Шедевры великих мастеров издавна воруют. Некогда это делалось главным образом ради наживы. В наши дни, когда мир стал большой деревней, предметы искусства — как ни странно это прозвучит — похищают главным образом из бескорыстной любви к искусству. Вор попросту не может совладать с собою перед прекрасным произведением человеческого гения — и крадет. Продать украденное он все равно не может; каталоги учитывают все.
Обнаружился такой вор и в самом сердце Европы, во французском Эльзасе, в крохотном городке Эшенцвиллер в нескольких километрах от швейцарской границы. Зовут его Стефан Брайтвайзер. Воровал он произведения живописи, статуэтки из дерева, меди, серебра и слоновой кости, драгоценный фарфор, — вообще все, что пленяло его глаз в музеях и что можно было унести среди бела дня под полой. Полагают, что общее число украденных им работ простирается до 239-ти, а стоимость — от двухсот тысяч до миллиарда долларов. Официант по роду своих занятий, Брайтвайзер орудовал в Швейцарии, Франции, Германии, Бельгии, Нидерландах и Австрии. Был, так сказать, всеевропейским вором. И преуспел в этом так, как мало кому удавалось за всю историю Европы. Среди украденных им полотен — шедевры Брейгеля, Буше, Теньера. Выходя на дело, он — чтобы казаться человеком респектабельным — непременно одевался в модные дорогие костюмы. Помогала ему в этом бизнесе его подруга, медсестра Анна-Катрина Кляйнклаус. И вот он попался и находится под следствием в Швейцарии.
Напрашивается вопрос: удалось ли спасти украденное? Увы, далеко не всё. В этом-то и состоит главная трагедия. Мать вора, Мирель Брайтвайзер, прослышав об аресте сына, кинулась уничтожать его коллекцию. Она резала на куски драгоценные полотна, била фарфор, рубила деревянные изделия, а вещи, не поддающиеся ломке, выбрасывала в канал между Рейном и Роной в ста километрах от дома. Сейчас и она, разумеется, под судом. Ей предъявлено одно из самых редких обвинений в европейском законодательстве: обвинение в уничтожении произведений искусства.
Изобличить Брайтвайзера было непросто. Дело осложнялось тем, что при начале допросов прямых улик против него не было. Его только подозревали. Его дом в Эльзасе — стараниями матери — был пуст. Но в Швейцарии, где Брайтвайзер был пойман, нашелся следователь поистине высшего пилотажа: Александр ван дер Мюль, сам — любитель искусства и коллекционер. Он умудрился разговорить Брайтвайзера — и навел беседу на художественные достоинства украденных тем работ. Тут глаза у Брайтвайзера загорелись, и преступник потерял всякую власть над собою. Сперва — проговорился, потом, забыв обо всем на свете, — начал взахлеб рассуждать об эстетической стороне украденного. Ему уже не было никакого дела до предстоящего суда и тюрьмы. Он оказался настоящим знатоком живописи и скульптуры, первоклассным искусствоведом-фанатиком, даже — историком и исследователем искусства. Разумеется, знал он и цены украденных шедевров. Но финансовая сторона дела вора совершенно не интересовала.
Лишь 109 из 239 предметов было, в конце концов, спасено. Нашли их совершенно случайно — в водах канала. Это, по большей части, серебряные статуэтки, медали и тому подобные вещи. Живопись (от 50-и до 60-ти полотен), скорее всего, утрачена навсегда, хотя поиски продолжаются...
Здесь характерно вот что: европейские музеи так богаты, что в иных кражи Брайтвайзера не сразу были замечены. И нигде не начали тотчас бить тревогу. Этот факт вскрывает другую общеевропейскую проблему: большинство музеев едва сводит концы с концами — и не хочет привлекать внимания к кражам, ведь это означало бы для них дополнительные расходы на системы безопасности и повышение страховых выплат.
Добавить комментарий