Среди многих тайн советской эпохи, та, о которой я хочу рассказать, является, видимо, наиболее скрытой. Речь идет о государственном, точнее — дворцовом, а еще точнее — кремлевском перевороте в середине февраля 1953 года. О нем мы можем судить только по скупым сообщениям в газетах (или наоборот — по отсутствию их), которым тогда не придали никакого значения, а также по некоторым данным, ставшим известным в более позднее время. Нет никаких мемуарных свидетельств, документов, посвященных этому событию.
Тема кремлевского переворота против Сталина уже звучала в трудах историков, в частности у Авторханова. В своей известной монографии «Загадка смерти Сталина» он тоже говорит о перевороте, но относит его к первым дням марта, когда диктатор был уже одним шагом в пути на тот свет. Думается, эта точка зрения должна быть пересмотрена. События развивались по-другому, более драматично.
Несколько предварительных замечаний.
Важнейшая особенность этого, т.е. февральского, переворота заключалась в том, что свергнутый руководитель — Сталин, скорее всего не догадывался, что он уже «не в силах». И еще. Дать однозначную характеристику политической ситуации в любой стране очень трудно, а для советского государства — практически невозможно. Хотя бы потому, что интересы участников этой интриги до крайности переплелись и запутались, и любое мнение, может быть оспорено. Однако двигаться к решению этой загадки необходимо. Настоящий очерк является, по-моему, первым шагом в этом направлении.
Изложение событий, которые я называю государственным переворотом, не будет детальным. Объяснить это просто. Вся история сталинизма связана, во-первых, с преступлениями и, во-вторых, с тайнами. В высшей степени это относится к последнему периоду самой жестокой в истории диктатуры. Закрытость происходившего в Кремле в 1952-53 гг., не подтвержденна прямыми документами, а они, как было сказано, отсутствуют, едва ли не превосходит все другое, бывшее в верхних эшелонах власти.
Хотя в послевоенные годы власть Сталина над его «соратниками» была абсолютной, их взаимная междоусобица за влияние на вождя не прекращалась ни на минуту. Это тоже была своего рода политическая борьба. Но не такая, как в цивилизованных государствах, когда отстаиваются интересы различных партий или социальных групп. То была борьба всех против всех — за карьеру, привилегии, за право подавлять и уничтожать других. Ее участники могли блокироваться, но это были временные союзы. Происходила в полном смысле слова подковерная борьба.
Самым кратким образом дадим характеристику последним годам сталинизма. Они были напряженнейшими, и экономически, и политически. Раны войны постепенно залечивались. Народ жил более чем скудно, но отмена карточек, ежегодное снижение цен, рост промышленного производства давали советским людям надежду на лучшее будущее. О скрытой борьбе в Кремле, об арестах, расстрелах, не таких масштабных, как в предвоенные годы, но, можно сказать, более прицельных, «широкие массы трудящихся» не знали. Однако о Ленинградском деле, о деле летчиков, моряков, руководителей оборонной промышленности высшие советские, партийные и военные руководители были вполне осведомлены. Никто из них не мог быть спокоен за свое будущее, и хотя о каком-либо сопротивлении говорить не приходится, соответствующее настроение складывалось. При этом, чем выше на иерархической лестнице находился руководитель, чем ближе он был к Сталину, тем менее устойчивым становилось его положение. С другой стороны, страх перед Сталиным был так велик, что воля всех, кто его окружал, была парализована. Кроме упомянутых судебных процессов, перед глазами были также поношения творческой интеллигенции, некоторые знали о расстреле августе 1952 года 13 членов Еврейского Антифашистского Комитета. Не были забыты и довоенные расправы Сталина над действительными или мнимыми противниками.
Членов Политбюро тех лет, т.е. ближайшее окружение Сталина, можно разбить на две группы — старых, с ленинской поры, соратников (Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян) и новых, им самим выдвинутым (Хрущев, Маленков, Булганин, Берия). С первыми вождь практически не считался, он был ними груб, за ними велась открытая слежка.
