ТРЕТЬЯ СТУПЕНЬ.
СОВЕРШЕНСТВО.
КОСМОГОНИЯ И ПСИХОЛОГИЯ. ЭВОЛЮЦИЯ ДУШИ
Ученик получал от Учителя все основы священной науки. Благодаря этому первому посвящению, с него спадала как бы густая чешуя, закрывавшая его духовное зрение. Разрывая сверкающий покров мифологии, посвящение отрывало его от мира видимого, чтобы бросить его в безграничные пространства и погрузить в световые волны высшего Разума, откуда истина излучается на все три мира. Но наука чисел была лишь вступлением, предварительной подготовкой к великому посвящению. Вооруженный этими знаниями, он должен был спуститься с высоты Абсолютного в глубины природы, чтобы схватить божественную идею в процессе образования вещей и эволюции души на протяжении всех миров.
Эзотерическая космогония и психология прикасались к величайшим проблемам жизни, к опасным и ревниво охраняемым тайнам оккультных наук и искусств. Поэтому Пифагор и предпочитал излагать свое учение в ночной тишине, на уединенных террасах храма Цереры под легкий ропот ионических волн при таинственном мерцании звездного купола, или же в склепах святилища, где египетские лампады распространяли ровный и тихий свет. Посвященные женщины тоже присутствовали на этих ночных собраниях. Время от времени пришлые из Дельф или из Элевзиса жрецы и жрицы подтверждали учение Учителя рассказами о своих личных переживаниях.
Материальная и духовная эволюция мира — два противоположные и в то же время параллельные и соответствующие движения на всей лестнице бытия. Одна объясняет другую, а взятые вместе, они объясняют мир. Материальная эволюция выражает собой проявление Бога в материи посредством воздействующей на все мировой души. Духовная эволюция представляет собой рост сознания в индивидуальных монадах и усилия их воссоединиться, через цикл жизней, с божественным духом, из которого они изошли. Смотреть на мир с точки зрения физической или духовной не значит рассматривать различные объекты; это значит смотреть на мир с двух противоположных сторон. С земной точки зрения, разумное объяснение мира должно начинаться с материальной эволюции, потому что мир представляется нам именно с этой стороны; но, показывая нам творчество мирового Духа в материи и дальнейшее развитие монад, оно приводит нас незаметно к духовной точке зрения и заставляет нас от внешней формы перейти внутрь вещей, с поверхности углубиться в самую суть. Так, по крайней мере, действовал Пифагор, который смотрел на вселенную как на живую сущность, воодушевленную великой душой и великим разумом. Вот почему вторая часть его учения начиналась с космогонии.
Если держаться тех делений неба, которые мы находим в эзотерических отрывках пифагорейцев, то окажется, что их астрономия схожа с птолемеевской, по которой земля неподвижна, а солнце с планетами и со всем небом вращаются вокруг нее. Но самый принцип этой астрономии указывает нам, что она чисто символическая. В центре вселенной Пифагор ставит огонь (относительно которого солнце — лишь отражение). В эзотеризме же всего Востока Огонь есть символ Духа, божественного, вселенского Сознания. Таким образом, то, что наши философы обыкновенно принимают за физику Пифагора и Платона, не что иное, как образное описание их тайной философии, ясной для посвященных, но непроницаемой для непосвященных, тем более, что ее выдавали за простую физику.
Следовательно, в ней мы должны искать нечто вроде космографии жизни души, не более того. Подлунная сфера означает ту сферу, в которой проявляется земное притяжение, и называется она «кругом рождений». Этим посвященные хотели сказать, что земля для нас — область телесной жизни. В ней происходят все процессы, сопровождающиеся воплощением и развоплощением душ. Сфера шести планет и солнца соответствует восходящим категориям духов. Олимп, понимаемый как вращающаяся сфера, именуется небом неподвижных звезд, потому что он символизирует сферу совершенных душ. Таким образом, эта младенческая астрономия скрывает за собой духовное мировоззрение на вселенную.
Но все заставляет нас думать, что древние посвященные, и в особенности Пифагор, имели гораздо более правильное представление о физическом мире. Аристотель утверждает, что пифагорейцы верили в движение земли вокруг солнца. Коперник рассказывает, что идея о вращении земли вокруг своей оси пришла ему в голову при чтении Цицерона, у которого сказано, что какой-то Гицетий из Сиракуз говорил о суточном движении земли. Своим ученикам третьей степени Пифагор объяснял двойное движение земли. Он знал, как и жрецы Мемфиса, что исшедшие из солнца планеты вращаются вокруг него, что звезды — те же солнечные системы, управляемые такими же законами, как и наша, и что каждая такая система имеет свое определенное место в великой вселенной. Он знал также, что каждый солнечный мир образует маленькую вселенную, которая имеет свое соответствие в мире духовном и обладает своим собственным небом. Планеты были как бы ступенями ведущей к нему лестницы. Но эти идеи, способные перевернуть всю народную мифологию, показались бы толпе кощунственными, и, поэтому они никогда не высказывались публично. Их передавали не иначе, как в строжайшей тайне.
