Что определяет уровень безработицы? Множество факторов, но больше всего — работа мысли и ее следствие, технический прогресс, влекущий за собою общий рост благосостояния, часто совершенно непредсказуемый. Затем — демографические сдвиги в свободном мире, диктуемые безработицей, тесно связанные с законодательством, но плохо поддающиеся управлению.
Возьмем главную цитадель европейской экономики — Германию. В ней, при общем населении в 82 миллиона, — 7,3 миллиона иностранцев. Спрашивается: откуда столько? Ведь это больше, чем население Дании или Норвегии. Оказывается, с 1950-х Германия открыла двери временным рабочим-иностранцам, но об их интеграции и слышать не хотела. Законодательство этого не предусматривало. В результате турки, итальянцы и выходцы из балканских стран, хлынувшие в Германию, поколениями живут и работают в этой стране, не становясь ее гражданами. Их много — и становится больше; у иных уже и внуки появились в Германии. Но страна, преодолев последствия войны и нацизма, сделалась первой в смысле экономической мощи державой Европы. В 1973 году потребовался новый закон, кладущий конец ввозу временной рабочей силы. Стать конституционными немцами в наши дни могут, в первую очередь, Volksdeutsche и евреи из России и Восточной Европы, да еще те из просителей убежища, кому действительно опасно возвращаться на родину.
А между тем ни одна европейская страна, не исключая и католических, не в состоянии поддерживать коэффициент рождаемости на уровне 2,1%, гарантирующем демографический баланс. Всюду численность населения не падает только благодаря притоку эмигрантов. И давно осознано, что этот приток не прекратится никогда, стало быть, подлежит регуляции. Разумеется, были и будут эмигранты нелегальные; их численность под твердую статистику не подведешь (и, между прочим, этнический состав сегодняшних европейских стран от перерождения не убережешь). Но рынком труда можно и нужно управлять. И вот Германия всерьез взялась за дело. Немудрено: от других стран ЕС она по этой части отставала, подсознательно работала на удержание генофонда. Но подтолкнуло ее к действиям явление неожиданное.
В марте 2002 года, после проведения обследования, в Берлине вдруг осознали, что наблюдается — и быстро растет — отток квалифицированной рабочей силы из Германии. С 2000 по 2001 год число уехавших подскочило в семь раз: с двух до четырнадцати тысяч. Причем это — не более чем верхушка айсберга; полный учет отсутствует; многие находят работу не через правительственные, а через частные агентства. Прежде такого не происходило, ведь немцы не просто богаты, они привязаны к своей стране, консервативны по натуре.
Уезжают больше всего в Испанию. На средиземноморских курортах Пиренейского полуострова хорошо устраиваются немецкие парикмахеры, пекари, садовники, официанты. На втором месте по оттоку — Швейцария. Туда устремляются специалисты по электронике, печатники, сельскохозяйственные рабочие. Третьей идет Британия. Несмотря на плачевное (по мнению многих) состояние британской медицины, на остров охотно едут врачи и медсестры. Разумеется, препятствовать оттоку, да еще в союзные страны, демократическая Германия может только косвенно: укреплением экономики. В свободной стране любой спрос рождает предложение. Действительно, в земле Берлин-Бранденбург уже пришлось открыть специальное федеральное агентство по заграничному найму. Туда обращаются по пятьдесят человек в день, и число запросов непрерывно растет.
А приток квалифицированной рабочей силы (говорится в том же мартовском отчете) упал. В 2001 году официально в Германию въехало всего 899 человек, все — специалисты. Осознав проблему, правительство Шредера тотчас зашевелилось — и крохотным большинством, при бешенном отпоре правой оппозиции, провело закон, либерализующий рынок труда. Если он устоит (что не факт; правые нашли к нему конституционную придирку), то вступит в силу в 2003 — и будет, по словам министра внутренних дел Отто Шили, «самым современным эмиграционным законом Европы», а Германия предстанет миру как страна «либеральная, космополитическая, благосклонная к соседям...», немцы же — «как народ взрослый, приверженный принципам свободы, справедливости и солидарности...»
Предпочтение по новому закону получат специалисты по информационной технике и технологии, квалифицированные технические рабочие и инженеры, математики и ученые. Во внимание будет приниматься возраст кандидатов и знание немецкого языка. Для счастливчиков вводится право жить в стране неограниченно долго, открываются бесплатные языковые курсы.
Сильным козырем становится высшее образование, полученное в Германию на немецкие деньги. Молодых людей, уже наполовину ставших своими благодаря учебе в университетах, Берлин особенно хочет удержать; они автоматически будут получат разрешение на год работы в стране.
А как с получением гражданства? Не совсем ясно. Новый закон, по некоторым признакам, на деле не слишком либерален. В нем все еще чувствуется охранительная (по отношению к арийскому генофонду) тенденция, вообще присущая Берлину. До британских или хотя бы до французских законов, с их установленным порядком натурализации, берлинский либерализм пока не возвышается. Поставить вопрос со всей открытостью, сказать себе, что от этнического перерождения все равно деваться некуда, немецкие политики еще не решаются. Быть может, им не хватает — странно вымолвить — имперского опыта, опыта управления настоящими заокеанскими владениями и колониями. Лондон и Париж тут больше соли съели, раньше пришли к некоторым не слишком приятным истинам, которые приходится открывать и принимать мировым многонациональным державам.
Но сегодняшние проблемы интеграции инородцев в Европе — сущие цветочки. Европейский Союз намерен расширяться на восток, собирается включить в себя преимущественно аграрную Польшу и другие страны, где крестьян больше, чем нужно, — а ведь и на западе Европы фермерство существует, главным образом, на субсидии. Выход Брюссель видит в мерах, совершенно противоречащих духу союза: на первых порах новые страны и их граждане не будут в союзе полноправными. Пусть так — и пусть союз устоит, не рухнет под бременем этой новой ноши; тогда в один прекрасный день ограничения придется снять. Это значит — конец охранительным мерам; новейший германский закон в одночасье станет анахронизмом. Котел народов заработает на полную мощность, и через два поколения берлинская телефонная книга будет так же полна славянскими фамилиями, как венская (или как лондонская — фамилиями азиатского, африканского и дальневосточного происхождения).
А в преддверии этого наблюдается презанятное явление: британские фермеры все охотнее перебираются на восток. В Польше, Чехии, Прибалтике акр земли стоит 20-30 евро (вместо четырех-пяти тысяч в Британии), батраки не спрашивают более 5 евро за полный рабочий день, а самое главное — нет никаких ограничительных инструкций ЕС. Даже коррупция и неустойчивый экономический климат стран Центральной Европы кажется свободолюбивым британским фермерам меньшим злом, чем брюссельские циркуляры.
Добавить комментарий