молодых физиколириков, открывших новую реальность, которая совсем недавно казалась безграничной и не подчиняющейся скучным законам обычной реальности. Но кончилась, как азимовская вечность в романе «Конец вечности».
И ваши кудри, ваши бaчки засыпал снег — метущий вдоль поребриков в сторону интернет-кафе.
-------------------------------------------------------------------------------------
Добавить комментарий