Видимая вселенная, говорил Пифагор, небо со всеми его звездами есть не что иное, как преходящая форма мировой души, великой Майи, которая сосредоточивает материю, разбросанную в бесконечном пространстве, а затем растворяет ее и разбрасывает в виде невесомого космического флюида. Каждый солнечный вихрь обладает частицей этой мировой души, которая в течение миллиона веков развивается в его лоне с особой, ему свойственной энергией и мерой. Что же касается сил, царств, пород и живых душ, которые долженствуют явиться на светилах этой малой вселенной, — они приходят от Бога, они спускаются в Отца; то есть они исходят из высшего духовного порядка и из предшествовавшей материальной эволюции, иными словами, из потухшей солнечной системы. Из этих духовных сил одни абсолютно бессмертны, и они руководят образованием этого мира; другие же ожидают его рождения в состоянии космического сна, чтобы, сообразно своему роду и в соответствии с вечным законом, снова вступить в ряды видимых существ. Между тем, солнечная душа и ее центральный огонь, непосредственно движимый великой Монадой, работает над их расплавленной материей. Планеты — дочери Солнца. Каждая из них, созданная присущими материи силами притяжения и вращения, одарена полусознательной душой, исшедшей из солнечной души, и имеет свой особый характер, свою специальную роль в эволюции. Так как каждая планета есть особое выражение Божественной мысли и каждая исполняет особую функцию в планетарной цепи, то древние отождествили имена планет с именами великих богов, которые представляют собой божественные качества, действующие во вселенной.
Четыре элемента, из которых образовались светила и все существа, обозначают четыре постепенных состояния материи. Первый из них, как самый плотный и самый грубый, является самым несовершенным проводником духа; последний, самый тонкий элемент, в то же время и наиболее родственный духу. Земля представляет состояние плотное, вода — жидкое, воздух — газообразное, огонь — невесомое состояние. Пятый элемент — эфир — представляет собой состояние материи столь тонкое и подвижное, что оно уже лишено атомичности и обладает свойством всепроникающим. Это и есть первичный космический флюид или астральный свет.
Затем Пифагор беседовал со своими учениками о космических изменениях земли по египетскому и азиатскому преданию. Он знал, что расплавленная земля была первоначально окружена газообразной атмосферой, которая, постепенно охлаждаясь, превратилась в жидкость и образовала моря. По своему обыкновению, он синтезировал свою мысль в аллегории, сказав, что моря были образованы из слез Сатурна (космическое время).
И вот появляются царства природы, и невидимые зародыши, витающие в эфирной ауре земли, вихрями носятся в ее воздушном покрове, а затем привлекаются в глубокое лоно морей и на первые выступившие из вод континенты. Еще смешанные растительный и животный миры являются почти одновременно. Эзотерическая доктрина допускает трансформацию зоологических видов не только вследствие второстепенного закона подбора, но и вследствие основного закона проникновения земли небесными силами и воздействия разумных начал и невидимых сил на все живые существа. Если на земном шаре появляется новый вид, это означает, что более высокого типа души воплощаются в данную эпоху в потомков прежнего вида для того, чтобы поднять его на высшую ступень, формируя и преобразуя его по своему образу. Такое объяснение дает эзотерическая доктрина появления человека на земле. С точки зрения земной эволюции, человек есть последний отпрыск и венец всех предыдущих видов. Но эта идея объясняет его появление на сцене жизни не более, чем она объяснила бы появление первой водоросли или первого ракообразного в глубине морей. Все это постепенное творчество требует — как и каждое рождение — проникновения земли невидимыми силами, творящими жизнь. Созданию человека должно предшествовать царство небесного человечества, которое руководит развитием земного человечества и посылает ему все новые потоки душ, которые воплощаются в его недрах и озаряют первыми лучами божественного света это беспомощное, требующее помощи и все же отважное существо, которое, едва освободившись от мрака животности, принуждено бороться со всеми силами природы для поддержания своего существования.
Получив свои знания в храмах Египта, Пифагор имел точные представления о больших переворотах на земном шаре. Индусская и египетская доктрины знали о существовании древнего южного континента, на котором возникла красная раса и расцвела могучая цивилизация, названная греками Атлантидой. Они приписывали попеременное погружение и появление континентов колебанию полюсов и признавали, что человечество должно было пережить шесть таких потопов. Каждый цикл между двумя потопами несет с собой преобладание одной из великих рас человеческих. Посреди временных и частичных затемнений цивилизации и человеческих способностей, общее непрерывное восхождение вверх не прекращается никогда.
Так образовалось человечество и началась эволюция рас среди различных земных катаклизмов. Но в чем состоит вечная, мучительная загадка этого мира, который мы, рождаясь, принимаем за незыблемую основу мира, тогда как он сам несется, увлеченный в пространство; этих появляющихся со дна морей и снова исчезающих континентов, этих сменяющихся народов и разрушающихся цивилизаций? Это — великая внутренняя тайна каждого и всех, это — проблема души, которая открывает в себе две бездны — и мрака, и света, которая созерцает себя поочередно то с восторгом, то с ужасом, и говорит себе: «Я не от мира сего, ибо мир не в силах меня объяснить. Я пришел не от земли и я иду в иное место. Но куда? Это — тайна Психеи, заключающая в себе все остальные тайны».
Космогония видимого мира, говорил Пифагор, привела нас к истории земли, а последняя — к тайне человеческой души. Этой тайной мы соприкасаемся со святая святых, с тайной тайн. Раз ее сознание пробудилось, душа становится для себя самой самым удивительным из всех зрелищ. Но само сознание это не более, как освещенная поверхность ее существа, в глубине которого таятся темные и неизмеримые бездны. В непознанных своих глубинах божественная Психея созерцает очарованным взором все жизни и все миры: прошедшие, настоящие и будущие, которые сливаются в Вечности.
«Познай самого себя и ты познаешь вселенную богов». Такова тайна мудрых посвященных. Но чтобы проникнуть через узкую дверь в необъятность невидимой вселенной, необходимо пробудить в себе непосредственное видение очистившейся души и вооружиться светильником Разума, наукой начал и священных чисел.
Так переходил Пифагор от физической космогонии к космогонии духовной.
