В публикуемом ниже интервью с бывшим агентом советских спецслужб генералом Евгением Улиным вы найдете много интересного о том, что на самом деле представляли собой советские спецслужбы, как они формировались и чем занимались.
Три года назад, когда в Москве впервые проходила международная конференция «За безопасность информации», ее директором и организатором был приглашен бывший разведчик, генерал Евгений Улин. В настоящее время Евгений Евгеньевич отвечает за охрану и безопасность Большого театра России. Однако, вернемся в его прошлое, определившее во многом его настоящее.
Есть мужчины, для которых существует одна-единственная женщина. Евгений Улин — из этой породы. Но судьба, отправив Улина на «тот свет», взорвала его семейную жизнь. Первая жена не вынесла тайны, окутавшей улинское бытие. Вторая не выдержала долгой разлуки. Третью звали Татьяной — и она ждала Евгения до тех пор, пока он не вернулся «оттуда».
…Я познакомился с Улиным в мастерской известного фотографа Виктора Бреля. Тот только что побывал в реанимации Института имени Склифосовского, где его так и не дореанимировали: боли в сердце остались. И тогда он позвал на помощь своего друга. Улин поставил диагноз.
— Ты неправильно дышишь, — сказал он Брелю. — И в сердце не посупает достаточно крови. Я научу тебя дышать.
Через неделю боли ушли.
— Вы помогли человеку, которому не сумел помочь «Склиф». Где вас этому научили? — спросил я Улина.
— Это старая история, — ответил Евгений. — Еще в отрочестве я попал в школу, где людей обучали всему, что может человек. И даже тому, чего он не может. Там готовили «воинов» — ту боевую элиту, без которой не может обходиться ни одно государство. Туда, как правило, подбирали ребят из детских домов, лишенных постоянного влияния, воспитывали и обучали их в соответствующем духе — в результате получались бойцы, которые могли творить чудеса.
— Так вы сирота?
— Нет, я вырос в благополучной профессорской семье, окруженный вниманием родителей. Но, когда учился в седьмом классе, в школу явились люди, которые, по их словам, искали среди нас счастливчика, способного учиться в школе Академии наук. Выбор пал на меня. Отец не возражал. Таких, как я, — из обычных семей, в эту сверхсекретную подмосковную школу попадало не больше семи процентов всего ее состава — для повышения общего интеллектуального уровня. Учебную подготовку давали в школе блестящую, уже в девятом классе проходили институтскую программу. Там я защитил диплом, а затем и кандидатскую диссертацию по физике. Но, конечно, львиную долю времени занимала подготовка «воина».
Она состояла из трех этапов: мальчик — юноша — мужчина.
На первом, «мальчиковом», этапе мы оставались еще какое-то время обычными пацанами. Но интеллектуально-физическая подготовка была столь интенсивной, что в «юношеский» этап мы вошли года на три раньше, чем это было бы в нормальной среде: в возрасте 15 лет я уже мог, к примеру, «нейтрализовать» при столкновении сразу трех своих сверстников. В 18 лет, когда я перешел из категории «юноша-воин» в категорию «мужчина-воин», я уже знал четыре европейских языка, включая диалекты; владел любым транспортным средством, как у нас говорили — «от самоката до самолета»; мог работать за токарным и фрезерным станком; быть сапожником, поваром, дегустатором вин; мог стать актером, снимать кино, работать врачом «скорой помощи», коммерсантом. Само собой, владел разными видами рукопашного боя, вплоть до подводного — «тюленьего». Наконец, нам были открыты секреты всех видов холодного и горячего оружия — от старинного до современного.
— Да, в последнем классе нас тестировали. И, в зависимости от результатов, шло разделение на «бойцов» и «воинов». «Бойца» могли использовать в основном на спецвойне. «Воина» могли использовать в разных сферах — вплоть до занятий наукой. У меня, например, очень рано определилась склонность к исследованиям. Окончив школу, я продолжал серьезно заниматься физикой.
— Ну, а в личном плане? У вас, видимо, не оставалось времени даже для мечты о любимой девушке?
— Ошибаетесь. Из нас делали настоящих рыцарей. За образец был взят стандарт царского Александровского училища, из которого когда-то выходили «купринские» юнкера. Нас учили светским манерам, верховой езде, фехтованию, танцам…
— Каким танцам? И кто были ваши партнерши?
— Танцевали и вальс, и польку, и танго. А партнершами были девушки из школы, подобной нашей.
— Так, может, у вас, как полагается в «нормальной» жизни, была и первая любовь?
— Была: страстная, романтическая, с первого взгляда.
