Я знаком с Илзе Мейер несколько лет. Для моего приятеля, бывшего минчанина Марка Найдича она не просто соседка, а скорее член семьи. Вместе отмечают праздники и личные даты, ходят друг к другу по поводам и просто так. А между дочерью Найдичей Юлией, студенткой колледжа, и Илзе вообще отношения внучки-бабушки.
Несмотря на ее восемьдесят, язык не повернется назвать Илзе пожилой женщиной. И это вовсе не реверанс даме. Илзе Мейер действительно выглядит намного моложе своего официального возраста. Она полностью обихаживает себя, прекрасно готовит, не прочь c гостями пропустить рюмочку и выкурить сигарету. Ко всему этому надо добавить ясный ум, умение критически мыслить, чувство юмора.
От Найдичей я знал, что Илзе родом из Германии, но не придавал этому факту особого значения. В Америке все откуда-нибудь. Но постепенно у меня стал зарождаться интерес к этой женщине.
Квартира Илзе сама говорит о ее хозяйке. Вышитые могендэвиды на диванных подушках, менора на столе, корешки книг на еврейскую тематику, старинная обрядовая утварь, цитаты из Торы на иврите в рамках на стене. И вместе с тем, Илзе не религиозный фанатик, а вполне светская женщина.
Как-то мы стали рассматривать ее семейные реликвии. Среди них медаль отца — он был солдатом немецкой армии в Первую мировую войну; несколько ложек от столового сервиза; незаконченную салфетку, вышитую матерью; генеалогическую родословную; фотографии кладбища c могилами нескольких поколений Лихтенштейнов (девичья фамилия Илзе). Корни рода в Германии прослеживаются с 1700-х годов.
Я задал хозяйке вопрос: «не испытывает ли она ностальгию по родине?», и сразу осекся под ее взглядом. Илзе порылась в ящиках секретера и положила на стол тоненькую темно-коричневую книжицу с титульной надписью Deutsches Reich сверху и орлом со свастикой в когтях в центре. В паспорте Илзе Лихтенштейн есть второе имя — Сара, которого у нее не было от рождения. По нацистским законам в документах евреев должны были быть два обязательных имени: Израиль — для мужчин и Сара — для женщин. Своего рода сигнал к повышеннному вниманию для арийских властей. Но нацистам и этого было мало. На первой странице немецкого паспорта Илзе «красуется» огромная красная буква «J» — jude. При смене паспортов циничные чиновники не брезговали брать дополнительную плату с евреев за унизительную для тех процедуру.
Илзе родилась в 1923 году в маленьком немецком городке Фолькмарсене, близ Касселя. Ее отец владел пошивочным ателье и, за неимением ребе, был религиозным лидером в крошечной еврейской общине из 25 семей. К началу тридцатых годов Германия начала выправляться от последствий Первой мировой войны, жизнь стала меняться в лучшую сторону и ничто не обещало новых катаклизмов.
Девочка училась в католической школе. Дети католиков, протестантов и евреев дружили между собой и охотно участвовали в праздниках всех конфессий, делились тортами, пирожными и мацой. С приходом к власти нацистов ситуация стала резко меняться к худшему. Дети-неевреи вступили в «гитлерюгенд». А членам этой организации запрещалось общаться с евреями. «Нечистых» пересадили на задние парты, чтобы они «не оскорбляли своим видом истинных немцев». Любой из однокашников мог плюнуть в нас или бросить камень, вспоминает Илзе.
Не лучше обстояло и за стенами школы. Через три месяца после избрания Гитлера у дома-ателье Лихтенштейнов появились два эсэсовца с плакатом: «Здесь живут евреи — ничего не покупайте у них!». Среди кошмаров прошлого в памяти Илзе всплывает эпизод, когда нацисты привязали ее двоюродного брата к лошади и волокли по брусчатым мостовым Касселя.
Как и Сталин, Гитлер вел игру в «кошки-мышки»: то зацепит жертву когтями, то приотпустит. В 1938 году родителей Илзе на короткое время этапировали в Бухенвальд, выпустили, потом недолго держали в тюрьме Фолькмарсена. Из окон камеры отец видел, как на городской площади жгли еврейские священные книги и религиозную утварь. За один день отец поседел. Однажды вечером всех мужчин и женщин-евреев выгнали на улицы, заставили маршировать и петь: «Я скоро уеду из моего маленького города и больше никогда не вернусь сюда». Слова нацистской песни оказались пророческими. Позднее почти всех евреев Фолькмарсена отправили в Бухенвальд, на этот раз без обратного билета «в мой маленький город».
