Евгений Туинов (р.1954) окончил ВГИК и по первой профессии – кинооператор. Учился на Высших литературных курсах, работал в кино, в издательствах, на телевидении, в докапиталистическое время был удостоен премии Ленинского комсомола, побывал во власти — депутатом в Госдуме и даже в Совете Безопасности Российской Федерации. Автор девяти книг: романов, повестей, рассказов для детей и юношества, а также пьесы. Живет в Москве, пишет “Злую книгу”, из которой мы публикуем главу в сокращении.
Человек
подобен дроби, числитель есть то, что он есть,
а знаменатель то, что он о
себе думает.
Чем больше знаменатель, тем меньше дробь.
Лев Толстой
Лев Николаевич, конечно, ужаснулся бы даже такому случайному мимолетному соседству со скандально известным Эдичкой, но что поделать, — я вспоминаю это знакомое со школьной скамьи банальное изречение классика всякий раз, когда слышу, вижу или читаю самого господина Лимонова (в долитературном девичестве — Савенко), либо что-нибудь о нем. Ведь он почти всегда эпатирует, крикливо корчит из себя гения или героя и бдительно следит за степенью собственной скандальности. Тут можно было бы долго и смачно порассуждать о его противоречивости, помянуть мятущуюся душу, зло посмеяться над удручающей всеядностью этого человека, который за свои пятьдесят с небольшим успел побывать передовым (Доска почета!) сталеваром и харьковским портным, московским поэтом и “молодым негодяем” (название одной из его автобиографических книг), строителем и книгопродавцем, выходцем из города Дзержинска Горьковской области и французским гражданином, слугой у американского миллионера-гомосексуалиста и французским же писателем, пишущим по-русски, министром теневого кабинета ЛДПР и председателем Национал-большевистской партии... Но ни рассуждать, ни поминать, ни смеяться не стану. Я только поделюсь с читателем своими наблюдениями и мыслями о господине Лимонове.
Сначала, когда только прочел густо сдобренную матерщиной, эпатажную книжонку “Это я — Эдичка!” и кое-что узнал об авторе (кстати, сыне чекиста), я решил, что ничего особенного; что бывает и такое, когда загнанный в угол человек любой ценой старается выжить, удержаться в седле или на плаву; что я бы так, пожалуй, не смог, а вот у него получилось. Потом, когда из Лимонова полезло нечто патриотическое, с надрывной, через край, агрессивной любовью к русскому народу, когда сунулся он в отечественную нашу политику и встал на тернистый путь национального героя, я понял, что все тут не так просто.
Для начала две цитаты: одну в числитель, другую — в знаменатель.
“О том же, что он — не просто хам и извращенец, но и продажная политическая проститутка, красноречиво свидетельствует его последнее, поистине рекордное достижение в предательстве и подлости — “Лимонов против Жириновского”, — писал на страницах “Юридической газеты” журналист Пруссаков, знающий Лимонова давно и лучше многих. Статья называлась “Осторожно: Эдичка!”
А журналист Орлов из “Вечерней Москвы” задается вопросом: “В какой ипостаси обретается ныне этот безусловно имеющий известность, популярность человек, кто он — писатель? публицист? борец?”
Любопытен ответ самого Эдички:
“Национальный герой! пожалуй, так... В 74-м году перед отъездом из Союза я написал этакую концептуальную поэму “Мы — национальный герой”. Ироническая поэма, которая предвосхитила славу. Так что вот, мы — национальный герой. А если говорить серьезно, то я хотел бы им быть. (Не президентом, нет.) Вот я к этому иду”.
Мол, я не волшебник, я только учусь... Скромность для Лимонова неслыханная!.. Походя замечу, что у Эдички традиционно все с перехлестом, — не просто поэма, а “этакая концептуальная”, которая обязательно если не принесла, то предвосхитила славу, не “я — национальный герой”, а “мы”. Сразу видно, что ему не знакома замечательная фраза Марка Твена:
“Называть себя в печатных выступлениях “мы” имеют право только президенты, редакторы, и... больные солитером”.