Вопрос заключался в том, в какой форме «хозяин» расправится с ними. Со вторыми (их, конечно, тоже подслушивали) Сталин встречался чаще, они могли чувствовать себя в относительной безопасности. Но «Ленинградское дело» показало, что верховный гнев может обрушиться на любого. Заметим, что по этому делу и по «филиальным» процессам, если их можно назвать процессами, расстреляно более 200 человек. А всего в последний год сталинской диктатуры (1952) по политическим обвинениям было вынесено 1612 смертных приговора.
Отдельно следует сказать о мингрельском деле и деле врачей. Первое не имело отражения в прессе, но в Грузии о нем хорошо знали (было арестовано более 50 человек). Аресты начались в ноябре 1951 года. Берия хорошо понимал, что мингрельское дело направлено главным образом против него. Он сам был мингрел. Несмотря на свою близость к вождю, Берия имел все основания опасаться за свою судьбу больше, чем кто-либо другой.
В чем был исток недоверия Сталина к Берия? Как и все, происходящее в то мрачное время, это не имеет рационального объяснения. Можно высказать самое общее соображение — Сталин уничтожал все, что выделялось. А Берия был именно таким.
Дело врачей имело важную особенность — впервые после войны об аресте и намечаемом суде было опубликовано в газете. Следовательно, оно было рассчитано на определенный резонанс и должно было иметь громкие последствия. Но касались ли они только «убийц в белых халатах»? Имело ли дело врачей только антиеврейскую направленность? Многие историки, в частности А.Авторханов и В.Пинкус (Израиль), считают, что главной задачей этой провокации были не врачи и тем более не депортация евреев, о которой много пишут и поныне, а полное устранение от власти «старой гвардии» (но не физическое их уничтожение) и очередной масштабный виток репрессий. Строительство новых лагерей, начиная с 1948 года, шло полным ходом. Но Берия больше всего тревожила собственная судьба, время поджимало, и ему следовало действовать. Его первая цель заключалась в изоляции Сталина, в его недееспособности. Решительности и коварства у Берия доставало с избытком, гораздо больше, чем у других членов ПБ.
Начиная с 1946 года Берия формально не руководил «органами». Сферой его деятельности была проблема атомной бомбы. Как известно, он проявил в этом деле чрезвычайную активность, и после преодоления многих трудностей задача создания нового оружия была решена. Все эти годы Берия был членом Политбюро, он сохранил влияние и в тайных структурах. Конечно, ни у кого и сейчас нет доказательств, что именно он был движущей силой описываемых событий, и судить его можно только с позиций истории, а не по законам юриспруденции. Нужно отдать должное Лаврентию Павловичу — концы он спрятал надежно. А работу он провел труднейшую.
Прежде всего, началась атака на медиков, обслуживающих Сталина. Летом 1952 года крупнейший терапевт академик Виноградов дал неблагоприятный диагноз при медицинском обследовании вождя. Его заключение и рекомендации — состояние высокого пациента ухудшилось, следует уменьшить рабочие нагрузки. Но Берия и сам Сталин, видимо, лучше разбирались в медицине, и Виноградов потерял их доверие. В начале ноября он стал первой жертвой «дела врачей», а с ним еще 5 человек, среди них — ни одного еврея. Таковых стали «брать» в первых числах декабря. Таким образом, и поворот дела врачей в сторону поклепа на евреев произошел в декабре.
Какова была роль Берия в деле врачей? Очень трудно ее сформулировать. С одной стороны, недоверие Сталина к медикам было ему наруку. С другой — антисемитизм не был в числе пороков Берия, и еврейский аспект этой провокации был ему ни к чему. Высказывалось мнение, что Берия специально спровоцировал дело врачей, чтобы расшатать положение Сталина, но, думается, авторы этой версии перехитрили сами себя. Можно не сомневаться, что без Берия не обошлось, когда арестовывали «ноябрьскую» группу врачей (именно они были собственно «кремлевские»). К «декабрьским» арестам, т.е. к евреям (в той группе были в основном консультанты), он, скорее всего, не имел отношения. Его задачей было сделать Сталина беззащитным, а не разжигать в стране антиеврейские настроения. В последние месяцы жизни возле Сталина не было ни одного врача, он не проходил никакого медицинского обследования.