После эволюции земли он разъяснял эволюцию души на протяжении миров. Вне посвящения эта доктрина известна как переселение душ. Ни одна часть оккультной доктрины не была так искажена, как эта. Сам Платон, более всех философов способствовавший ее популяризации, давал, или из осторожности, или вследствие обета молчания, только фантастические или странные обрывки этого учения. Немногие подозревают в наше время, что оно имело для посвященных ценность научной истины, открывало перед ними бесконечные перспективы и давало душе небесное утешение. Учение о восходящей жизни души через последовательный ряд земных существований принадлежит всем эзотерическим преданиям и представляет собой венец теософии. Прибавлю, что и для нас оно имеет первенствующее значение. Ибо современный человек с одинаковым презрением отбрасывает отвлеченное и туманное бессмертие философии и младенческое небо ортодоксальной религии. А между тем, сухость и пустота материализма приводят его в ужас. Невольно стремится он к сознанию органического бессмертия, которое отвечало бы и на запросы его разума, и на вечную потребность его души.
Нетрудно понять, почему посвященные древних религий, зная эти истины, держали их в тайне. Они недоступны для несозревших умов и могут вызвать лишь смятение. Они тесно связаны с глубокими тайнами духовного зарождения, с проблемой пола и телесного рождения, от которого зависят судьбы будущего человечества.
Ввиду всего этого можно понять, с каким трепетом ожидался этот важный час эзотерического откровения. Под влиянием силы пифагоровой речи, как под непреодолимым действием чар, тяжелая материя как бы теряла свой вес, земные вещи делались прозрачными, а небесные становились видимыми для духа. Золотые и лазурные сферы, озаренные самой сущностью света, расширялись до бесконечности.
В этот час ученики, мужчины и женщины, окружавшие учителя в подземной части храма Цереры, называвшейся гротом Прозерпины, слушали с глубоким волнением небесную повесть Психеи.
Что такое душа человеческая? Частица великой мировой души, искра божественного духа, бессмертная монада. Но если ее возможное будущее откроется в бездонном сиянии божественного сознания, ее таинственное рождение относится к началам организованной материи. Чтобы достигнуть своего настоящего состояния, она должна была пройти через все царства природы, подняться по всем ступеням лестницы существования, постепенно развиваясь путем бесчисленных существований. Дух, работающий над мирами и сгущающий космическую материю в громадные массы, проявляется с различной силой и все увеличивающейся энергией в различных последовательных царствах природы. Слепая и смутная в минерале, индивидуализированная в растении, поляризованная в чувствительности и в инстинкте животных, сила эта, на протяжении всего медленного процесса стремится к сознательной монаде; что же касается элементарной монады, то она является уже в самом низшем животном. Итак, душевный и духовный элемент существует во всех царствах, хотя в низших царствах он является в бесконечно малых величинах. Души, существующие в состоянии зародышей в низших царствах, пребывают там в течение необъятных периодов, и переходят они в высшее царство лишь после больших космических перемен и уже на другой планете. В течение жизни одной и той же планеты они могут подняться выше лишь на несколько видов. Где начинается монада? Это так же трудно решить, как определить час образования туманности или момент, в который солнце впервые начало светить. Как бы то ни было, то, что составляет сущность каждого человека, должно было развиваться в течение миллионов лет на протяжении цепи планетарной эволюции, через все низшие царства, сохраняя во всех этих существованиях индивидуальное начало. Это еще неясная, но неразрушимая индивидуальность является божественной печатью монады, в которой Бог хочет проявиться через сознание.
Чем выше поднимаются ряды организмов, тем более развивает дремлющие в ней начала. Поляризованная сила делается чувствительной, чувствительность становится инстинктом, а инстинкт — разумом. И по мере того, как зажигается колеблющийся факел сознания, душа делается все более независимой от тела, все более способной вести свободное существование. Флюидическая и неполяризованная душа минералов и растений связана с элементами души. Покинув труп, душа животных, сильно привлекаемая земным огнем, пребывает некоторое время в нем, а затем возвращается на поверхность земного шара, чтобы снова воплотиться в свой вид, не покидая никогда низших слоев космоса. Эти слои населены элементами или животными душами, которые участвуют в жизни атмосферы и оказывают большое оккультное влияние на человека. Только одна человеческая душа приходит с неба и после смерти возвращается туда же. Но в какую эпоху своего длинного космического существования элементарная душа стала человеческой? Через какое пламенное горнило, через какой эфирный огонь прошла она для этого? Преображение было возможно в межпланетарный период только при помощи уже совершенно сформированных человеческих душ, которые развивали в элементарной душе ее духовное начало и наложили свой божественной прообраз, подобно огненной печати, на ее пластическое вещество.
Но сколько предстоит еще странствий, воплощений, сколько надо пройти циклов для того, чтобы душа сделалась тем человеком, каким мы знаем его!
По эзотерическим преданиям индивиды, составляющие нынешнее человечество, начали свое человеческое существование на других планетах, где материя гораздо менее плотна, чем на нашей. Тело человека было в то время почти прозрачно, а воплощения его были легки. Его способности духовного восприятия были, по-видимому, очень сильны и тонки в этот период развития; зато разум и интеллект были в зачаточном состоянии.
В этом полутелесном и полудуховном состоянии человек видел духов; все сияло в его глазах красотой и очарованием, все было музыкой для его слуха. Он слышал даже гармонию сфер. Он не думал и не размышлял, он едва хотел. Он отдавался жизни, вбирая в себя звуки, формы и свет, витая подобно сновидению от жизни к смерти и от смерти к жизни. Такое состояние орфики называли «небом Сатурна».
По учению Гермеса человек материализовался, воплощаясь на планетах все более и более плотных.
Воплощаясь в более плотной материи, человечество утеряло свое духовное сознание, но в усилившейся борьбе с внешним миром оно сильно развило свой разум, свой интеллект, свою волю. Земля есть последняя ступень этого погружения в материю, которое Моисей называет «изгнанием из рая», а Орфей «падением в подлунный круг». Отсюда человек путем многих новых воплощений может медленно подняться и свободным проявлением ума и воли снова обрести свои духовные способности. Только тогда, говорят ученики Гермеса и Орфея, человек обретет собственной деятельностью сознание божественного; лишь тогда он станет сыном Божьим. И те, которые именовались на земле этим именем, должны были, — раньше, чем появиться среди нас, — спуститься и снова подняться по этой страшной спирали.