Ее звали Робертой. Отец ее, испанец, погиб в Отечественную. Мать работала в свое время личным переводчиком Сталина по испано-итальянской переписке. Она чудом осталась жива, благодаря своей отчаянной дерзости. Когда Сталин предложил ей работу, она попросила разрешения попрощаться с семьей. Сталин удивился: «Зачем?» — «Через три месяца меня уже не будет», — спокойно ответила она, зная кремлевские порядки. Сталин помолчал, потом вдруг засмеялся и сказал: «Работайте». И она работала рядом с «вождем всех народов» до самой его смерти.
Роберта поразила Улина своей красотой. Ни она, ни ее мать понятия не имели, кто же на самом деле этот высокий сильный парень с ясным и открытым лицом. Им и в голову не приходило, на что он обречен. Улин женился на Роберте в те дни, когда вместе с дипломом об окончании школы получил звание майора. Но, став женой человека, который редко бывал дома, Роберта с первых же дней мучилась странной загадочной жизнью мужа. И едва близкая подруга, влюбленная в Улина, шепнула ей, что у Евгения есть любовница, Роберта, несмотря на то, что уже был маленький сын, решительно потребовала развода.
— Вы уверены, что Роберта любила вас?
— Да. Ведь с тех пор она, молодая и красивая, так и не вышла замуж.
— А вы?
— Я не мог позволить себе такое. Людям моей профессии, как это ни парадоксально, необходима жена.
— Почему?
— Потому что, живя в состоянии постоянного риска, хочется знать, что тебя ждут. Иначе все кажется бессмысленным…
Вторую жену звали Нинель, в быту — Нелли. Она была референтом замминистра — умная, практичная. Но и этот союз продолжался всего два с половиной года. А, впрочем, мог и вообще не состояться. Дело в том, что сразу же после развода с Робертой Улина отправили на Шпицберген, где, как перспективному физику, предложили работу в ультрасовременной лаборатории. Потрясенный чудесами тамошней техники, Евгений буквально дневал и ночевал в лаборатории. Но, чтобы остаться здесь, надо было принять одно непременное условие: никакой семьи, никаких выездов на материк. И Улин отказался.
— Вы знали, на что идете?
— Конечно, знал. Я обрекал себя на участие в одной из тех «заграничных» войн, с которых, как правило, не возвращаются.
Он был назначен инструктором своей школы, получил звание подполковника. Занимался подготовкой спецотрядов перед отправкой на Ближний Восток. Подготовка заняла год, и Нелли так же как и в свое время Роберта, не знавшая ничего об истинной работе Улина, недоумевала, почему он совсем не бывает дома. Да еще этот неожиданный призыв на службу в армию (так Улин объяснил Нелли — на самом деле то была командировка без срока и адреса на израильско-арабский фронт). Оба не решались на свадьбу. Однако на прощанье она призналась, что ждет ребенка. Улин уехал радостный. Когда вернулся, дочке было уже полгода. Поженились. И Улин снова отправился на задание, предчувствуя, что на этот раз жена его не дождется.
Шел 1974 год. Улину было двадцать восемь, когда, командуя на сирийско-израильском фронте отрядом, он стал полковником. Их посылали в самые опасные места. На шее молодой полковник носил не крест, а медальон — на случай, если последует приказ самоликвидироваться: нажал кнопку медальона — и тебя нет.
— Была такая ситуация, когда нужно было нажать?
— Была. Однажды мы сидели в «блине» — специальном бункере под барханом: семь человек, в том числе два «спеца» — радист и кодировщик. А надо сказать, что в этом «блине» находилось много такого, что никак нельзя было рассекречивать. Рядом занял позицию полк арабов. Внезапно — атака израильтян.
Сирийцы в беспорядке отступили, мы остались одни. По рации из штаба армии приказывают: уничтожить «блин». Умирать не хочется. Но что делать? Кроме личного оружия у нас только ящик «лимонок». Решил принять бой. Подпустили атакующих поближе — и выскочили, как черти из табакерки. Отбились. Ночью прилетел вертолет, и нас вывезли вместе с секретным оборудованием. Командарм матерился минут десять. Грозил отдать под трибунал за то, что не выполнил приказ — взорваться. Потом налил стакан араки. Всех наградили. Мне присвоили генерала.
— Вы так свободно рассказываете об этом?
— Кончился срок моей подписки о неразглашении тех событий.
— А что было дальше?