Итак, числитель, возможно, несколько иной, но знаменатель теперь известен. Представим на секундочку, что господин Эдичка — наш национальный герой... И как? У меня так волосы дыбом! Слава Богу, что все это больше из математики, а не из жизни, и величина дроби смехотворно мала — в расчет можно не брать. Мой же пристальный интерес к этому (по определению Пруссакова) “уродливому биологическому существу” объясним лишь тем, что оно имеет в Думе немало двойников.
А если без обиняков, то поведение его можно было бы определить как типичное поведение профессионального провокатора... Нет, не разубедил меня в этом и добрый человек Володя Бондаренко, горячо говоривший, что, мол, “Лимонов искренен”, что “вот такой он перманентный революционер”, что “как бы там ни было, а он писатель и занял свое место в литературе”. Ну, место, надо сказать, скромное, и пусть знает его и на чужое не претендует... А вот в политике...
Первые подозрения зародились у меня еще с его статей в “Советской России”, а теперь, — прости, Володя! — теперь-то все с ним ясно.
Вот она — траектория полета, которую я обещал рассчитать, — вот этапы его пути в нынешней России: внедрение (митинги, статьи, обширные контакты с лидерами оппозиции, которую, в частности, и прибыл он ослабить поелику возможно), вычленение наиболее мощных оппозиционеров, вхождение к ним в доверие (министр теневого кабинета ЛДПР), удар по самым ярким (книга “Лимонов против Жириновского”, в которой, кстати, он и против Зюганова, и против Невзорова, зато за Макашова и Анпилова) и — программа-максимум — попытка навязать России тупиковый национал-большевистский путь (статья, разумеется, концептуальная, программная: “Национал-большевизм”, создание своей партии, откровенно расистское законодательное предложение)...
А теперь несколько из великого множества откровений нашего Нарцисса:
“Популярный в России журналист и писатель, я был нужен им. Они меня использовали. И старались умаслить. Но к власти не допускали...”
“Мы вышли с Альбертом Михайловичем Макашовым и прошлись по вестибюлю. Он сказал мне, что читал многие мои статьи...”
“В бесцеремонном замечании Невзорова на мой счет звучала ревность. Он даже не скрывал ее. Зато во всех встречах с Анпиловым он всегда показывал себя честным, радушным, открытым ко мне человеком”.
“Когда шли сквозь толпу, множество людей, узнавая меня, меня приветствовали...”
Все эти торопливые косноязычные признания в любви к себе родному — из книги “Лимонов против Жириновского”. Беда таких самовлюбленных болтунов, как Эдичка, в том, что они пробалтываются, примитивно так, простовато, взахлеб (статья “Национал-большевизм”, газета “Завтра”): “Осуществленная, идея слияния красных с коричневыми дает неизбежный результат — власть и как следствие — смену политического строя в стране”.
Я бы добавил, — а также международную изоляцию нашей страны, дальнейшее обнищание и одичание народа, ужесточение тоталитаризма.
Но Лимонов продолжает уже с марксистско-ленинскими интонациями в голосе, почти картавя под Ильича: “Насущно необходимо учиться у умных врагов и наблюдать за их реакциями... Их инстинкты подсказывают им, что призрак бродит по Европе, призрак странной пары: анархист с фашистом, улыбаясь, рука об руку идут на демократию…
Мы заменим свастику. О нет, не ради вас, а потому, что наша русская национальная революция должна иметь свой символ, — нагнетает Лимонов в свойственной ему азефовской манере. — Опыт фашизма мы используем среди других опытов. Почему бы нет?!”
Опять эксперименты, испытания, реформы, опыты над Родиной, опять вскочил прыщик, которому кажется, что он право имеет — резать по живому, там пришить, тут оторвать. Наш Эдичка осваивает новую для себя профессию — политического вивисектора...
Все это напечатано весной 1994 года, а уже осенью Лимонов в ранге председателя “Национал-Большевистской Партии России” (именно так, по-маяковски многозначительно, — каждое слово с большой буквы) вносит в Государственную думу через самую палестинскую газету нашей открытой всем ветрам страны “Аль-Кодс” следующее законодательное предложение:
“Президентом России может быть избран только русский или гражданин русско-славянской национальности (т.е. допускается принадлежность одного из родителей к иным ветвям общеславянского древа, он может быть, помимо русского, украинцем или белорусом)”. И этот косноязычный торопливый бред предлагается ввести в Конституцию страны! В самом деле — “почему бы нет?!”