Что же представляла собой при рождении Психея? Преходящее дуновение, витающий зародыш, гонимая ветром птица, скитающаяся от жизни к жизни. И все же, переходя от крушения к крушению, через миллионы лет, она стала чадом Божьим и не признает иной родины, кроме неба! Вот почему греческая поэзия, полная такого глубокого и светлого символизма, сравнивала душу с крылатым насекомым, которое то ползет по земле червяком, то возносится к небу бабочкой. Сколько раз она была гусеницей и сколько раз — бабочкой? Она этого никогда не узнает, но она чувствует, что у нее крылья!
Таково прошлое человеческой души. Оно объясняет нам его настоящее состояние и позволяет провидеть будущее.
Каково же место, которое божественная Психея занимает в земной жизни? Если вдуматься, то нельзя вообразить себе более трагической судьбы. С тех пор, как она страдальчески пробудилась в тяжелой атмосфере земли, она стала пленницей плоти. Она живет, дышит и думает только через нее; а между тем сама она не от плоти. По мере того, как она развивается, она чувствует, как в ней загорается мерцающий свет, нечто невидимое и нематериальное, то, что она называет своим духом, своим сознанием. Да, у человека есть врожденное чувство своей тройственной природы, ибо даже в речи своей он инстинктивно различает свое тело от души, и душу от духа. Но плененная и терзаемая душа бьется между своими двумя спутниками, из которых один — змей, сжимающий ее в бесконечных кольцах, а другой — невидимый гений, призывающий ее, присутствие которого она ощущает лишь по трепету его крыльев и по молниеносным зарницам, вспыхивающим в ее глубине. То отдается она плоти и живет одними ее ощущениями и страстями, переходя от кровавых оргий к тяжелому угару сладострастия, пока ее самое не ужаснет глубокое безмолвие невидимого спутника. То, привлеченная к нему, она теряется в такой высоте мысли, что забывает о существовании тела до того момента, когда оно властным призывом напомнит о себе. И все же внутренний голос говорит ей, что между нею и невидимым гостем связь нерушима, тогда как связь ее с телом временна и кончается со смертью.
Но, разрываясь между ними, душа в своей вечной борьбе тщетно ищет счастья и истины, тщетно ищет себя в своих преходящих ощущениях, в своих сменяющихся мыслях, в том мире, который меняется, как мираж. Не находя ничего постоянного, гонимая, словно ветром оторванный лист, мятежная душа сомневается в себе самой и в божественном мире, который раскрывается для нее только в минуты скорби и неодолимого влечения к нему. И знания раскрываются для нее тщетно, потому что как бы обширны они ни были, рождение и смерть заключают человека, тем не менее, между двумя роковыми границами. Это — две двери, ведущие во мрак, за которыми он не видит ничего. Пламя его жизни загорается при вступлении в одну из них и потухает при выходе через другую. Не то же ли самое и с душой? А если нет, то какова же ее истинная судьба?
Ответы, даваемые философами на этот мучительный вопрос, весьма различны. Лишь ответ посвященных теософов всех времен один и тот же по существу. Он согласуется с интимным чувством каждой души и с сокровенным духом религии. Но религии выражали истину лишь под покровом символов или суеверий, тогда как эзотерическая доктрина, открывая гораздо более обширные перспективы, согласуется с законами мировой эволюции. Вот что говорят человеку посвященные, знакомые с эзотерическим преданием, просветленные глубоким опытом души: то, что волнуется в тебе, что ты называешь своей душой, есть эфирный двойник тела, который заключает в себе бессмертный дух. Дух строит и ткет для себя силою своей собственной деятельности свое духовное тело. Пифагор называет это тело «тонкой колесницей души», потому что после смерти ему суждено удалить дух от праха земного. Это духовное тело есть орган духа, его чувствительная оболочка, его волевое орудие, через которое тело оживотворяется, и без которого оно было бы безжизненно. Этот двойник делается видимым при появлении умирающих или умерших. Тонкость, могущество, совершенство духовного тела разнятся в зависимости от качества заключающегося в нем духа; а между субстанцией душ, сотканных в астральных лучах, но проникнутых невесомыми флюидами земли и неба, существует большее различие, чем между всеми земными телами и состояниями весомой материи. Хотя это тело гораздо тоньше и совершеннее земного тела, оно не бессмертно, как заключенная в нем монада. Оно изменяется и очищается соответственно той среде, через которую проходит. Дух формует и неустанно преобразует его по образу своему, и если дух постепенно освобождается от него, то только для того, чтобы облечься в еще более эфирные покровы. Вот чему учил Пифагор, не признававший отвлеченной духовной сущности, бесформенной монады. Деятельный дух на небесах и на земле должен иметь орган; этот орган есть живая душа, животная или божественная, темная или лучезарная, но облеченная в человеческий образ, который есть подобие Божие.
