Лис пустыни, или крушение легенды

Белый рыцарь

      Сага о нем начала складываться сразу по окончании Второй мировой войны — усилиями историков и генералов-мемуаристов, не говоря уже о журналистах, писателях и кинорежиссерах, причем отнюдь не только немецких. Плоды их усилий стремительно обрели черты завершенного портрета, на котором генерал-фельдмаршал Йоханнес Эрвин Ойген Роммель выглядел следующим образом.

      Одаренный юноша из хорошей семьи, он девятнадцати лет от роду поступил в 1910 году в военное училище (несмотря на врожденную паховую грыжу!) и закончил его как раз к началу Первой мировой. Новоиспеченный пехотный лейтенант воевал сперва на Западном фронте, во Франции, где был ранен и награжден Железным крестом, а потом на Итальянском, где отличился при штурме нескольких вершин, в том числе Монте-Матажур, за что в 1917 году кайзер Вильгельм II удостоил его высшей воинской награды — ордена «За заслуги».

      Во времена Веймарской республики и даже после событий 1933 года Роммель, нимало не интересуясь политикой, преподавал — сперва в Дрезденском, а потом в Потсдамском пехотных училищах. На основе своих лекций он даже написал книгу о тактике пехотных операций, причем сформулированная в ней теория ближнего боя была сразу же по достоинству оценена коллегами. Начало Второй мировой вернуло Роммеля на поля сражений — правда, в новом качестве — в феврале 1940 года он был произведен в генерал-майоры и принял под командование 7-ю танковую дивизию. Соединение это столь ретиво продвигалось вглубь французской территории, что заслужило прозвище «дивизии-призрака», а ее командир присоединил к Железному кресту новый — Рыцарский.

      Сразу по окончании французской кампании Роммель был поставлен во главе танкового корпуса и отправлен в Северную Африку с полномочиями главнокомандующего всеми операциями войск стран «оси Рим-Берлин-Токио» против Египта и Суэцкого канала (хотя номинально этот пост по-прежнему занимал итальянский генерал Эттори Бастико). На африканском театре военных действий Армия Пустыни под командованием генерал-майора Ричарда О'Коннора без особого труда теснила вяло отбивающихся итальянцев: за два месяца англичане продвинулись на 800 км, уничтожив девять итальянских дивизий, взяв в плен 130 000 человек, захватив 400 танков и 1 290 орудий, тогда как потери самих британцев составили всего 500 человек убитыми и 1 373 ранеными. С прибытием Роммеля положение переменилось радикально. На протяжении двух лет — с марта 1941-го по март 1943 года — блистательный военачальник (теперь уже в звании генерал-фельдмаршала) противостоял здесь неуклонно растущей мощи союзников, удостоившись от них прозвища Лис пустыни, которым чрезвычайно гордился. Да, в конце концов, он потерпел поражение, но даже не склонный прощать неудач фюрер не вменил этого Роммелю в вину: силою обстоятельств тот был полностью отрезан от баз снабжения; численное превосходство противника сделало поражение под Эль-Аламейном неизбежным, а дальнейшую борьбу — невозможной. Даже отданный сгоряча Гитлером приказ «держаться до последнего солдата» сорок восемь часов спустя был отменен самим же фюрером, одновременно отозвавшим Роммеля в Берлин. Звездный час полководца остался позади, но впереди его ждал звездный час политика и гражданина — участие в событиях 20 июля 1944 года.

      Увы, этот «заговор генералов» провалился: Гитлер уцелел при взрыве бомбы полковника Клауса Шенка фон Штауфенберга, в армии начались безжалостные и кровавые чистки, кольцо вокруг генерал-фельдмаршала все сжималось, и Роммель, которому в случае успеха заговора прочили кресло рейхспрезидента, был вынужден покончить с собой, приняв яд.

      Так ушел из жизни герой, рыцарь без страха и упрека, современный Ганнибал и современный Брут в одном лице — ушел, чтобы стать бессмертным героем неувядающей легенды.

