Сказка третья.
«Денди»
River mall — один из главных работодателей Венского Леса. Под его крышей добрая сотня магазинов, включая мой «Денди» — бизнес по прокату мужской вечерней одежды. В провинциальной Америке моллы не просто торговые точки, это нечто большее. В них проводятся фестивали, ярмарки, концерты, теле- и радиошоу, выставки. Это бесплатные стадионы для любителей спортивной ходьбы и место потенциальных знакомств — американский шопинг не только процесс покупки, но и сафари за будущим мужем и женой, бой- или герлфренд, место, где людей посмотреть и себя показать.
В моллах можно увидеть не голливудскую, а настоящую Америку: провинциально открытую и приветливую, улыбчивую, татуированную, заплывшую жиром и некомплексующую по этому поводу. Дядя на слоновьих ногах запросто наденет шорты, а тетя с трехслойным животом — облегающее трико. Папа-бегемот, мама-бегемотиха и дети-бегемотики сплошь и рядом. Магазины молла ломятся от изобилия товаров, а типичный провинциал — словно китаец — одет в униформу: майка, шорты, кроссовки, бейсбольная кепка. Джентльмен, обязанный носить на службе костюм с галстуком, после работы облачается в те же шорты с майкой. В редкие зимние холода венские модницы достают из шкафов шубы, ныряют в машины и едут париться в моллы. Из-под распахнутых норок и соболей красуются ноги в домашних брюках и стоптанных кроссовках.
Идея молла проста, как счеты сельповской продавщицы. Покупайте землю, стройте на ней здание, сдавайте всем желающим испытать торгового счастья. Под одной крышей нашего молла сосуществуют три универмага с одним ассортиментом, четыре магазина оптики, пять обувных и около дюжины ювелирных — можно подумать, драгоценности в Венском Лесу предмет первой необходимости. За сохранность всех этих тряпок и злата-серебра отвечает служба безопасности — пузатая, ленивая и бестолковая. На моей памяти было несколько грабежей торговых точек, но ни один злоумышленник так и не пойман. До 11 сентября у нашей секьюрити рабочий день состоял из ланча, перекуров и кофепитий. После событий самых пузатых уволили, оставшиеся «в живых» зашустрили и временно сократили число перекуров.
…«Денди» — моя судьба. Я причудливо привязан к нему по причине творческих поползновений. Уходил я отсюда на вольные хлеба не раз, но поскольку на них не слишком разживешься, возвращался снова и снова. Основной контингент наших клиентов — молодежь. Современный американский провинциал надевает костюм два — три раза в жизни: на выпускной вечер в школе, в колледже и на свадьбу; для всех остальных случаев, включая собственные похороны, вполне можно обойтись майкой и джинсами. Наш customer на удивление непритязателен и жизнерадостно соглашается на все, что ему предлагают.
Глава всех этих таксидо, жилеток и «бабочек» — наш хозяин Стивен. Мужик неплохой, но на него периодически находит административная блажь, тогда он становится непредсказуемым и неуправляемым. В момент самодурства Стивен принимает отнюдь не лучшие решения, но разубедить его невозможно, впрочем, никто и не пытается, всем до фени. Мне тоже, но лезу в бутылку из принципа. Между нами пролегает черная тень, мы тихо шипим друг на друга и с обоюдным облегчением расстаемся … до следующего раза. Хозяин втайне уважает меня, как мужественного оппозиционера, и за это же качество я ему словно кость в горле. Через несколько месяцев он снова зовет меня, и мы встречаемся как закадычные друзья. Затем все сначала.
Закулисную работу в «Денди» выполняет русская команда, непосредственно с клиентами — американская. Большинство из них студенты, относятся к работе, как к приработку, меняются часто и на все новации хозяина им глубоко наплевать. Шеф это понимает и потому всю неизрасходованную бюрократическую энергию направляет на русских. «Денди» вроде армейского «карантина» — чуть ли не каждый третий из наших прошел через этот бизнес. К нам у босса необъяснимый «уголовный» подход: к лентяям и «нестандартным» личностям он либерален и прощает многое; к добросовестным и трудолюбивым относится с подозрением и недоверием, и валит на них все, что недоделают лодыри.