Несмотря на то, большинство арестованных врачей не были евреями, в сообщении ТАСС от 13 января 1953 года еврейские фамилии преобладали, и «открытым текстом» говорилось о «еврейских буржуазных националистах» и сионистах. Полной неожиданностью было упоминание в их числе известнейшего артиста Михоэлса, тайно убитого в январе 1948 года и похороненного с большим почетом.
То, что прямые шаги к делу врачей начались в августе 1952 года сразу после расстрела членов Еврейского Антифашистского комитета — не случайное обстоятельство. Именно тогда Сталин приказал извлечь из архива служебную записку четырехлетней давности чисто медицинского содержания (не донос!) Лидии Тимашук о ее несогласии с диагнозом и лечением второго человека в государстве — Жданова. Ни один еврей в ней не упоминался. Но по воле диктатора эта записка была истолкована как сигнал бдительности патриотки, разоблачившей врачей-убийц, сионистов-заговорщиков.
Очень важно подчеркнуть, что резкая перемена Сталина в его еврейской (или антиеврейской) политике имела важные политические истоки — решительный отказ в сентябре 1948 года руководителей Израиля от советской «интернациональной помощи». Именно с того времени начались памятные события, связанные с ЕАК, поношением «космополитов», репрессиями на евреев во всех областях жизни, и как вершина это политики — «дело врачей».
Такова была, вкратце, ситуация в стране и на вершинах власти к началу февраля 1953 года.
Тонкой интригой Берия 15 декабря 1952 года удалил от Сталина самого близкого и преданного человека, служившего ему более 20 лет — секретаря Поскребышева. Его обвинили в утере важных документов. Поскребышев потерял свою огромной важности должность. Это место занял Малин, «человек» Берия и Маленкова, — на тот период их цели совпадали. На следующий день был арестован Власик. С 1927 года по май 1952 года он был «главным охранником» вождя. После Власика охраной Сталина начал руководить начальник комендатуры Кремля генерал Косынкин. Он не был очень близок к «хозяину», но полностью ему предан. Его срок на этом ответственнейшем посту, как мы это увидим, будет недолгим. В январе 1953 года арестовали еще 5 человек из ближайшего окружения Сталина, в том числе одного из руководителей охраны генерала Кузьмичева. Итак, к началу февраля Сталин оказался без «переднего края обороны».
Последнее упоминание Сталина как действующего руководителя государства относится к 17 февраля 1953 года, когда на своей загородной даче в Кунцево он принял посла Индии Кришна Менона. 17 февраля примечательно еще двумя обстоятельствами — после этой даты «вождь» в Кремле уже не появлялся, и его имя в столбцах газетах стало упоминаться гораздо реже. Это наблюдение могут правильно оценить только современники той эпохи. Масштаб его культа, говоря языком следующего этапа истории, принял уродливые формы. Ежедневное, многократное упоминание в каждой советской газете имени Сталина было обязательным. Слово «культ» применительно к его личности — отнюдь не преувеличение. Вот в каких выражениях писала о Сталине «Большая Советская Энциклопедия» (2-е издание, статья «Генералиссимус», 1951 г.): «Своим гениальным руководством товарищ Сталин спас от гибели советский народ и привел его к победе в Великой Отечественной войне».
Последнее упоминание о врачах можно было прочесть в «Комсомольской правде» и в «Труде» 18 февраля. После этой даты полностью прекратились публикации о врачах-убийцах, которых и раньше было немного. Никаких «писем трудящихся» с призывами сурового их покарания газеты не печатали — это мифы позднего времени. Не было в газетах ни одного сообщения о собраниях, осуждающих врачей.
Резко улучшилось с этого времени содержание врачей в тюрьме, их перестали вызывать на допросы — об этом пишут все мемуаристы, жертвы провокации... Более того, когда в конце февраля арестовали еще нескольких врачей, среди них не было ни одного еврея. Создается полное впечатление, что кто-то всеми силами стремился «затушевать», скрыть еврейский след в деле врачей. Всего с ноября 1952 г. по февраль 1953 г. было арестовано 28 врачей и 9 человек — их родственников. Среди них евреев — около четверти.