Что происходит во время смерти? При приближении агонии, душа обыкновенно предчувствует свою скорую разлуку с телом. Она обозревает всю свою земную жизнь в сжатых, быстро сменяющихся и очень ярких картинах. Но когда изжитая жизнь прекращается в мозгу, душа потрясается и теряет сознание. Если это святая и чистая душа, то ее духовные чувства уже пробудились. Перед смертью у нее, так или иначе, хотя бы проникновением в собственное состояние, уже появилось сознание иного мира. Под влиянием безмолвных призывов и занимающегося невидимого света, земля уже потеряла свою власть над душой, и, когда она, наконец, покидает холодный труп, восхищенная своим освобождением, она чувствует, как ее несет волна великого сияния к братьям по духу, к которым она принадлежит. Но не то с обыкновенным человеком, жизнь которого делилась между материальными инстинктами и высшими стремлениями. Он пробуждается в полусознательном состоянии, как под гнетом кошмара. У него нет более ни рук, чтобы охватить кого-либо, ни голоса, чтобы крикнуть, но он помнит, он страдает, он живет в области мрака и ужаса. Единственное, что он там видит, это свой труп, с которым он более не связан, но к которому его тянет непреодолимое влечение. Ибо он жил через него, а теперь — что же он такое? Он со страхом ищет себя в своем мозгу, в остановившейся крови своих жил и не находит себя. Умер он? Или он жив? Он хотел бы видеть, схватиться за кого-нибудь, но он ничего не видит и не за что ему схватиться. Мрак окружает его; вокруг него и в нем — один хаос. Он видит только одну вещь, и эта вещь и влечет его, и заставляет содрогаться... Это зловещее мерцание его собственных останков, и кошмар возобновляется снова...
Такое состояние может длиться месяцы и годы. Длительность его зависит от силы материальных инстинктов души. Но какова бы ни была эта душа, добрая или худая, темная или светлая, она постепенно приходит к самосознанию и осваивается со своим новым состоянием. Освобожденная от тела, она бросается в воздушные бездны земли, и электрические потоки подхватывают ее и начинают носить туда и сюда, и тогда она становится способной различать различных скитальцев, более или менее похожих на нее, выплывающих перед ней, как из густого тумана. Тогда начинается ожесточенная борьба еще угнетенной души, чтобы пробиться в высшие слои воздуха, освободиться от земной тяги и достигнуть той сферы, которая принадлежит ей по праву и к которой ее могут направить только добрые руководители. Но часто ей нужно много времени, чтобы их увидеть и услышать. Этот фазис жизни души носил различные наименования в религиях и мифологиях. Моисей называл ее Хорив, Орфей — Эреб, христианство — чистилищем или долиной смерти. Греческие посвященные отождествляли его с теневым конусом, который земля влачит всегда за собой и который достигает до самой луны; поэтому они называли его «бездной Гекаты». По орфикам и пифагорейцам в этом темном колодце кружатся души, делая отчаянные усилия, чтобы достигнуть лунного круга, но бурные порывы ветра отбрасывают их и во множестве кидают их снова на землю. Гомер и Виргилий сравнивают их с несущимися листьями, с роями обезумевших от бури птиц. Луна играла большую роль в эзотеризме. Считалось, что продолжением своего небесного восхождения души очищали свое астральное тело на той части луны, которая была повернута к небу. На противоположной стороне пребывали известное время герои и гении, чтобы облечься в тело перед новым воплощением. Луне приписывалась сила как бы намагничивать душу для земного воплощения и размагничивать ее для неба. Вообще эти утверждения, которые для посвященных имели одновременно и реальное, и символическое значение, означали, что душа должна пройти через переходное состояние очищения и освободиться от земной скверны прежде, чем продолжать свой путь.
Но как описать возвращение чистой души в ее собственный мир? Земля исчезла, как сновидение. Новый сон, очаровательное забытье охватывает ее, как ласка. Она не видит ничего, кроме своего окрыленного Руководителя, который уносит ее с быстротой молнии в глубины пространства. Как описать ее пробуждение в долинах эфирного светила, без земной атмосферы, где все — горы, цветы, растительность — все изящно, разумно и все звучит? И что сказать об этих лучезарных образах мужчин и женщин, которые окружают ее подобно священной процессии, чтобы посвятить в святую мистерию ее новой жизни? Кто это: боги или богини? Нет, это такие же души, как и она сама; и чудо в том, что все их сокровенные мысли отпечатываются на их лицах; нежность, любовь просвечивают сквозь их прозрачные тела целой гаммой сияющих красок. Здесь тела и лица более не маски души, но сама душа является в своем истинном виде, сверкая чистотой своей правды. Психея снова обрела свою божественную родину. Ибо сокровенный свет, в котором она купается, который исходит от нее самой и возвращается к ней в улыбке возлюбленных, это свет блаженства, это — мировая душа, и здесь чувствуется присутствие Бога! Нет более препятствий; она будет любить, знать и жить без иных границ, кроме границ собственной воли. И, странно, она чувствует себя соединенной со всеми спутниками глубоким родством. Ибо в потусторонней жизни только те, кто понимают друг друга, собираются вместе. С ними она будет праздновать божественные мистерии в храмах более прекрасных, в общении более совершенном. Это будут все новые живые поэмы, в которых каждая душа будет новой строфой, и каждая снова переживет всю свою жизнь и жизни других. Затем, трепещущая, она устремится к исходящему сверху свету на призыв Посланников, окрыленных Гениев, из тех, которых зовут богами, потому что они освободились от круга рождений. Ведомая этими высшими существами, она силится прочесть великую поэму сокровенного Глагола и понять доступную для нее часть симфонии вселенной. Она воспримет иерархические учения божественной Любви; она попытается увидеть то, что рассеивается животворящими Гениями в мировом пространстве; она узрит славных духов — живые лучи Бога богов — и она не выдержит их ослепительного великолепия, которое заставляет бледнеть само солнце... И когда она, устрашенная этим сверкающим полетом, вернется назад, она уже издали услышит призыв любимых голосов, и снова упадет на золотые берега своего светила, под ласкающий покров убаюкивающего сна, несущего упоение былыми образами, ароматами и гармониями.
Такова небесная жизнь души, жизнь, которую с трудом представляет себе наше огрубевшее на земле сознание, но которую угадывают посвященные, переживают ясновидящие и в деятельности которой убеждает закон мировых аналогий.