Имущество евреев, включая семью Лихтенштейнов, было разграблено, либо варварски уничтожено. Илзе вспоминает: «Нацисты уничтожили нашу домашнюю библиотеку, картины, крушили топором мебель, посуду, резали пуховые перины, выбросили в окно портновское оборудование отца, украли мою скрипку». Когда с матерью Илзе случился сердечный приступ, никто из медиков не явился на помощь. Лишь ночью пришла одна соседка, смочила больной руки уксусом — больше никаких лекарств не было.
В 1939 году пятнадцатилетней Илзе улыбнулось счастье, о последствиях которого она и не подозревала. Гитлеровские власти допустили последний «либерализм», разрешив выезд из Германии детям евреев. Для взрослых капкан был захлопнут. Сначала девочка оказалась в Голландии, и на следующий год ступила на борт судна, отплывающего в Соединенные Штаты Америки. И снова ей сопутствовала удача. Это был последний пароход из Голландии в США. Вскоре эту страну оккупировали немцы.
Илзе приняли дальние родственники в Висконсине. У них уже два года жил ее старший брат. К тому времени родители и младшая сестра оказались в Бухенвальде, переписываться с ними еще кое как можно было через Красный Крест, последнее письмо от отца датировано 1943 годом. Скорее всего, именно в этом году самые близкие люди для Илзе сгорели в огне Холокоста.
Судьба свела Илзе с земляком из Касселя. Они прожили вместе с Майклом больше сорока лет и, хотя их родной язык немецкий, в доме звучала только английская речь. Германия не считалась родиной, просто местом рождения. Даже когда появилась возможность получить компенсации за нацистские преследования, оба супруга посчитали для себя кощунственным получать кровавые деньги.
До выхода на пенсию Илзе имела свой салон красоты. Сейчас бизнес продан, Илзе делит свое время между Луисвиллом и Висконсином, где живут ее сын и внуки. По частным приглашениям она несколько раз бывала в городе своего детства Фолькмарсене. Дом, где она родилась и выросла, цел, но принадлежит уже другим людям. Цела городская ратуша, где во временной тюрьме сидели ее родители. В городке есть небольшой музей Холокоста. Еврейские могилы в идеальном порядке — на их содержание выделяются средства из местного бюджета.
Гитлера давно нет на свете, но в Фолькмарсене его мечта осуществлена — городок juden frei — свободен от евреев. Оставшиеся в живых бывшие эсэсовцы, гестаповцы и солдаты вермахта сегодня милые приветливые старички. При встречах виновато вздыхают: «что делать, такие были времена».
Зато немало «новых евреев» — выходцев из бывшего Советского Союза в Касселе. Илзе с грустью отмечает: это совсем другие евреи. Не знающие иврита, не соблюдающие еврейских традиций, а некоторые даже с нательными крестами. И вообще, их с Германией ничего с ней не связывает, кроме желания зацепиться за богатую страну. Государство осыпает евреев многочисленными льготами, а молодые немцы тихо ропщут: почему они — третье послевоенное поколение — должны расплачиваться за грехи своих дедов-прадедов? По мнению Илзе, еврей может эмигрировать куда угодно, только не в Германию.
Илзе Мейер ни в коем случае не германофоб. У нее есть друзья и приятели в Германии, но в то же время она не в состоянии подавить в себе воспоминания о сломанном детстве, «пасторальном» нацистском Фолькмарсене 30-х годов, о крематориях Бухенвальда, через топки которых прошли ее родители, сестра и многие родственники. Она с полным правом могла бы перефразировать слова Тиля Уленшпигеля: «Пепел Фолькмарсена стучит в моем сердце».
Многие годы Илзе работает волонтером при Еврейском центре города Луисвилла и считает своим главным жизненным долгом нести правду о нацизме и Холокосте. Илзе Мейер выступает с лекциями в школах, колледжах и воинских частях и испытывает удовлетворение от результатов своего труда. Кому, как не молодежи, рассказывать о горьких уроках истории, чтобы они никогда не повторились.
Воспоминания Илзе и Майкла Мейеров засняты во всемирном мемуарном киноцикле очевидцев Холокоста, созданном фондом Стивена Спилберга. Биография Илзе вошла в альманах о самых известных женщинах в истории штата Кентукки.
Любимый афоризм Илзе принадлежит не еврею, а немецкому пастору Мартину Нимюллеру: «Когда в Германии нацисты пришли за коммунистами, я молчал, так как не был коммунистом. Когда они пришли за евреями, я молчал, так как не был евреем. Когда они стали уничтожать профсоюзы, я молчал, так как не был членом профсоюза. Когда они принялись за католиков, я молчал, так как был протестантом. Когда они пришли за мной, к этому времени уже некому было меня защитить».
Добавить комментарий