      Генерал Шпайдель утверждал, будто Роммель намеревался арестовать и предать суду Гитлера, а журналист Лютц Кох пошел еще дальше, поведав миру о совместном плане Роммеля и Манштейна захватить ставку фюрера. Вице-адмирал Фридрих Руге писал: «Фельдмаршал был единственным человеком в Германии, который хотел закончить войну 20 июля 1944 года». А по мнению начальника штаба Африканского корпуса генерала Нольте, Роммель был «неподкупен в своем осуждении безнравственной, лживой и самообманывающейся системы». Им вторили даже бывшие противники. Американский генерал-майор Омар Нельсон Брэдли назвал Роммеля «одним из величайших героев мировой истории». И даже непримиримый борец с фашизмом Уинстон Черчилль, выступая в Палате общин сказал в 1953 году: «Сопротивление гитлеровской тирании, которому отдал жизнь Роммель, я расцениваю как еще один его подвиг». А среди арабов Северной Африки он слыл настолько неуязвимым, что еще в 1967 году бедуины утверждали, будто встречали в пустыне фельдмаршала, который во главе своего штаба дожидался своего старого противника — британскую Восьмую армию генерал-лейтенанта сэра Бернарда Лоу Монтгомери… Каирская газета «Бурс» свидетельствовала: «Образ этого человека завораживает массы, олицетворяя для них чувство и мечту. Среди песчаных дюн они угадывают силуэт вечного пленника пустыни, усматривая в том и поэзию, и чудо…»

      Но оставим чудеса и поэзию бедуинам — еще классик подметил их неиссякаемую склонность «петь, считая звезды, про дела отцов» — и обратимся к фактам.

Серая правда

      Начнем с того, что Роммель вообще не искал офицерской карьеры, мечтал о стезе авиаконструктора и в военном училище оказался, лишь подчинившись категорическому настоянию отца. Подчиняться он, впрочем, любил, что и облегчило ему жизнь в армейской среде. На полях Первой мировой он и впрямь отличился, но эпизод со штурмом Монте-Матажура наложил отпечаток на всю его дальнейшую жизнь: так случилось, что награду за эту победу получил другой офицер. И хотя справедливость в конце концов восторжествовала, Роммель с тех пор неукоснительно преуменьшал чужие заслуги, преувеличивал собственные и ловко перекладывал ответственность за свои просчеты на плечи подчиненных. Он проявил себя незаурядным психологом, стяжая лавры за самые малозначащие победы, о которых другие военачальники — вроде Манштейна или Гудериана — даже постеснялись бы упоминать. Но это, в конце концов, лишь черта характера — малоприятная, но не более того.

      Важнее другое. Взлет Роммеля был целиком и полностью обусловлен лишь благорасположением фюрера. Упоминавшаяся выше книга Роммеля привлекла внимание вождя нации, и вскоре, летом 1939 года, ее автор сменил полковничьи погоны на генерал-майорские и был назначен комендантом ставки Гитлера. Фюрер лично доверил своему любимцу и танковую дивизию, хотя управление кадрами категорически возражало против такого назначения — и не без оснований, поскольку Роммель был все-таки пехотным офицером. А по мнению большинства штабных офицеров, подвиги «дивизии-призрака» во время французской кампании объяснялись не столько талантами ее командира, сколько льготным снабжением и множеством других привилегий... В Северной Африке Роммель и впрямь показал все, на что был способен, но одновременно выяснилось, что способен он не столь уж на многое. «Всемирная история войн» американских исследователей Эрнеста и Тревора Дюпюи объективно отмечает: «Главным достижением Роммеля было эффективное применение 88-мм пушек, которые он выдвигал вперед, чтобы образовать очаги смертоносного огня, под защитой которого быстро маневрировали его танки». Неплохо, разумеется, однако до Ганнибала все-таки далеко…