Наши грубые образы, наш несовершенный язык тщетно пытаются передать ее, но каждая живая душа чувствует зародыш этой высшей жизни в своих сокровенных глубинах. Если в нашем настоящем состоянии мы не в силах ее понять, оккультная философия дает возможность формулировать ее психические условия. В древних эзотерических преданиях часто встречается представление об эфирных светилах, невидимых для нас, но составляющих часть нашей солнечной системы и ставших местопребыванием блаженных душ. Пифагор называет их антиподами земли, освещенными центральным Огнем, то есть божественным светилом. В конце своего «Федона» Платон описывает подробно, хотя и не прямо, эту духовную землю. Он говорит, что она легка, как воздух, и окружена эфирной атмосферой.
Таким образом, в потусторонней жизни душа сохраняет всю свою индивидуальность. От всего земного существования она сохраняет только благородные следы, а остальное роняет в пучину забвения, которую поэты назвали волнами Леты. Освобожденная от скверны человеческая душа чувствует свое сознание как бы вывернутым наизнанку. Из внешнего покрова вселенной она вошла внутрь; Кибела–Майя, мировая душа, снова заключила ее в свое лоно. Здесь Психея осуществляет свою мечту, на земле ежечасно разбиваемую и снова возобновляющуюся. Она осуществит ее в меру своих земных усилий и уже обретенного света, и при этом бесконечно расширит ее. Разбитые надежды расцветут в заре ее божественной жизни; тусклые на земле солнечные закаты загорятся ослепительными днями. Да, если человек пережил всего лишь один час энтузиазма или самоотречения, эта чистая и единая нота, вырванная из диссонансов его земной жизни, будет снова и снова повторяться в его загробной жизни в чудных изменениях, в пивных сочетаниях. Мимолетные радости, доставляемые нам музыкой, экстазы любви или восторги милосердия суть лишь отдельные ноты той симфонии, которую мы услышим там; значит ли это, что та жизнь будет лишь длинным сновидением, прекрасной галлюцинацией? Но что же может быть реальнее того, что душа чувствует в себе и понимает в божественном общении с другими душами? Посвященные, которых можно назвать последовательными и трансцендентными идеалистами, всегда считали, что единственно реальные и постоянные вещи на земле суть откровения духовной Красоты, Любви и Истины. И так как в загробной жизни не может быть ничего иного, кроме Истины, Любви и Красоты для тех, кто к ним стремился при жизни, то они убеждены, что небо будет гораздо реальнее земли.
Небесная жизнь может длиться сотни и тысячи лет, смотря по степени ее развития и по ее силе. Но только самые совершенные, самые высокие души, только те, что переступили круг рождений, могут ее продлить до бесконечности. Эти души достигли не только временного отдохновения, но и бессмертного действия в истине; они создали себе крылья. Они неприкосновенны и они управляют мирами, ибо видят их скрытую сущность.
Что же касается других душ, то неумолимый закон заставляет их снова воплощаться, чтобы пройти через новые испытания и подняться на более высокую ступень, если победа будет за ними, или пасть, если они будут побеждены.
Как земная жизнь, так и духовная имеет свое начало, свой расцвет и период упадка. Когда она вполне изжита, душа бывает охвачена тяжелым томлением и грустью. Непобедимая сила привлекает ее снова к земной борьбе и к земным страданиям. Это желание смешивается со страшной тревогой и с глубокой печалью при мысли, что надо оставить божественную жизнь. Но время настало, закон должен совершиться. Тяжесть увеличивается, свет погасает в душе. Своих светлых товарищей она начинает видеть как бы сквозь покрывало, и этот все более сгущающийся покров наполняет ее предчувствием неминуемой разлуки. Она слышит их печальный привет; слезы блаженных орошают ее наподобие небесной росы, которая сохранится в ее сердце как пламенная жажда неведомого счастья. И тогда она даст себе пламенный обет запомнить этот свет в мире мрака, эту истину в мире лжи, эту любовь в мире ненависти. И лишь этой ценой обретет она свидание и венец бессмертия! — затем она просыпается в тяжелой атмосфере. Эфирное светило, прозрачные души, океаны света — все исчезло. Вот она снова на земле, в бездне рождения и смерти. Но все же она не утеряла небесного воспоминания, и ее крылатый Руководитель указывает ей на ту женщину, которая будет ее матерью, которая уже понесла в себе зародыш дитяти. Но этот зародыш будет жить только, если дух оживотворит его. И тогда совершается самая непроницаемая тайна земной жизни — тайна воплощения и материнства.
Таинственное слияние происходит медленно, постепенно, орган за органом, фибра за фиброй. По мере того, как душа погружается в эти горячие недра, по мере того, как она чувствует себя захваченной в изгибы телесности, сознание ее божественной жизни бледнеет и погасает. Ибо между нею и высшим светом возникают потоки крови, телесные ткани, которые ее сжимают и наполняют мраком. Уже тот дальний свет стал слабым мерцанием. Наконец ее охватывает страшная боль и сжимает, как в тисках; кровавая конвульсия отрывает ее от материнской души и внедряет в трепещущее тело. Рождение совершилось, появилось жалкое земное существо, кричащее от ужаса. Но небесное воспоминание вошло в оккультные глубины Бессознательного. Оно оживет лишь через познание, или через скорбь, через любовь и смерть! Так открывает перед нами закон воплощения истинный смысл жизни и смерти. Он составляет основной узел в эволюции души и позволяет нам следить за нею в обоих направлениях до самых глубин природы и божества. Ибо этот закон раскрывает ритм и меру, причину и цель бессмертия души.
Из отвлеченного или фантастического понятия он превращает эту идею в живую и понятную, указывая на соответствия жизни и смерти. Земное рождение — смерть, а смерть — небесное воскресение с точки зрения духовной. Смена обеих жизней необходима для развития души, и каждая из них есть одновременно и последствие, и объяснение другой. Тот, кто впитал в себя эти истины, находится в сердце тайн, в центре посвящения.