Самым важным показателем произошедшей перемены в руководстве страны является статья Ольги Чечеткиной в «Правде» 20 февраля 1953 года «Почта Лидии Тимашук». Тогда этого никто не заметил, а сейчас следует подчеркнуть, что в указанной статье нет ни слова ни о сионистах, ни о евреях, ни о шпионской организации «Джойнт», не приведены даже фамилии «врачей-убийц». О недосмотре в такой газете речи быть не может, это свидетельство важной перемены, которая произошла в «деле врачей» к 20-му февраля, а шире — на вершине власти.
Внимательно прочитаем сообщение ТАСС от 13 января. В нем звучит обвинение в адрес «старого руководства МГБ», т.е. Абакумова, он был тогда под арестом, но фактически — это удар по Берия. В статье «Почта Лидии Тимашук» об этом нет ни слова, нет и упоминания о «неизбежном возмездии врачам-убийцам». А всего 5-ю днями раньше такие слова прозвучали со страниц «Труда». Теперь — весь пафос статьи направлен на разоблачение американских поджигателей войны, призывы к бдительности и патриотизму. И, наконец, самое главное — Сталин упоминается в статье Чечеткиной только один раз, и самом ее конце. И как — не «великий», а просто — «товарищ Сталин», после слов «сплотимся вокруг партии». Итак: перед нами важная политическая декларация, первый приступ к разоблачению культа.
Есть еще два интересных обстоятельства, которые можно заметить при чтении газет за 1-квартал 1953 г. В передовых и других политических статьях ненавязчиво упоминается имя Маленкова («указал, напомнил, привел...»). Полное впечатление, что советских людей заставляют привыкнуть, что именно он будет новым руководителем. При этом — ни слова, ни об одном другом члене Политбюро, кроме... Кагановича (при заводе его имени). В какой газете? В «Правде». Когда? 19 февраля, т.е. на следующий день после того, как, по моему мнению, произошел «переворот», и дело врачей фактически было прекращено.
Чем занимался Сталин во второй половине февраля 1953 года, подписывал ли какие-нибудь документы, бывал ли в Кремле — сведений нет. Сохранились только недокументированные указания, что он интересовался ходом следствия по делу врачей, давал указания и т.д. Возможно так оно было, но, как сказано выше, именно в это время в деле врачей произошел поворот как раз в сторону улучшения.
Конечно, до разрушения памятников и списания портретов Сталина было еще далеко. Заводы, колхозы и улицы по-прежнему несли его имя. Поэтому исчезновение имени вождя и учителя из статей и заголовков было не очень заметным. Тем более что это указание донести до тысяч органов печати тайно и оперативно сделать невозможно. Резкий поворот тоже вреден.
Даже в преддверии XX съезда и окончательного разоблачения культа органы пропаганды начали эту деятельность исподволь, постепенно все больше стали говорить о партии, о роли трудящихся, о Ленине и т.д. Кто участвовал в тайной работе? С полной определенностью об этом говорить трудно. Один Берия это сделать не мог. Очевидно, вся группа «ближайших» участвовала в заговоре. Осведомленность редактора «Правды» Шепилова подразумевается. Были также какие-то технические исполнители из охраны, об одном из них — Иване Хрусталеве, мы еще поговорим. Серьезные подозрения падают на тогдашнего министра госбезопасности Игнатьева, сделавшего сразу после смерти Сталина стремительную, но кратковременную карьеру.
В середине февраля центральные газеты поместили два траурных сообщения — о смерти одного из преданнейших сталинцев, Льва Мехлиса (в «Правде») и упомянутого ранее генерала Косынкина, коменданта Кремля. О кончине Мехлиса ходит много домыслов. Мы же подчеркнем, что до этого не было случая, чтобы довольно второстепенного члена ЦК, последние годы отошедшего (или отодвинутого) от большой политики по болезни (или по полной отработанности) хоронили по такому высокому «разряду» — некролог в «Правде», фотографии почетного караула в Колонном зале, репортаж о похоронах на Красной площади. Дело не в заслугах Мехлиса, у него больше было провалов, и не в его собачьей преданности Сталину, вождь этого никогда не ценил, а в том, что Лев Захарович умер вовремя и в том, что он был еврей. Его выразительные черты на фотографии и фамилия должны были смягчить впечатление от акцентирования «еврейского следа» дела врачей. Точно так, как вручение Сталинской премии мира Эренбургу 27 января (в день его рождения!) и его многозначительная речь на этой церемонии.