Впрочем, — о, мятущаяся душа! о, двойственное начало политического бисексуала! — как же быть с его заявлением в уже цитировавшейся программной статье? Вон оно: “Активный националист (а есть и пассивные? — Е.Т.), я заявляю, что разумные националистические силы в нашей стране не собираются имитировать “фашизм”. Хотя бы потому только, что мы не собираемся нести ответственность за прошлое фашизма. Чтоб нам навешивали все лагеря смерти, которые, кстати говоря, наши отцы и деды освобождали? Дураков нет. К тому же фашизм был побежден. Мы создадим свою победоносную идеологию”.
Вы же сами признавались, господин Лимонов: “Отец мой служил в НКВД...”
Это, стало быть, он своим заградотрядом лагеря-то освобождал или особым своим отделом? И потом, несколькими абзацами ранее вы писали совершенно, казалось бы, противоположное:
“Новую идеологию придумать невозможно, и никакой гарвардский или кургиняновский “мыслительный танк” этого сделать не в силах. А если соорудят идеологию на бумаге, она не станет действенной (то есть собственно идеологией) до тех пор, пока не будет освещена кровью жертв и традиций поколений”.
Журналист Орлов в “Вечерней Москве” назвал свое интервью с Лимоновым вполне в духе метящего в наши “национальные герои” недавнего парижанина — “Почувствовать укол совести”.
Оставляю на нечувствительной к уколам, закаленной совести бывшего торговца книгами неуклюжий термин “русско-славянская национальность”, мне интересно другое, — как он собирается устанавливать чистоту русско-славянской крови в жилах будущего президента? Практика — критерий познания. Тут классик прав. Или предполагается применять знакомый нам по фильмам о педантичных немецких фашистах обмер черепов?
Вообще забавно это щедрое допущение Эдичкой принадлежности одного из родителей возможного главы нашего государства к иным ветвям общеславянского древа. Уж не собирается ли бывший французский гражданин баллотироваться со своей откровенно малороссийской фамилией в президенты России? Не для того ли и оговорочка по поводу украинцев и белорусов? Может быть, он мечтает полноправно “называть себя в печатных выступлениях “мы”? Президент — звучит солиднее, чем больной солитером.
Хотя это уже мелкие, несущественные детали, если речь идет о жертвенной русской крови, о возможном ритуальном заклании целой великой страны, моей Родины, о навязывании ей тупиковой, грозящей погибелью, могильной идеологии...
Из сегодняшнего далека: Когда Лимонова арестовали, осудили и посадили в тюрьму, я, хоть никогда и не разделял его взглядов и не любил его как писателя, искренне сочувствовал ему, — потому что в России живем. У нас ведь можно угодить за решетку просто так — из-за недогляда властей предержащих, из-за обидки на тебя какого-нибудь милицейского чина, нет, не генерала даже или полковника, а желторотого сержантика, из-за сознательной ошибки купленного судьи, который теперь, похоже, вообще ни перед кем не держит ответа... В стране давно произошел закат правосудия, а мы дружно продолжаем делать вид, что отправляется оно справно. Так что Лимонова я жалел заранее, на всякий случай — ведь могли, могли же с ним и ошибиться.
Когда он был депутатом, помог выйти на свободу нескольким несправедливо осужденным, среди которых был даже один милиционер, которого свои же и упекали на нары. А тогда, заметьте, наше правосудие еще не закатилось, еще прощально сияло воспаленной зарей над темным лесом с волками да медведями.
Но вот Лимонова отпустили, и я понял, что отношусь к нему по-прежнему. Он, конечно, пострадал и сделался мудрее, написал в заключении несколько книг, читать которые я, пожалуй, не стану, но от своего национал-большевизма не отрекся. Ну, так и я не отрекаюсь от своих слов, написанных о нем несколько лет назад.
Добавить комментарий