Но, скажут нам: что же докажет нам непрерывность души, монады, духовной сущности, через все эти воплощения, если она сама забывает о них? На это мы ответим другим вопросом: а что докажет нам тождество вашей личности в состоянии бодрствования и во время сна? Каждое утро вы выходите из состояния столь же странного и необъяснимого, как смерть, вы воскресаете из этого ничто, и вечером снова в него погружаетесь. Перемена в физиологических условиях мозга видоизменила взаимодействие души и тела и переместила вашу психическую точку зрения. Вы были тем же индивидом, но вы были в другой среде и вели иную жизнь. У людей гипнотизированных, у сомнамбул и ясновидящих, сон развивает новые способности, которые кажутся нам чудесными, но которые ни что иное, как естественные способности души, освобожденной от тела. При пробуждении такие ясновидящие совсем не помнят, что они видели, говорили и делали в своем зрячем сне; во время сна они прекрасно вспоминают все, что было во время предыдущего сна, и иногда с математической точностью предсказывают то, что будет в будущем сне. У них как бы два сознания, две сменяющиеся и совершенно различные жизни, из которых каждая имеет свое разумное продолжение и которые завертываются вокруг одной и той же индивидуальности, как разноцветные шнурки вокруг невидимой нити.
Итак, глубокий смысл скрывался в названии, которое древние поэты — посвященные — давали сну; они называли его братом смерти. Ибо покрывало забвения отделяет сон от бодрствования, как рождение от смерти, и подобно тому, как наша земная жизнь делится на две постоянно сменяющиеся части, так и душа на протяжении своей космической эволюции переходит от воплощения к духовной жизни, от земли к небесам. Этот сменяющийся переход от одной сферы вселенной к другой, это перемещение полюсов души, не менее нужны для ее развития, чем чередование бодрствования и сна необходимы для физической жизни человека.
Нам нужны воды Леты, чтобы перейти от одного существования к другому. Спасительный покров скрывает от нас наше прошлое и будущее. Но забвение это неполное, и свет прoходит через покрывало. Врожденные идеи сами по себе уже доказывают предшествующее существование. Но есть нечто большее: мы рождаемся с сонмом неопределенных воспоминаний, таинственных стремлений, божественных предчувствий. У детей кротких и спокойных родителей бывают порывы диких страстей, которые наследственность не может объяснить и которые идут из прежней жизни. Бывают иногда в самых скромных существах необъяснимые чувства и высокая верность идее. Не исходит ли она из обетов небесной жизни? Ибо оккультная память, сохранившаяся в душе, сильнее всех земных понятий. Она побеждает или падает, смотря по тому, верна она этому воспоминанию или нет. Истинная вера и есть эта безмолвная верность души самой себе. Поэтому Пифагор, подобно всем теософам, смотрел на земную жизнь, как на время, данное для приобретения воли, а на небесную — как на духовный рост и осуществление начатого на земле.
Жизни сменяются, непохожие одна на другую, но внутренне связанные неумолимой логикой. Если каждая из них имеет свой собственный закон и свою собственную судьбу — весь последовательный ряд их управляется общим законом, который можно назвать отраженным действием жизней или законом кармы. По этому закону действия одной жизни отражаются роковым образом на следующей жизни. И человек родится не только с теми инстинктами и способностями, которые он развил в своем предшествующем воплощении, но самый характер его существования определяется, главным образом, тем употреблением, хорошим или дурным, которое он сделал из своей свободы в предшествующей жизни. Нет ни одного слова, ни одного действия, которые не отразились бы в вечности, говорит древнее изречение. По эзотерическому учению, это изречение применяется буквально от жизни к жизни. Для Пифагора кажущиеся несправедливости судьбы, уродливости, несчастья, удары рока, бедствия всякого рода находят свое объяснение в том, что каждое отдельное существование есть или награда, или наказание предшествующего. Преступления порождают искупительную жизнь; несовершенная жизнь вызывает жизнь, полную испытаний; праведная жизнь влечет за собой призвание; высшая жизнь — силу творчества. Нравственное соответствие, кажущееся несовершенным с точки зрения одной жизни, проявляется с полным совершенством и точной справедливостью в ряде жизней. Здесь может быть движение вперед к духовности и к разуму. По мере того, как душа поднимается по ступеням эволюции, она принимает все большее участие в выборе своих перевоплощений. На низшем уровне душа подчиняется; более развитая душа имеет право выбора в границах предлагаемых ей воплощений; душа, владеющая высшим призванием, избирает воплощение не для себя, а для общего блага. Чем более душа возвышается, тем яснее она сохраняет в своих воплощениях ясное, неопровержимое сознание духовной жизни, которая царствует за нашим земным горизонтом и посылает лучи своего света в наш мрак.
Предание утверждает, что посвященные первой ступени, божественные пророки человечества, помнят свои предшествующие земные жизни. Легенда говорит, что Сакиа Муни во время своих экстазов восстановил нить, связывающую его прошлые существования. И относительно Пифагора существует предание, что, благодаря особой милости богов, он помнил некоторые из своих прошлых жизней.
Выше было сказано, что на протяжении многих жизней душа может подвигаться или вперед, или назад, смотря по тому, преобладает ли ее низшая, или ее божественная природа. Отсюда вытекает важное последствие, которое сердце человека сознает всегда в своих глубинах. В каждой жизни необходимо выдержать борьбу, выбирать между добром и злом и принимать решения, результаты которых неисчислимы. Но на восходящем пути, занимающем целый ряд воплощений, должна быть такая жизнь, такой день и, может быть, такой час, когда душа, достигшая полного сознания добра и зла, может последним высшим напряжением подняться на такую высоту, откуда ей уже не придется более спускаться и где начинается существование в высших областях бытия. Точно так же и на нисходящем пути зла есть точка, с которой нечестивая душа может возвратиться назад. Но раз эта точка пройдена, ожесточение становится окончательным. С каждым существованием она будет все более спускаться в глубину мрака. Она потеряет свою человечность. Человек станет демоном, и его неуничтожаемая монада будет вынуждена возобновить трудную, бесконечно долгую эволюцию через ряд восходящих миров и бесчисленных существований. По эзотерическому учению это и есть настоящий ад, и не более ли он логичен — оставаясь столь же ужасным, — чем ад экзотерических религий.