— Я воевал 11 месяцев и 23 дня. После этого меня отправили в Аргентину, в горы, на ранчо: восстанавливать психический баланс. Есть такое понятие — боевой синдром. Когда находишься в состоянии дикого напряжения, когда без конца убиваешь сам, а вокруг убивают твоих друзей, психика меняется совершенно. Я видел подобных себе людей, которых без предварительной «изоляции» бросали в нормальную среду. Любой косой взгляд, резкий выкрик вызывали у них такую реакцию, что они способны были убить… И ведь убивали.
Итак, ему двадцать девять, он боевой генерал, и служба продолжается…
— Да, я вернулся в строй. И снова началась работа, правда, уже не такая «мокрая». Побывал во многих странах под видом ученого, кинорежиссера, бизнесмена, дипломата. Но «приключений» и тут хватало.
— Когда же началось ваше возвращение в обычную жизнь?
— Еще в те дни, когда я отказался от работы на Шпицбергене. Это желание еще более окрепло в сирийской мясорубке. Я понял тогда: надо, сжав зубы, пройти все — и закончить. Но, пожалуй, главным мотивом стала Таня. Мы познакомились с ней в одном скромном и уютном шашлычном ресторанчике «Раздан», что был когда-то на углу Столешникова и Петровки. Так вот, встретив Таню, я понял, что сильно рискую, если заставлю ждать ее слишком долго. Но она ждала меня еще 10 лет. Ждала даже «мертвого», когда пришло известие о моей гибели.
— Выходит, вы и в самом деле вернулись с «того света»?
— Вернулся. Живой и невредимый.
— Похоронка была ошибкой?
— Ну почему? Обнаружили мой «труп, хотя это был камуфляж. Пришлось прикинуться покойником рядом с действительно убитыми... Однако наши уже получили информацию о моей гибели. Похоронка пришла маме — мы с Таней тогда еще не были женаты. Мама ей рассказала, но Таня не хотела верить.
…Они поженились еще до его окончательного возвращения. На следующий день после свадьбы Улин опять улетел на очередное задание — якобы по делам в Монголию. На этот раз Таня знала срок его возвращения, он даже показал ей обратный билет из Улан-Батора. Улина и вправду доставили в Улан-Батор, но оттуда отправили в очередную «горячую точку». А в назначенный день Таня приехала встречать его в аэропорт.
Самолета все не было. Никто не сообщал причин задержки, это было странно и жутко. Внезапно к ней подошли какие-то люди. «Дело в том, — сказали ей, — что самолет попал в аварию и упал где-то в песках. Возможно, люди живы. Сейчас идут поиски. Поезжайте домой. Мы будем держать вас в курсе. (На самом деле его уже считали погибшим.)
Таня не уехала. Трое суток она пробыла в аэропорту, ожидая чуда. И чудо произошло. На третьи сутки ее ожидания Улин, словно заговоренный, объявился в Улан-Баторе, был срочно посажен в первый же улетавший в Москву самолет и…
— Скажите, Таня знала, за кого выходила замуж?
— Догадывалась. Кое-что знала. Но не знала ни про секретную школу, ни про сирийские «блины», ни про то, что я генерал. У меня и сейчас есть форма, но я никогда ее не носил.
В кино, людей, подобных ему, изображают эдакими суперменами. В жизни, напротив, судьбу человека «тайного фронта» нередко считают сломанной.
— Что ж, может быть. Но мне кажется, я успел вскочить в уходящий поезд. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас пожалел о своем прошлом. Признаться, иногда я даже испытываю гордость и своего рода ностальгию по той, полной опасностей жизни. Это была потрясающая проверка человеческих возможностей.
— Разве не существует других способов?
— Существуют: один идет на Эверест с рюкзачком, другой — на Северный полюс… Нам досталось то, что досталось.
— На своих «эверестах» вы рисковали почти четверть века. Но, слыхал, не получаете даже своей генеральской пенсии.
— Это верно. Нас было всего тринадцать, сумевших вернуться из сирийского ада. И во имя тех, кто остался там навсегда, мы дали клятву и написали рапорта, в которых отказались от всех привилегий, а в будущем — и от особых пенсий.
…В той, тайной жизни он мечтал стать художником. Даже в годы своих странствий на досуге рисовал. Но куда сильнее была другая страсть, другая любовь. Она и помогла ему вернуться оттуда, откуда редко возвращаются. Он вернулся…
— Теперь вы свободны? Ваша жизнь в ваших руках?
— Да, пожалуй…
Но по ночам, во снах, Улин вновь попадает туда, где его нашли «убитым». И опять его несут в морг. И опять надо во что бы то ни стало возвращаться…
Добавить комментарий