Но не все так уж мрачно. С каждым разом мои взаимоотношения с боссом меняются в лучшую сторону; можно выторговать удобный график работы; если справляешься с заданием, никто над душой не стоит; общение с молодежью поднимает жизненный тонус. Мы взаимно толерантны. Целый день у нас гремит магнитофон — я терплю опостылевшие «Пёрл джем» и «Пинк Флойд», они Генделя и Доминго. Любимое выражение моих юных коллег: «I'm tired!». Не успели приступить к работе, как уже устали. В абсолютном большинстве они гедонисты. Живут одним днем и не расстраиваются даже по серьезным случаям. На наших американских парней особенно нельзя положиться: крутятся, пока у босса на глазах. Стоит их оставить без присмотра, не шевельнут пальцем. Положи бревно у порога, никто не удивится, зачем оно здесь; кто что взял, тут же бросил. Но самое удивительное, дела, которым положено быть сделанными, непостижимым образом делаются. Без нервов, с улыбками и неизменными «sorry» и «thank you».
Русские жизнь и работу воспринимают насупленно и серьезно. И хотя мы вдвое-втрое старше наших американских коллег, живем не сегодняшним днем, а завтрашним. Мы бессмертны и откладываем радости бытия на неопределенное потом. Практичная обстоятельная Лиза — всеобщая любимица и ходячая энциклопедия цен и сэйлов, в ее голове круглосуточно тикает счетчик. На самых крутых распродажах она первая, носит обеды из дома в кастрюльках и приходит в ужас от безалаберности американцев. У Джона вечная напряженка с деньгами, а тратит на ланчи по 7-8 долларов; ходит в единственных потрепанных штанах, а накануне сделал татуировку за сорок баксов. Эндрю вставил серьги в бровь, пуп, сосок и, как апофеоз, в языке у него металлический стержень с головкой. Фан обошелся ему в пару сотен, и по просьбе трудящихся, он с гордостью демонстрирует окольцованный торс и нанизанный на шампур язык. Даниэль купила косметику за 40 долларов, когда по сведениям Лизы, можно было за десятку. Лиза постоянно учит молодежь жить по-русски, они вежливо выслушивают ее наставления, и продолжают жить в свое удовольствие по-американски.
В свою очередь, я пытался воспитывать… Лизу — добродетельная жена и мать семейства повадилась навещать мусорник. По периметру молла есть специальные помещения для сбора отходов торгового производства — в человеческий рост контейнеры сбрасывается упаковка, картон, пластик. Иногда, особенно после инвентаризаций, вполне приличные вещи. В эти моменты мусорники неудержимо влекут морально неустойчивую Лизу, а я призываю ее не позорить русских.
Спрятать добычу Лизе некуда и результаты уловов у всех на виду, и какие! Хрустальная люстра, картина маслом в дорогой раме, шкатулка из красного дерева… Гордость гордостью, но все же какие идиоты выбрасывают вещи ценой в несколько сот долларов каждая?! Лиза повела меня на экскурсию в мусорник, где и состоялось мое грехопадение. Из двух козеток я собрал одну — в каждой по сломанной ножке и заменить дефектную на целую было минутным делом. На светильнике китайского фарфора небольшая трещинка, английский чайный сервиз без одного блюдца… Больше я не стал читать нотации Лизе и мы сошлись во мнении: моментами американцы, и впрямь, дурные.
Хотя, с другой стороны, не совсем. Нормальный срок кругооборота наших штанов и фраков определен в три года, фактически некоторые в ходу по десять и более лет. Когда определенный вид таксидо перестает пользоваться спросом, хозяин отправляет ветеранов на склад на втором этаже. Иногда какой-нибудь чудик возьмет допотопный костюм в рент, или даже купит. Когда уже никто не покушается, шеф, стиснув зубы, расстается с тряпьем. Одну из таких чисток мы проводили с моим менеджером Роном. Костюмы по желобу со второго этажа попадали прямиком в dumpster. Когда мы спустились вниз, нашему взору предстал пейзаж Айвазовского: стоя в контейнере, немолодой потный мужчина в съехавшем с лысины парике передавал через борт отныне ничейные костюмы своему помощнику, таскавшему их в вэн. Лысый мужик — владелец небольшого магазина одежды из нашего молла — сдал наше б/у в Goodwill и списал с налогов приличную сумму. Чем не Клондайк наш мусорник!
… Карьеру рабочего магазина трудно назвать блестящей. Но мои сверстники работают грузчиками на складах, носят горшки в госпиталях и моют котлы в ресторанах. Проходя по вечно праздничному, сверкающему, нарядному моллу, я иногда философски отмечаю: «А ты не так уж плохо пристроился, парень. Могло быть хуже».
Добавить комментарий