Итак, душа может или подниматься или опускаться в последовательном ряде жизней. Что же касается земного человечества, его движение происходит по закону восходящей прогрессии, которая составляет часть божественного порядка. Эта истина, которую мы считаем новой, была известна в античных мистериях.
«Животные родственны человеку, а человек сродни богам», — говорил Пифагор. Он развил философски то, что скрывалось под символами Элевзиса: прогресс восходящих царств природы, стремление растительного мира к животному, животного мира к человеческому и последовательную смену в человечестве все более и более совершенных рас. Этот прогресс совершается правильными и все более увеличивающимися циклами, которые заключены один в другом. Каждый народ имеет свою молодость, зрелый возраст и старость. Это относится также и к расам: к красной, черной и белой расам, последовательно царствовавшим на земном шаре. Белая раса находится еще в расцвете молодости и в наши дни. Достигнув своей высшей точки, она выдвинет из своих недр усовершенствованную расу, посредством восстановленного посвящения и путем духовного подбора браков. Так чередуются расы, так прогрессирует человечество. Древние Посвященные шли гораздо далее в своих провидениях, чем современные мудрецы. Они допускали, что наступит момент, когда человечество перейдет на другую планету, чтобы начать там новый цикл эволюции. В серии циклов, составляющих планетарную цепь эволюции, человек разовьет начала интеллектуальные, духовные и потусторонние, которыми великие Посвященные овладели ранее остального человечества, и начала эти станут достоянием всех. Само собою, разумеется, что такое развитие будет длиться не только тысячи, но миллионы лет и произведет такие перемены в условиях человеческой жизни, какие мы себе и вообразить не можем. Чтобы охарактеризовать их, Платон говорил, что в те времена боги на самом деле будет жить в человеческих храмах.
Логично допустить, что в планетарной цепи, то есть в последовательных эволюциях нашего человечества на других планетах, человеческие воплощения будут все более и более эфирными, что и приблизит их мало–помалу к чисто духовному состоянию восьмой сферы, в которой нет более ни смерти, ни рождений и которую древние теософы определяли как состояние божественное. Так как не все обладают одинаковой активностью и многие отстают или падают на эволюционном пути, то естественно, что число опередивших все уменьшается при медленном восхождении всего человечества. Есть от чего закружиться нашему земному разуму, но небесный разум созерцает все восхождение в целом без страха, так же, как мы смотрим на единичную жизнь. И разве такое понимание духовной эволюции не согласуется с понятием единства Духа, этим началом всех начал, с однородностью Природы, этим законом всех законов, и с непрерывностью движения, этой силой всех сил? Рассматриваемая через призму духовной жизни, солнечная система представляет не только материальный механизм, но и живой организм, царство небесное, где души странствуют из мира в мир подобно самому дыханию Бога, оживляющему вселенную...
Какова же конечная цель человека и человечества по эзотерическому учению? После стольких жизней, смертей, рождений, затишья и мучительных побуждений настанет ли конец усилиям Психеи? Да, говорят Посвященные, когда душа окончательно победит материю, когда, развив все свои духовные способности, она найдет в себе самой начало и конец всего, тогда, не нуждаясь более в воплощении, она вступит в божественное состояние, слившись окончательно с божественным Разумом. Так как мы с трудом можем представить себе духовную жизнь души после каждого земного воплощения, как же вообразить себе ту совершенную жизнь, которая ожидает нас в конце всех ступеней духовного существования?
Это небо небес стоит в таком же отношении ко всем предшествующим блаженствам, в каком океан стоит к ручьям и рекам. Для Пифагора апофеоз человека являлся не погружением в состояние бессознательности, но творческой деятельностью в божественном состоянии. Душа, став чистым духом, не теряет своей индивидуальности, но заканчивает ее, соединяясь со своим первообразом в Боге. Она припоминает все свои предшествовавшие существования, которые ей видятся ступенями для достижения той вершины, откуда она охватывает и постигает Вселенную. В этом состоянии человек уже перестает быть человеком, говорит Пифагор, он становится полубогом. Ибо он отражает во всем своем существе неизреченный свет, которым Бог наполняет бесконечность. Для него равносильно знать и мочь, любить и творить, существовать и изучать истину и красоту.
Окончательный ли это предел? Духовная вечность имеет другие намерения, чем солнечное время, но она имеет также свои этапы, свои нормы и свои циклы, превосходящие всякое человеческое представление. Но закон прогрессивных аналогий в восходящих царствах позволяет нам утверждать, что дух, достигнув этого высшего состояния, не может уже возвратиться назад; что если видимые миры изменяются и исчезают, то невидимый мир, который служит их началом и их концом, — бессмертен.
Такими светлыми перспективами заканчивал Пифагор историю божественной Психеи. Последнее слово замерло на устах мудреца, но присутствие истины чувствовалось в неподвижном воздухе подземного храма. Каждому казалось, что окончились сновидения, и что настало пробуждение в беспредельном океане единой жизни. Мерцающие лампы таинственно освещали статую Персефоны, придавали жизнь ее символической истории, художественно передаваемой в священных фресках святилища. Иногда одна из жриц, приведенная в экстаз гармоническим голосом Пифагора, казалось, воплощала в своей позе и в своем преображенном лице невыразимую красоту видения.
Добавить комментарий