      Главное же — Роммель не имел ни малейшего отношения к Сопротивлению, недаром же один из активных участников июльского заговора, чудом уцелевший Ганс Берндт Гизевиус назвал его «супернацистом среди гитлеровских фельдмаршалов». И это, пожалуй, самая точная и емкая формулировка. В отличие от большинства немецких генералов, хотя и выполнявших приказы, но все-таки недолюбливавших выскочку-фюрера, Роммель принял Гитлера всей душой и оставался верен ему до конца. «Какая сила исходит от него, какая вера и преданность привязывают народ к нему!» — патетически писал Роммель в дневнике осенью 1943 года. Саму идею противодействия Гитлеру Роммель отвергал как изначально абсурдную, ибо до последнего дня верил: фюрер сумеет найти достойный политический выход даже из проигранной войны. Справедливости ради замечу, что заговорщики несколько раз и впрямь пытались осторожно прощупать Роммеля, но тот или не понимал, о чем с ним заводят речь, или прикидывался будто не понимает... Когда в полдень 14 октября 1944 года к нему явились генералы Бургдорф и Майзель, чтобы предложить герою нации во избежание преследования близких добровольно уйти из жизни, фельдмаршал задал единственный вопрос: «Фюрер об этом знает?» И безропотно принял утвердительный ответ в качестве смертного приговора. Уже после войны, когда участие в Сопротивление расценивалось не как преступление, но как подвиг, вдова Роммеля, фрау Люция, писала: «Я утверждаю, что мой муж не участвовал в подготовке событий 20 июля или руководстве ими. Он был солдатом, а не политиком». Уж кому бы, как говорится, знать лучше?

Ирония судьбы

      Так из какого же зерна родились легенды о Роммеле — современном Ганнибале и герое Сопротивления? С первой все просто: ее отцом было министерство пропаганды рейхсминистра Геббельса. Начиная с 1942 года в ходе войны уже явственно обозначился перелом, и для воодушевления народа был остро необходим герой. Кто же мог подойти на эту роль лучше, чем сражающийся в далекой Африке Роммель? Пропаганда, надо сказать, оказалась столь эффективной, что убедила не только своих, но и чужих — именно ее опосредованным воздействием объясняется переоценивание полководческих талантов Роммеля некоторыми из английских и американских генералов. Впрочем, в этом последнем сыграло роль и традиционное стремление возвысить разбитого противника, увеличивая тем самым и ценность собственной победы.

      А вот героем Сопротивления, чуть ли не признанным лидером и душой заговора сделали Роммеля… сами же заговорщики. Называя на допросах имя «супернациста среди гитлеровских фельдмаршалов», они тем самым отводили подозрения от подлинных борцов с фашизмом (и, замечу, благодаря этому маневру некоторым удалось остаться в живых). Но — ирония судьбы — подавляющему большинству этих счастливцев пришлось хранить молчание или даже подпевать хору тех, кто после войны стал творить легенду о безупречном Роммеле.

      И не только затем, чтобы не опровергать своих же слов: легенда отвечала потребностям времени. Мертвый генерал-фельдмаршал в ореоле мученика играл в послевоенной Германии роль чрезвычайно важную: поверженная нация испытывала чувство вины, мучилась комплексом неполноценности. И потому ей был жизненно необходим герой, не замаранный в военных преступлениях на Восточном фронте, далекий от берлинских интриг — герой, сама фигура которого подразумевала бы, что в тени колосса неизбежно должны крыться еще многие и многие борцы с режимом, а значит, и гитлеровская эра проходила вовсе не под знаком всеобщей фанатической преданности фюреру.

      И даже сейчас, когда от крушения Третьего Рейха нас отделяет более полувека, а современников событий почти не осталось в живых, отдельные и довольно робкие покушения на роммелевский миф мгновенно вызывают взрыв всеобщего возмущения, ибо это покушение на святыню, в которой важна не подлинность, а ее необходимость душам и сердцам.