Смерть другого человека прошла почти незамеченной. Некролога не было, а только сообщение 16 февраля в «рамочке», т.е. о смерти. При этом — не в «Правде» и не в «Красной Звезде», хоть он был генералом, а в «Известиях», ранг этой газеты тогда был немногим выше «Труда». Лет этому генералу было чуть больше 50-ти, в таком боевом возрасте военные сами собой редко умирают. Речь идет об упомянутом выше главном в те дни охраннике Сталина — Косынкине. Для полноты картины заметим, что исполнять его обязанности стал другой генерал госбезопасности — Новик, кстати, живущий и поныне (2002 г.).
Собственно говоря, это все, что мне удалось собрать и заметить при чтении подшивок центральных газет тех месяцев, мемуаров и не всегда объективных работ историков. Это крохи, штрихи, но из штрихов составляются буквы, а из букв — слова. Я прочел их так: антисталинский переворот. Смерть Сталина была насильственной, но доказать это так же трудно, как и умерщвление им самим Камо, Бехтерева, Кирова, Раскольникова... Вот несколько важных обстоятельств.
Последним человеком, кто видел Сталина перед историческим инфарктом, был известный всем по фильму Алексея Германа полковник Хрусталев. Он до конца был предан Берия. Хрусталев все дни находился у тела Сталина и даже присутствовал при вскрытии. Сам он ненадолго пережил и своего шефа и вождя. Свои дни Хрусталев закончил в том же 1953 году. Традиция ликвидации тайных исполнителей и нежелательных свидетелей неуклонно выполнялась.
Вполне понятно, что насильственная смерть Сталина напрямую связана с заговором против него. Кстати, в его медицинской карте, она доступна исследователям, нет истории его последней болезни.
Возражения о правомочности моего вывода о перевороте в Кремле будут вполне понятны. Нарушая традицию, я сам выскажу возражения своей версии. Их два. Далеко не везде прекратились славословия Сталину. Эхо публикаций с антисионистским (т.е. антиеврейским) духом можно отметить во второстепенных и периферийных газетах, было несколько арестов евреев и в начале марта. Был арестован, например, композитор Моисей Вайнберг, зять Михоэлса.
Второе возражение касается похорон Сталина. Они превосходили все мыслимое. Это было настоящее языческое идолопоклонство, включая человеческие жертвы, т.е. погибших в давке на улицах Москвы, примыкавших к Колонному Залу. Там был выставлен гроб с телом вовремя усопшего. Славословиями были заполнены все газеты, других сообщений практически не было.
Как все это оценить с учетом высказанной версии?
Во-первых, чрезвычайной скрытностью операции и инерцией запущенного за годы диктатуры маховика пропаганды и репрессий. Во-вторых, идея культа Сталина проникла очень глубоко в сознание народа. Нынешние рассказы об антисталинских настроениях и разговорах сильно преувеличены. Я свидетельствую — в день похорон, 9 марта, десятки, а может и сотни тысяч других киевлян, «повинуясь зову скорбящего сердца» (так писали в газетах) без всякой команды устремились на Крещатик. Звучала по радио передача из Москвы — скорбная музыка и речи. Плакали многие. В этот день предприятия, школы и вузы не работали, транспорт в центре Киева не ходил. В такой обстановке никакие «заговорщики» и «разоблачители» не могли быть поняты.
Но только закончились траурные дни, прекратились всякие вопли. Имя Сталина буквально замазывалось и заменялось словами «Ленин» и «партия». Он перестал быть классиком марксизма-ленинизма. Начался постепенный, сначала малыми шажками, ход к 20-му съезду.
Могли такие изменения в политике произойти в марте 1953 года без того, что я называю «кремлевским переворотом» в середине февраля?
Добавить комментарий